77. Июньские забастовки 1936 г. (Жан Фревиль)

Жан Фревиль (1898 - 1971). Тяжелый хлеб. Роман (1937). М., 1959, с. 159, 160, 163, 166, 168, 172, 175 - 176, 217, 231 - 232.

Ж. Фревиль - французский писатель и публицист, член ФКП с 1927 г. В 30 - е гг. был заместителем генерального секретаря Ассоциации революционных писателей и художников Франции. Первый его роман "Тяжелый хлеб" в 1938 г. был удостоен литературной премии "Ренессанс". В русском переводе опубликованы книги Ж. Фревиля "Морис Торез" (в 1961 г.), "Рождение Французской коммунистической партии. Съезд в Туре" (в 1951 г.), "Ленин в Париже" (в 1969 г.), роман "Без гроша" (в 1973 г.). В романе "Тяжелый хлеб" писатель повествует о героической борьбе французских рабочих в дни Народного фронта. В июне 1936 г. рабочие провели мощные забастовки, чтобы заставить буржуазию пойти на уступки. Классовые битвы июня 1936 г. и нашли отражение на страницах романа. В нем показана успешная забастовка рабочих завода металлических изделий, принадлежащего фирме Миньяра.

Необходимые пояснения. Жан Виоле, Мишель Живор и Андре Леклен - рабочие механического цеха, члены стачечного комитета. Адриен Дютрэ - мастер механического цеха, присоединившийся к забастовщикам.

Внизу, в штамповочном цехе, группами собирались делегаты... <...>

...Четыреста рабочих и работниц, собравшись вокруг штамповальных станков, обменивались мнениями. <...>

Голоса становились все громче... Все дружно требовали увеличения заработной платы, ежегодных оплачиваемых отпусков, постоянных делегатов, но никак не могли столковаться относительно тактики. Наметились два крайних течения: люди, настроенные более примирительно, выражали готовность вновь приступить к работе с тем, чтобы позднее вести переговоры с хозяином; люди решительные требовали радикальных мер. Большинство рабочих склонялось к продолжению забастовки и предлагало занять завод.

В своем кабинете Миньяр беседовал с мастерами. Забастовка только отчасти застала его врасплох. Уже несколько дней на заводе ускоренными темпами изготовлялись инструменты и образны изделий для двух других предприятий фирмы. Вот почему следовало маневрировать, не идти на открытое столкновение с рабочими, добиться, чтобы они закончили запущенные в производство серии. Затем он смог бы совершенно спокойно закрыть завод месяца на два, приструнить подстрекателей, заставить их прикусить язык и снова нанять рабочих поодиночке, когда они смирятся и станут послушными.

Не раскрывая своих планов перед мастерами, он потребовал немедленно возобновить работу, выразив удивление, что они без сопротивления подчинились воле нескольких вожаков. Он, добавил господин Миньяр, рассчитывает на их умение и энергию и надеется, что они исправят совершенную ошибку и восстановят положение. <...>

Один из мастеров (господин Адриен) предупредил делегата Жана Виоле о расставленной хозяином ловушке.

- Я могу внести некоторую ясность! - крикнул Виоле. - Через пять дней, когда все пуансоны и матрицы, над которыми мы работаем, будут закончены, отшлифованы и отправлены в Бельгию и Алжир, тамошние заводы нашей фирмы будут обеспечены заказами на несколько месяцев, а нас вышвырнут вон!

Слова Виоле поразили рабочих, как гром среди ясного неба, со всех сторон послышались восклицания:

- Верно... Никогда еще мы не работали специально для двух других заводов... Это - подвох...

Виоле показал жестом, что он не кончил.

- Наши требования ясны и отчетливы. На три пункта хозяин может ответить незамедлительно. Согласен ли он на общее повышение заработной платы в размере двадцати процентов?.. На двух недельный оплачиваемый отпуск?.. На право иметь делегатов от каждого цеха?.. В случае положительного ответа мы возобновляем работу, а затем обсудим остальные требования. Принимается?

Дружное "да" было ему ответом...

Рабочие других цехов, выслушав мастеров, решили было возобновить работу. Но, узнав от механиков о хитрых замыслах хозяина, они пришли в негодование.

- Ведь мы тоже начали работу над крупными сериями... Какими же мы были простаками, что сразу не поняли, в чем дело...

Прокатный, штамповочный и шлифовальный цехи, которые перед тем высказались против забастовки, теперь - несмотря на протесты мастеров, возражавших против нового обсуждения уже решенного вопроса, - проголосовали за стачку. <...>

Миньяру не удалось уговорить рабочих возобновить работу.

Вскоре распространилась новость:

- Хозяин только что уехал вместе с директором!

Ощущение скованности, смутного беспокойства, даже страха, которое каждый испытывал из-за присутствия Миньяра, мгновенно исчезло.

Точно стайка школьников, вырвавшихся из класса, рабочие и работницы рассыпались по заводу. Они почувствовали себя освобожденными от хозяйской власти, избавленными от неусыпного наблюдения, ощутили себя господами положения и распорядителями собственной судьбы... Подобно узникам, вышедшим наконец - из темницы, они бесцельно бродили по заводу и щурились от яркого света...

Невероятный шум и гам воцарился в цехах, а затем выплеснулся во двор. Мужчины и женщины со смехом гонялись друг за другом, Иные брались за руки и, откинувшись всем телом назад, вертелись как волчки. Стихийно возникшая, ликующая фарандола расходилась кольцами вокруг машин, образуя неожиданные зигзаги; танец сопровождался веселыми возгласами, смехом, криками, прыжками, притопыванием...

Фарандола, казалось, вовлекала в свои фигуры и уносила в своем кружении пассивную покорность, повседневное принуждение, нелепые предписания, она, казалось, уничтожала представление о человеке, чьи движения хронометрировались, подвергались непрерывному контролю, человеке, из которого, как из машины, выжимали максимальную производительность, но о котором не заботились и не ухаживали так, как заботятся и ухаживают за машиной...

Торжествующая свобода разом обрела свой первоначальный язык - язык танца, дружбы, песни... <С...>

Постепенно возбуждение стихало... Теперь, после первоначального бурного взрыва чувств, забастовщики испытывали горделивую радость, к которой примешивалось смутное беспокойство из-за взятой на себя ответственности.

- Хозяин навострил лыжи, - теперь мы сами себе хозяева.

Это давало права, но и налагало обязанности.

Люди смотрели друг на друга новыми глазами. До того как борьба сплавила воедино порывы и устремления, они не знали друг друга. Теперь каждый поддерживал соседа, учился ценить его. Если бы потребовалось превратить завод в крепость, все стали бы к бойницам...

Машины остановились. Как это произошло? Почему твой товарищ по цеху, сосед, с которым ты не решался поговорить по душам из страха, что он донесет на тебя, отважился на решительные действия? В силу какого заблуждения эта столь ясная мысль не пришла им в голову раньше? <...>

Немного поодаль люди беседовали о предстоящем увеличении заработной платы, так как никто не сомневался в победе.

- Надо, чтобы высокооплачиваемые рабочие, такие, как мы, - говорили механики и прокатчики, - удовлетворились прибавкой в десять процентов, а упаковщикам, подсобным рабочим и экспедиторам накинули бы тридцать. Надбавка в двадцать процентов при среднем заработке в четыре с половиной франка в час - недостаточна. Они заслуживают шести франков. <...>

Одни предлагали, чтобы отпуска предоставлялись по очереди, другие - чтобы завод останавливался и все отдыхали в одно время.

- Если две недели будет лить дождь, не будет недовольных!

В большинстве своем рабочие и работницы ни разу не отдыхали после окончания школы. Отпуска! На фоне полной лишений жизни они казались им незнакомым наслаждением, волшебным путешествием в страну благоденствия и грез... Самые завзятые скептики строили смелые планы. Даже такой трезвый человек, как Жан Виоле, и тот дал волю своим мечтам. Он вспомнил о виденном им в какой - то газете объявлении: речь шла о вполне современном комфортабельном пансионате с видом на море; стоимость - 18 франков в день.

- На пятерых, вместе с непредвиденными расходами, потребуется сто франков в день; вся поездка обойдется вместе с дорогой в две тысячи франков. Восемьсот франков я получу за отпуск, остается найти тысячу двести. Если учесть прибавку, то можно будет позволить себе такое удовольствие... Правда, до сентября придется немного подтянуть животы. Зато какой праздник будет для малышей, для жены и для матери, если мне удастся осуществить этот план! Нет, лучше поменьше на это рассчитывать...

Толковали о сорокачасовой рабочей неделе с сохранением существующей заработной платы.

- Двадцать процентов прибавки, сокращение рабочей недели на восемь часов, - это было бы прекрасно! - заметил Косой. - Когда - нибудь это осуществится. Но не может же хозяин действовать сам по себе... А кроме того, ведь и Париж не в один день строился...

- Ты только и думаешь о затруднениях хозяина! - воскликнул Жан Виоле. - При сорокачасовой неделе, с учетом двадцатипроцентной прибавки, те, кто зарабатывает сегодня семь франков в час, будут зарабатывать десять... Десять франков - это еще не жалованье посланника, а всего лишь жалованье полицейского... Не станешь же ты утверждать, что механик приносит меньше пользы обществу? <...>

Забастовка затягивалась.

В субботу, шестого июня, на третий день забастовки стачечный комитет изменил установленные им правила. Отныне рабочие старше пятидесяти лет и замужние женщины получали право возвращаться домой в обычное время. Все остальные разбились на две группы с тем, чтобы по очереди дежурить ночью в цехах.

- Мы никого не удерживаем! - объявил Андре Леклен. - Вы сами высказались за забастовку, в вашей воле - прекратить или продолжать ее. Мы не хотим прибегать ни к силе, ни к принуждению, мы - сторонники сознательной дисциплины. Начиная борьбу, трудящиеся написали на своих знаменах лозунги, требовавшие не только хлеба, но и свободы. Мы остаемся верными этим требованиям. Мы будем их защищать, предоставляя каждому максимум свободы. <...>

В ту ночь, в отеле Матиньон^*, представители Генеральной конфедерации французской промышленности, принявшие предложение о переговорах, встретились с делегатами Всеобщей Конфедерации Труда.

^*(Отель Матиньон - резиденция французского правительства.)

- Вы требуете от нас слишком многого. Это невозможно, - утверждали хозяева. - Кстати сказать, наши рабочие вовсе не так обездолены, как вы заявляете.

Бенуа Фрашон^* предъявил расчетные листы: многие семейные рабочие - текстильщики зарабатывали лишь восемьдесят сантимов в час!

^*(Фрашон, Бенуа (1893 - 1975) - один из руководителей Французской компартии. В 1936 г. - секретарь Всеобщей конфедерации труда. Позднее был генеральным секретарем, председателем и почетным председателем Всеобщей конфедерации труда Франции, вице - президентом Всемирной федерации профсоюзов. Член Политбюро ФКП.)

Ламбер - Рибо насмешливо спросил:

- Где вы видели такое увеличение заработной платы, какого вы от нас добиваетесь?

Ответ Бенуа Фрашона был сокрушительным, разящим:

- А где вы видели забастовки такого масштаба?

В час ночи представители предпринимателей уступили. Соглашение, достигнутое в отеле Матиньон, предусматривало увеличение заработной платы от семи до пятнадцати процентов; введение сорокачасовой рабочей недели или дополнительное повышение заработка на двадцать процентов; обязательный коллективный договор; двухнедельный оплачиваемый отпуск; выбор делегатов от рабочих и служащих...

На заводе эту новость чуть свет возвестил Мишель, размахивая номером "Юманите".

- Вставайте, друзья! Забастовке конец! Мы победили, все наши требования удовлетворены!