Глава шестая

Часов около десяти вечера к фараону явился Хирам, одетый в темное платье, какое носят мемфисские торговцы. - Что это ты так прячешься? - спросил неприятно задетый фараон. - Разве мой дворец - тюрьма или дом прокаженных?

- О владыка!.. - вздохнул старый финикиянин. - С тех пор как ты стал повелителем Египта, те, кто осмеливается говорить с тобой, не отдавая кому следует отчета, считаются преступниками...

- А кому это вы должны передавать мои слова?.. - спросил фараон.

Хирам поднял к небу глаза и руки.

- Тебе, государь, известны твои враги!.. - ответил он.

- Не стоит поминать о них, - сказал фараон. - Ты знаешь, зачем я тебя вызвал? Я хочу получить взаймы несколько тысяч талантов.

Хирам застонал и еле удержался на ногах. Фараон разрешил ему сесть в своем присутствии, что являлось высочайшей честью.

Усевшись поудобнее и передохнув, Хирам сказал:

- Зачем брать взаймы, когда можно иначе получить огромные богатства?

- Когда я завоюю Ниневию? - перебил фараон. - Но это еще не скоро, а деньги нужны мне сейчас.

- Я не говорю о войне, - ответил Хирам, - я говорю о таком деле, которое немедленно принесет казне большие суммы и постоянный годовой доход.

- Каким образом?

- Разреши нам и посодействуй прорыть канал, который соединил бы Средиземное море с Красным.

Фараон вскочил с кресла.

- Ты шутишь, старик! - вскричал он. - Кто может взяться за такое дело и кто захочет подвергать Египет опасности? Ведь море зальет нас...

- Какое море?.. Во всяком случае, не Красное и не Средиземное, - спокойно ответил Хирам. - Я знаю, что египетские жрецы, инженеры занимались этим вопросом и подсчитали, что это очень выгодное предприятие. Выгоднее трудно придумать... Но... они хотят все сделать сами, вернее - не хотят, чтобы за это взялся фараон.

- Где у тебя доказательства? - спросил Рамсес.

- У меня нет доказательств, но я пришлю жреца, который пояснит тебе все чертежами и расчетами.

- Кто этот жрец?

Хирам замялся и, помолчав сказал:

- Могу ли я рассчитывать, что это останется между нами? Он тебе, государь, окажет большие услуги, чем я сам. Ему известно много тайн и много... подлостей жрецов...

- Обещаю, - ответил фараон.

- Этот жрец - Самонту. Он служит в храме Сета под Мемфисом. Это великий мудрец, но ему нужны деньги, и он очень честолюбив... А так как жрецы не дают ему возвыситься, то он сказал мне, что если ваше святейшество пожелает, он... свергнет жреческую касту. Он знает много их секретов... О, много!..

Рамсес глубоко задумался. Он понял, что этот жрец - величайший изменник. Но в то же время он знал, какие ценные услуги Самонту может ему оказать.

- Хорошо, - сказал фараон, - я подумаю об этом Самонту. А теперь предположим на минуту, что можно построить такой канал. Какая же мне будет от этого польза?

Хирам стал отсчитывать на пальцах левой руки.

- Во-первых, - сказал он, - Финикия отдаст Египту пять тысяч талантов невыплаченной дани. Во-вторых, Финикия заплатит пять тысяч талантов за право производства работ. В-третьих, когда начнутся работы, мы будем платить Египту тысячу талантов в год налога и, кроме того, столько талантов, сколько десятков рабочих он нам предоставит. В-четвертых, за каждого египетского инженера мы дадим вашему святейшеству по таланту в год. В-пятых, когда работы будут закончены, ваше святейшество сдадите нам канал в аренду на сто лет, и мы будем платить за это по тысяче талантов в год. Разве это малая прибыль? - спросил Хирам.

- А сейчас... сегодня, - сказал фараон, - вы мне дадите эти пять тысяч дани?..

- Как только будет заключен договор, мы дадим десять тысяч и еще добавим тысячи три в счет налога за три года вперед.

Рамсес XIII задумался. Уже не первый раз финикияне предлагали египетским фараонам провести этот канал, но всегда наталкивались на упорное сопротивление жрецов. Египетские жрецы говорили фараону, что Египет может быть затоплен и Красным морем и Средиземным. Но вот Хирам утверждает, что ничего подобного не случится и что жрецы это знают.

- Вы обещаете, - сказал фараон после долгого раздумья, - платить по тысяче талантов в год в продолжение ста лет. Вы говорите, что этот канал, прорытый в песках, - дело, выгоднее которого трудно придумать... Мне это непонятно, и, признаюсь, Хирам, я подозреваю...

У финикиянина заблестели глаза.

- Государь, - сказал он, - я скажу тебе все. Но заклинаю тебя твоей короной, тенью твоего отца никому не открывать этой тайны. Это величайшая тайна халдейских и египетских жрецов и даже всей Финикии. От нее зависит будущее мира!

- Ну, ну, Хирам!.. - улыбнулся фараон.

- Тебе, государь, - продолжал финикиянин, - боги даровали мудрость, энергию и благородство, поэтому ты - наш. Ты - единственный из земных повелителей, которого можно посвятить в это, потому что только ты способен совершить великие дела. И ты достигнешь такого могущества, какого не достигал еще ни один человек...

Фараон почувствовал в душе приятную гордость, но не показал и виду.

- Ты меня не хвали, - остановил он Хирама, - за то, чего я еще не совершал, а скажи лучше, какие выгоды от этого канала получат Финикия и мое государство?

Хирам уселся в кресле поудобнее и стал говорить шепотом:

- Знай, повелитель, что на восток, на юг и на север от Ассирии и Вавилона нет ни пустыни, ни болот, населенных чудовищами, а лежат обширные страны и государства. Страны эти настолько велики, что пехоте вашего святейшества, славящейся своими переходами, пришлось бы два года идти по направлению к востоку, пока она достигла бы их границ.

Рамсес иронически поднял брови, как человек, позволяющий другому лгать, хоть и понимает, что это ложь. Хирам слегка пожал плечами и продолжал:

- На восток и на юг от Вавилона, у великого моря, проживает до ста миллионов человек; у них могущественные цари, у них жрецы мудрее, чем египетские, у них есть древние книги, опытные мастера... Эти народы умеют выделывать не только ткани, мебель и посуду так же искусно, как египтяне, но с незапамятных времен строят на земле и под землей храмы, более величественные и богатые, чем в Египте...

- Продолжай!.. Продолжай!.. - подбадривал его фараон. Но по лицу его было трудно понять, заинтересован ли он рассказом финикиянина или возмущен его враньем.

- В этих странах есть жемчуг, драгоценные каменья, золото, медь... Там произрастают удивительнейшие сорта хлебов, цветы и плоды... Там, наконец, есть леса, но которым можно в течение месяцев блуждать среди деревьев, более толстых, чем колонны ваших храмов, и более высоких, чем пальмы... Население же этих стран простодушно и кротко... и если б ты послал туда на кораблях два своих полка, ты мог бы завоевать земли обширнее, чем весь Египет, богаче, чем сокровищницы Лабиринта... Завтра, если разрешишь, я пришлю тебе образцы тамошних тканей, дерева и бронзовых изделий. Кроме того, пришлю две крупинки чудесных бальзамов, обладающих таким свойством, что, как только человек проглотит их, перед ним открываются врата вечности и он испытывает счастье, доступное лишь богам...

- Пришли мне образцы тканей и изделий, - заметил фараон, - а что касается бальзамов... пожалуй, не стоит!.. Успеем натешиться вечностью и богами после смерти...

- А дальше на восток от Ассирии, - продолжал Хирам, - лежат еще более обширные страны; там миллионов двести населения.

- Легко же ты обращаешься с миллионами! - улыбнулся фараон.

Хирам приложил руку к сердцу.

- Клянусь, - сказал он, - духами моих предков и своей честью, что говорю правду!

Фараон сделал движение, его поразила такая торжественная клятва.

- Продолжай!.. Продолжай!.. - сказал он.

- Страны эти, - начал снова финикиянин, - весьма удивительны. Их населяют народы с косыми глазами и желтым цветом кожи. У них есть царь, который называется сыном неба и управляет ими с помощью мудрецов, но это не жрецы, и они не пользуются такой властью, как в Египте. Обычаи этих народов схожи с египетскими. У них почитают умерших предков и проявляют заботу об их телах. Они пользуются письменами, напоминающими письмена ваших жрецов, но ходят в длинных одеждах из тканей, совсем у нас неизвестных, носят сандалии в виде скамеечек, а головы покрывают остроконечными коробками... Крыши их домов тоже остроконечны и по краям загнуты кверху. Эти необыкновенные народы выращивают злак, более плодоносный, чем египетская пшеница, и приготовляют из него напиток крепче вина. Есть у них также растение, листья которого придают человеку силу, жизнерадостность и даже помогают бороться со сном. Они умеют делать бумагу и раскрашивают ее разноцветными картинами, у них есть глина, которая после обжига просвечивает, как стекло, и звенит, как металл... Завтра, если ваше святейшество разрешит, я пришлю вам образцы изделий этого народа.

- Чудеса ты рассказываешь, Хирам!.. - отозвался фараон. - Но я не вижу связи между этими диковинами и каналом, который вы хотите прорыть...

- Я сейчас вкратце объясню. Когда будет канал, весь финикийский и египетский флот выйдет в Красное море, а из него дальше и через несколько месяцев доплывет до этих богатых стран, куда по суше почти невозможно добраться. А разве вы, ваше святейшество, - продолжал Хирам, у которого разгорелись глаза, - не видите перед собою всех сокровищ, которые можно добыть там: золота, драгоценных каменьев, злаков, дерева? Клянусь, государь, - продолжал он с воодушевлением, - что у тебя тогда будет больше золота, чем сейчас меди, дерево будет не дороже соломы, а невольник - дешевле коровы... Разреши только, государь, прорыть канал и предоставь нам за плату тысяч пятьдесят твоих солдат.

Рамсес тоже загорелся.

- Пятьдесят тысяч солдат, - повторил он. - А сколько вы мне дадите за это?..

- Я сказал уже: тысячу талантов в год за право производства работ и пять тысяч за рабочих, которых мы сами будем кормить и оплачивать.

- И замучаете их работой?..

- Да хранят нас боги! - воскликнул Хирам. - Что проку, когда рабочие гибнут? Солдаты вашего святейшества не будут работать на канале больше, чем сейчас на укреплениях или дорогах. А какая слава для тебя, государь! Какие доходы казне!.. Какая польза Египту!.. У самого бедного крестьянина будет деревянный дом, несколько голов скота и, пожалуй, даже раб... Ни один фараон не поднял государства до такой высоты и не свершил столь великого дела!.. Что такое мертвые и бесполезные пирамиды по сравнению с каналом, который облегчит перевоз товаров всего мира?

- А главное, - прибавил от себя фараон, - у меня будет пятьдесят тысяч солдат на восточной границе?..

- Разумеется!.. - воскликнул Хирам. - При наличии этой силы, содержание которой ничего не будет стоить вашему святейшеству, Ассирия не посмеет протянуть руку к Финикии.

План был настолько блестящим и обещал такие выгоды, что Рамсес XIII был опьянен. Но он и виду не подал.

- Хирам, - сказал он, - ты рисуешь заманчивые перспективы... Настолько заманчивые, что я побаиваюсь, не скрываются ли за ними какие-нибудь менее приятные последствия. Поэтому я должен и сам хорошо подумать, и посоветоваться с жрецами...

- Они никогда не согласятся подобру! - воскликнул финикиянин. - Хотя - пусть боги простят мне кощунство! - я уверен, что если б сейчас верховная власть в государстве перешла в руки жрецов, то через два-три месяца они предложили бы нам приступить к этому сооружению...

Рамсес посмотрел на него с холодным презрением.

- Предоставь заботу о жрецах мне, - сказал он, - и лучше докажи, что все, что ты говорил, - правда. Я был бы очень плохим царем, если бы не сумел устранить препятствий, стоящих между моей волей и интересами государства.

- Воистину ты великий властелин, государь, - прошептал Хирам, склоняясь до земли.

Была уже поздняя ночь. Финикиянин простился с фараоном и вместе с Тутмосом покинул дворец. А на следующий день прислал через Дагона ларец с образцами сокровищ из неведомых стран. Фараон нашел в нем статуэтки богов, индийские ткани и перстни, крупинки опиума, а во втором отделении горсточку риса, листочки чая, несколько фарфоровых чашечек, украшенных живописью, и несколько рисунков, исполненных красками и тушью на бумаге.

Фараон осмотрел все это с величайшим вниманием и должен был признать, что никогда не видал ничего подобного: ни риса, ни бумаги, ни изображений людей в остроконечных шляпах, с раскосыми глазами.

Он не сомневался больше в существовании какой-то новой страны, где все было иное, чем в Египте: горы, деревья, дома, мосты, корабли...

«И эта страна существует, должно быть, уже много веков, - думал он. - Наши жрецы знают про нее, знают про ее богатства, но молчат... Коварные предатели!.. Они желают ограничить власть фараонов, сделать их нищими, чтобы затем свергнуть с престола. О мои предки и наследники! - восклицал он мысленно. - Вас призываю в свидетели, что я этому положу конец. Я возвышу мудрость, но уничтожу лицемерие и дам Египту долгие годы спокойствия».

Так размышляя, фараон поднял глаза и увидал Дагона, ожидавшего распоряжений.

- Твой ларец очень любопытен, - обратился он к ростовщику. - Но... не этого я хотел от вас...

Финикиянин подошел на цыпочках и, опустившись на колени перед фараоном, прошептал:

- Когда ты соблаговолишь подписать договор с достойным Хирамом, Тир и Сидон повергнут к твоим стопам все свои богатства.

Рамсес сдвинул брови. Его возмутила наглость финикиян, осмелившихся ставить ему условия. Он ответил холодно:

- Я еще подумаю и тогда дам Хираму ответ. Можешь идти, Дагон.

После ухода финикиянина Рамсес снова задумался. В душе его росло недовольство.

«Эти торгаши, - размышлял он, - считают меня своим. Хм!.. Они пытаются прельстить меня мешком золота, чтобы заставить подписать договор!.. Такой наглости не допустил бы ни один фараон. Довольно! Люди, падающие ниц перед посланцами Ассара, не могут говорить мне: «Подпиши, тогда получишь...» Глупые финикийские крысы, которые, прокравшись в царский дворец, считают его своей норой!..»

Чем дольше размышлял он, чем подробнее вспоминал поведение Хирама и Дагона, тем сильнее становилось его возмущение.

«Как они смеют!.. Как они смеют ставить мне условия!»

- Эй... Тутмос!.. - позвал он. Фаворит тотчас же явился.

- Что прикажешь, государь?

- Пошли кого-нибудь из низших офицеров к Дагону сообщить, что он больше не будет моим банкиром. Он слишком глуп, чтобы занимать такое высокое положение!

- А кому же ты предоставишь эту честь?

- Пока не знаю. Надо будет найти кого-нибудь из числа египетских или греческих купцов... В крайнем случае - обратимся к жрецам.

Весть об этом облетела все царские дворцы, и не прошло и часа, как докатилась до Мемфиса. По всему городу говорили о том, что финикияне уже в немилости у фараона, а к вечеру чернь начала громить лавки ненавистных чужеземцев. Жрецы облегченно вздохнули. Херихор явился даже к святому Мефресу и сказал ему:

- Сердце мое предчувствовало, что господин наш отвернется от этих язычников, сосущих кровь из народа.

Я думаю, что надо выразить ему в какой-нибудь форме нашу благодарность.

- И, может быть, распахнуть перед ним двери наших сокровищниц? - язвительно спросил святой Мефрес. - Не торопитесь, достойнейший... Я раскусил уже этого юнца, и горе нам, если мы хоть раз позволим ему одержать над нами верх.

- А если он порвет с финикиянами?

- Он на этом только выиграет, потому что не заплатит им долга, - ответил Мефрес.

- По-моему, - начал после некоторого раздумья Херихор, - сейчас наступил момент, когда мы можем вернуть себе милость молодого фараона. Вспыльчивый в гневе, он умеет, однако, быть благодарным. Я это испытал на себе.

- Что ни слово, то заблуждение! - перебил его упрямый Мефрес. - Во-первых, этот царевич еще не фараон, так как не короновался в храме. Во-вторых, он никогда не будет настоящим фараоном, ибо относится с презрением к посвящению в сан верховного жреца. И, наконец, не нам нужна его милость, а ему милость богов, которых он оскорбляет на каждом шагу!..

Мефрес задыхался от гнева, но, переведя дух, продолжал:

- Он пробыл месяц в храме Хатор, где изучал высшую мудрость, и вдруг сразу же после этого стал якшаться с финикиянами. Мало того, он посещал храм Ашторет и взял оттуда жрицу, что противоречит законам всех религий... Потом во всеуслышание насмехался над моим благочестием... Он связался с такими же, как сам, смутьянами и с помощью финикиян выведывал государственные тайны... А едва сел на трон... вернее, на первую ступеньку трона, уже бесчестит жрецов, мутит крестьян и солдат и возобновляет тесную связь со своими друзьями-финикиянами... Ты забыл обо всем этом, достойнейший Херихор?.. А если помнишь, то разве не понимаешь, какую опасность представляет для нас этот молокосос?.. Ведь он стоит у кормила государственного корабля, плывущего среди водоворотов. Кто поручится, что безумец, который вчера позвал к себе финикиян, а сегодня поссорился с ними, не сделает завтра чего-нибудь такого, что будет грозить государству гибелью.

- Ну, что из этого следует? - спросил Херихор, пристально смотря в глаза верховному жрецу.

- А то, что у нас нет оснований выражать ему благодарность, так как это означало бы нашу слабость. Ему хочется во что бы то ни стало получить деньги, а мы не дадим!

- А... а дальше что?.. - снова спросил Херихор.

- А дальше пусть правит государством и увеличивает армию без денег, - ответил раздраженно Мефрес.

- А... если его голодная армия станет грабить храмы? - продолжал спрашивать Херихор.

- Ха-ха-ха!.. - расхохотался Мефрес.

Вдруг он принял серьезный вид и, отвесив низкий поклон, сказал насмешливым тоном:

- Это уж твое дело, достойнейший. Человек, столько лет управлявший государством, должен был подготовиться к подобной опасности.

- Предположим, - осторожно начал Херихор, - предположим, что я нашел бы средство против опасности, угрожающей государству. Но ты сам, святейший отец, будешь ли ты как старейший верховный жрец готов дать отпор тому, кто оскорбляет жреческую касту и святыни?

Мгновение они смотрели друг другу в глаза.

- Ты спрашиваешь меня, готов ли я? - повторил Мефрес. - Готов ли?.. Мне не надо готовиться к этому. Боги дали мне в руки небесный огонь, который уничтожит всякого святотатца.

- Тс-с... - прошептал Херихор. - Да будет так.

- С согласия или без согласия верховной коллегии жрецов, - добавил Мефрес. - Когда судно идет ко дну, не время объясняться с гребцами.

Оба расстались в мрачном настроении.

В тот же вечер фараон призвал их к себе.

Они явились в назначенный час порознь, низко поклонились фараону и стали по углам, не глядя друг на друга.

«Неужели поссорились? - подумал про себя Рамсес. - Ну что ж, это неплохо».

Немного спустя вошли святой Сэм и пророк Пентуэр.

Рамсес сел на возвышении и, указав четырем жрецам на низкие табуреты против себя, обратился к ним:

- Святые отцы!.. Я не приглашал вас до сих пор на совет, потому что все мои распоряжения касались исключительно военных вопросов.

- Это твое право, государь, - прервал его Херихор.

- Я сделал что мог за такое короткое время, чтобы укрепить государство. Я открыл две новые школы для офицеров и восстановил пять полков.

- Это твое право, государь, - проговорил Мефрес.

- Об остальных военных реформах я не говорю, ибо вас, святые отцы, эти дела не могут интересовать...

- Ты прав, государь, - подтвердили в один голос Мефрес и Херихор.

- Но на очереди другое дело, - заявил фараон, довольный сговорчивостью сановников, со стороны которых он ожидал возражений.- Приближается день похорон божественного моего отца, а у казны нет достаточных средств...

Мефрес встал с табурета.

- Осирис-Мери-Амон-Рамсес, - сказал он, - был справедливым царем. Он обеспечил своему народу долголетний мир и умножил славу богов. Разрешите, ваше святейшество, чтобы похороны этого благочестивого фараона были совершены за счет храмов.

Рамсес XIII был удивлен и тронут честью, оказанной его отцу. С минуту он помолчал, как бы не находя ответа, и наконец сказал:

- Я очень благодарен, достойнейшие отцы, за честь, оказываемую богоравному отцу моему. Даю вам свое согласие и еще раз благодарю...

Он остановился, склонил голову на руки и сидел так с минуту, как бы борясь в душе с самим собою. Вдруг он поднял голову, лицо его оживилось, глаза заблестели.

- Я тронут, - сказал он, - доказательством вашего расположения ко мне, святые отцы. Если вам так дорога память моего отца, то, я думаю, вы и мне не пожелаете зла...

- Неужели ты сомневаешься в этом? - спросил верховный жрец Сэм.

- Ты прав, - продолжал фараон, - я несправедливо подозревал вас в предубеждении против меня. Но я хочу исправить это и буду с вами откровенен.

- Да благословят тебя боги, государь, - сказал Херихор.

- Скажу прямо. Божественный отец мой ввиду преклонного возраста и болезни не мог посвящать столько сил и времени делам государства, сколько могу я. Я молод, здоров, свободен и потому хочу и буду править сам. Как полководец должен командовать армией по собственному разумению и руководясь своим планом, так и я буду управлять государством. Такова моя непреложная воля, и от этого я не отступлю. Но я понимаю, что, даже если б я обладал глубоким опытом, мне не обойтись без верных слуг и мудрых советников. Поэтому я буду иногда спрашивать вашего мнения по различным вопросам...

- Для того мы и существуем как верховная коллегия при особе государя, - заявил Херихор.

- Хорошо, - продолжал с прежним оживлением фараон, - я буду прибегать к вашим услугам, и даже не откладывая, сейчас, с настоящего момента...

- Приказывай, государь... - сказал Херихор.

- Я хочу улучшить жизнь египетского народа. Но так как в подобных делах слишком поспешные действия могут принести лишь вред, то для начала я предоставлю ему не много: после шести дней труда - седьмой день отдыха...

- Так было при восемнадцати династиях. Это закон столь же древний, как сам Египет, - заметил Пентуэр.

- Отдых в каждый седьмой день даст пятьдесят дней в год на каждого работника, то есть лишит его господина пятидесяти драхм. А на миллионе рабочих государство потеряет около десяти тысяч талантов в год, - сказал Мефрес. - Мы это уже подсчитывали в храмах, - прибавил он.

- Да, - подтвердил Пентуэр, - убытки будут, но только первый год, ибо, когда народ укрепит свои силы отдыхом, он в последующие годы отработает все с лихвой.

- Это ты верно говоришь, - ответил Мефрес, - но, во всяком случае, необходимо иметь эти десять тысяч талантов на первый год. А я думаю, что не хватит и двадцати тысяч...

- Ты прав, достойный Мефрес, - вмешался фараон, - при тех реформах, какие я хочу провести в своем государстве, двадцать и даже тридцать тысяч талантов будут не слишком большой суммой... А потому, - прибавил он тут же, - мне нужна будет ваша помощь, святые мужи...

- Мы готовы всякое твое желание поддержать молитвами и процессиями, - заявил Мефрес.

- Пожалуйста! Молитесь и поощряйте молиться народ. Но, кроме того, дайте государству тридцать тысяч талантов, - ответил фараон.

Верховные жрецы молчали.

Фараон подождал, а затем обратился к Херихору:

- Ты молчишь?..

- Ты сам сказал, повелитель, что у казны нет средств даже на похороны Осириса-Мери-Амон-Рамсеса. Откуда же взять тридцать тысяч талантов?..

- А сокровища Лабиринта?..

- Это достояние богов, которое можно тронуть лишь в минуту величайшей нужды государства, - ответил Мефрес.

Рамсес XIII вскипел.

- Если не крестьянам, - вскричал он, ударив рукой по поручню трона, - то мне нужна эта сумма!..

- Ты можешь, - ответил Мефрес, - за год получить больше чем тридцать тысяч талантов, а Египет - вдвое.

- Каким образом?

- Весьма простым. Прикажи, повелитель, изгнать из государства финикиян, - сказал Мефрес.

Казалось, что фараон вот-вот бросится на дерзкого жреца. Он побледнел, губы у него дрожали, глаза выкатились из орбит. Но он сдержал себя и произнес удивительно спокойным тоном:

- Ну, довольно. Если вы мне не можете дать лучших советов, то я обойдусь без них... Ведь мы дали финикиянам обязательство выплатить им полученные взаймы деньги!.. Об этом ты не подумал, Мефрес?

- Прости, государь, в ту минуту я думал о другом. Твои предки не на папирусах, а на бронзе и камнях запечатлели, что дары, принесенные ими богам и храму, принадлежат и будут вечно принадлежать богам и храму.

- И вам... - заметил насмешливо фараон.

- В такой же мере, как государство принадлежит тебе, повелитель, - дерзко ответил верховный жрец. - Мы охраняем эти сокровища и приумножаем, и расточать не имеем права...

Задыхаясь от гнева, фараон покинул собрание и ушел к себе в кабинет. Его положение представилось ему с беспощадной ясностью.

Он больше не сомневался в ненависти к нему жрецов. Это были все те же самые ослепленные гордыней сановники, которые в прошлом году не дали ему корпуса Менфи и сделали его наместником только потому, что приняли его уход из дворца за акт покорности, те же, что следили за каждым его движением, писали на него доносы и ему, наследнику престола, не сказали ни слова о договоре с Ассирией, те же, что обманывали его в храме Хатор, а у Содовых озер перебили пленников, которым он обещал помилование.

Фараон припомнил поклоны Херихора, взгляды Мефреса и тон того и другого. За внешней почтительностью поминутно проглядывало высокомерие и пренебрежение к нему. Ему нужны деньги, а они обещают ему молитвы. Мало того, они осмеливаются намекать ему, что он не единый повелитель Египта...

Молодой фараон невольно улыбнулся; он представил себе наемных пастухов, говорящих хозяину, что он не волен распоряжаться своим стадом. Но в действительности ему было не до смеха. В казне оставалась какая-нибудь тысяча талантов, которой могло хватить на семь, самое большее на десять дней. А что потом?.. Что скажут чиновники, прислуга, а главное - солдаты, которые не только не получат жалованья, но попросту будут голодать?..

Верховным жрецам, конечно, известно это положение дел и, если они не спешат помочь ему, - значит, хотят его погубить... и погубить в ближайшие дни, еще до похорон отца...

Рамсесу вспомнился случай из его детства.

Он был еще в жреческой школе, когда на празднике в честь богини Мут в числе выступавших был знаменитый во всем Египте комедиант. Он изображал неудачливого героя. Герой приказывал - его не слушались. На его гнев отвечали смехом. Когда же для того, чтоб наказать насмешников, он схватил топор, топорище сломалось у него в руке. Наконец на него выпустили льва. Беззащитный герой стал удирать, но оказалось, что за ним гонится не лев, а свинья в львиной шкуре. Ученики и учителя хохотали до слез над этими злоключениями, а маленький царевич сидел угрюмый; ему жаль было человека, который рвется к великим делам и гибнет, осыпаемый насмешками.

Эта сцена и чувства, которые он испытал тогда, ожили сейчас в его памяти.

«Таким же они хотят сделать меня», - говорил он себе.

Его охватило отчаяние. Он понял, что как только будет истрачен последний талант, придет к концу его власть, а с нею и жизнь.

Но тут его мысли приняли другое направление. Фараон остановился посреди комнаты.

«Что может меня ожидать?.. Только смерть... Я отправлюсь к моим славным предкам, к Рамсесу Великому... Но я им не могу сказать, что погиб не защищаясь... Иначе после бедствий земной жизни меня постигнет вечный позор...»

Как? Он, победитель ливийцев, будет вынужден отступить перед кучкой лицемеров, с которыми нечего было бы делать одному азиатскому полку?.. Значит, потому, что Мефрес и Херихор хотят повелевать Египтом и фараоном, его войска должны голодать, а миллион крестьян не получат благодатного отдыха?.. Разве не его предки построили эти храмы?.. Разве не они наполнили их военной добычей? Кто выигрывал сражения - жрецы или солдаты? Так кто же имеет право на сокровища? Жрецы или фараон и его армия.

Молодой фараон пожал плечами и велел позвать Тутмоса.

Несмотря на ночное время, царский любимец явился немедленно.

- Знаешь, - сказал фараон, - жрецы отказали мне в займе, а между тем казна пуста...

Тутмос выпрямился.

- Прикажешь отвести их в тюрьму?.. - спросил он.

- А ты бы решился это сделать?

- Нет в Египте офицера, который не исполнил бы приказа нашего повелителя и вождя.

- В таком случае, - медленно произнес фараон, - в таком случае... не надо никого отводить в тюрьму... У меня достаточно веры в себя и презрения к ним. Падаль, которую человек увидит на дороге, он не станет прятать в кованый сундук, а просто обойдет ее.

- Но гиену сажают в клетку, - возразил Тутмос.

- Пока еще рано, - ответил Рамсес. - Я вынужден быть снисходительным к этим людям, по крайней мере, до похорон моего отца, иначе они способны оскорбить его священную мумию и нарушить покой его души... А теперь вот что: ступай завтра к Хираму и скажи ему, чтобы он прислал мне того жреца, о котором мы с ним говорили.

- Будет исполнено. Но я должен довести до твоего, государь, сведения, что сегодня народ громил дома мемфисских финикиян.

- Вот как? Ну, это уж напрасно!

- И еще мне кажется, - продолжал Тутмос, - что с тех пор, как ты приказал Пентуэру изучить положение крестьян и рабочих, жрецы подстрекают номархов и знать... Они внушают им, государь, что ты хочешь разорить знать в пользу крестьян.

- И знать верит этому?

- Находятся и такие, что верят, но другие говорят прямо, что это интриги жрецов против тебя.

- А если бы я и в самом деле задумал улучшить жизнь крестьян?.. - спросил фараон.

- Ты сделаешь, государь, все, что найдешь нужным, - ответил Тутмос.

- Вот такой ответ я понимаю!.. - радостно воскликнул Рамсес XIII. - Будь спокоен и скажи знати, что она не только ничего не потеряет, исполняя мои распоряжения, а напротив, положение ее улучшится и значение возрастет. Богатства Египта должны быть наконец вырваны из рук недостойных и отданы верным слугам.

Фараон простился со своим любимцем и, довольный, ушел отдыхать. Его минутное отчаяние казалось ему сейчас смешным.

На следующий день около полудня его святейшеству доложили, что явилась депутация финикийских купцов.

- Они собираются, вероятно, жаловаться на разгром их домов? - спросил фараон.

- Нет, - ответил адъютант, - они хотят преподнести тебе дары.

Действительно, человек двенадцать финикиян, во главе с Рабсуном, явились с подарками. Когда фараон вышел к ним, они пали ниц, после чего Рабсун заявил, что, по старинному обычаю, они осмеливаются повергнуть свои скромные дары к стопам повелителя, дарующего им жизнь, а их имуществу безопасность.

Собрание

И стали выкладывать на столы золотые чаши, цепи и кубки, наполненные драгоценными каменьями. Рабсун же положил на ступени трона поднос с папирусом, в котором финикияне письменно обязывались дать для армии всякого снаряжения на две тысячи талантов.

Это был крупный подарок, в общей сложности составлявший около трех тысяч талантов.

Фараон милостиво поблагодарил преданных купцов и пообещал им свое покровительство. Они ушли от него осчастливленные.

Рамсес XIII облегченно вздохнул. Банкротство казны, а с ним и необходимость прибегнуть к насильственным средствам против жрецов отодвинулись на десять дней. Вечером опять под охраной Тутмоса в кабинет его святейшества явился Хирам. На этот раз он не жаловался на усталость, а пал ниц и начал плаксивым голосом проклинать дурака Дагона.

- Я узнал, что этот паршивец, - начал он, - осмелился напомнить вашему святейшеству о нашем договоре относительно канала до Красного моря... Чтоб он пропал... чтоб его изъела проказа... Пусть его дети пасут свиней, а внуки родятся евреями. Изволь только, повелитель, приказать, и, сколько ни есть богатств в Финикии, она все повергнет к твоим стопам, не требуя никаких договоров и расписок. Разве мы ассирийцы или... жрецы, - добавил он шепотом, - и нам недостаточно одного слова столь могущественного владыки?

- А если бы я, Хирам, действительно потребовал большой суммы? - спросил фараон.

- Какой?

- Например, тридцать тысяч талантов?

- Сейчас? Сразу?

- Нет - в продолжение года.

- Ты получишь ее, - ответил Хирам, не задумываясь. Фараон был поражен его щедростью.

- Но я должен вам дать что-нибудь в залог...

- Только для формы, - ответил финикиянин. - Ваше святейшество даст нам в залог рудники, чтобы не вызвать подозрений у жрецов. Если б не это, Финикия предалась бы вам вся без залогов и расписок.

- А канал?.. Я должен сейчас же подписать договор? - спросил фараон.

- Вовсе нет. Ты заключишь с нами договор, когда пожелаешь.

Рамсес был вне себя от радости. Только теперь он ощутил прелесть царской власти - и то благодаря финикиянам.

- Хирам, - сказал он, уже не владея собой от волнения, - сегодня же я даю вам, финикиянам, разрешение строить канал, который соединит Средиземное море с Красным...

Старик припал к ногам фараона.

- Ты - величайший царь, какого когда-либо знал мир! - воскликнул он.

- Пока ты не должен говорить об этом никому, ибо враги моей славы не дремлют. А чтобы подтвердить это, я даю тебе вот этот мой царский перстень... - Он снял с пальца перстень, украшенный магическим камнем, на котором было выгравировано имя Гора, и надел его на палец финикиянина.

- Богатство всей Финикии к твоим услугам! - повторил глубоко взволнованный Хирам. - Ты совершишь подвиг, который будет славить имя твое, доколе не погаснет солнце.

Фараон обнял его седую голову и велел ему сесть.

- Итак, значит, мы - союзники, - проговорил после минутного молчания фараон, - и я надеюсь, что этот союз принесет благоденствие Египту и Финикии...

- Всему миру! - воскликнул Хирам.

- Скажи мне, однако, князь, откуда у тебя столько веры в меня?

- Я знаю твой благородный характер... Если бы ты, повелитель, не был фараоном, ты через несколько лет стал бы богатейшим финикийским купцом и главой нашего Совета...

- Допустим, - ответил Рамсес, - но ведь для того, чтобы сдержать данное вам обещание, я должен сперва раздавить жрецов. Это - борьба, а исход борьбы неизвестен.

Хирам улыбнулся.

- Государь, - сказал он, - если мы будем так низки, что покинем тебя, когда казна пуста, а враг поднял голову, ты проиграешь борьбу! Человек без средств легко теряет мужество, а от нищего царя отворачивается и его армия, и подданные, и вельможи... Поскольку же у тебя, государь, есть наше золото и наши агенты, да твоя армия с военачальниками, то со жрецами будет у тебя так же мало хлопот, как у слона со скорпионом. Ты ступишь на них ногой, и они будут раздавлены... Впрочем, это не мое дело. В саду ожидает верховный жрец Самонту, которому вы, ваше святейшество, велели прийти. Я удаляюсь. Теперь его час... Но достать тридцать тысяч талантов я постараюсь, пусть только ваше святейшество прикажет...

Хирам снова пал ниц и ушел, обещая прислать Самонту.

Вскоре верховный жрец явился. Как полагалось служителю Сета, он не брил бороды и густых всклокоченных волос. Лицо у него было строгое, а в глазах светился глубокий ум. Он поклонился без излишнего смирения и спокойно выдержал пронизывающий взгляд фараона.

- Садись, - сказал владыка. Жрец сел на пол.

- Ты мне нравишься, - сказал Рамсес. - У тебя осанка и лицо гиксоса, а они - самые храбрые солдаты в моей армии.

И вдруг спросил:

- Это ты рассказал Хираму о договоре наших жрецов с ассирийцами?..

- Я,- ответил Самонту, не опуская глаз.

- Ты тоже участвовал в этой подлости?

- Нет, я подслушал этот договор... В храмах, как и во дворцах вашего святейшества, стены пронизаны каналами, через которые даже с вершин пилонов можно слышать, что говорится в подземельях.

- А из подземелий можно говорить с людьми, живущими в верхних покоях... - заметил фараон.

- Выдавая это за голос богов, - прибавил с серьезным видом жрец.

Фараон улыбнулся. Значит, предположение, что это не дух отца говорил с ним и с матерью, было правильно.

- Почему ты доверил финикиянам столь важную государственную тайну? - спросил Рамсес.

- Потому что я хотел предотвратить позорный договор, который повредит и нам, и финикиянам.

- Ты мог предупредить кого-нибудь из знатных египтян.

- Кого? - спросил жрец. - Тех, кто бессилен против Херихора, или тех, кто донес бы ему на меня, обрекая на мученическую смерть? Я сказал Хираму, потому что он знается с нашими вельможами, с которыми я никогда не встречаюсь.

- А почему Херихор и Мефрес заключили подобный договор? - допытывался фараон.

- Это, по моему мнению, люди недалекие. Их напугал Бероэс, великий халдейский жрец. Он сказал им, что над Египтом десять лет будет тяготеть злой рок и что если мы в течение этого времени начнем войну с Ассирией, то будем разбиты...

- И они поверили этому?

- Очевидно, Бероэс показывал им чудеса. Далее поднимался в воздух... Это, конечно, дело удивительное, но я никак не пойму, отчего мы должны терять Финикию, если Бероэс умеет подниматься над землей.

- Значит, и ты не веришь в чудеса?..

- Кое-чему верю, - ответил Самонту. - Бероэс, кажется, действительно совершает необыкновенные вещи. А наши жрецы только обманывают и народ и повелителя.

- Ты ненавидишь жреческую касту? Самонту развел руками.

- Они меня тоже не терпят и, что еще хуже, глумятся надо мной будто бы потому, что я служу Сету. А между тем, что это за боги, которым приходится поворачивать голову и руки при помощи веревочек. Или что это за жрецы, которые, притворяясь благочестивыми и воздержанными, имеют по десять женщин, тратят десять, а то и двадцать талантов в год, крадут жертвоприношения, возлагаемые на алтари, и ненамного умнее учеников высшей школы?

- Но вот ты же получаешь приношения от финикиян?

- А от кого мне получать?.. Одни только финикияне по-настоящему чтят Сета, боясь, чтобы он не потопил их кораблей. А у нас его чтят только бедняки, и если бы я довольствовался их жертвоприношениями, то умер бы с голоду вместе с моими детьми.

Фараон подумал, что этот жрец все же неплохой человек, хотя и выдает тайны храмов. К тому же он, по-видимому, умен и говорит то, что есть.

- Ты слыхал что-нибудь, - спросил опять государь, - про канал, который должен соединить Средиземное море с Красным?

- Это дело мне известно. Еще несколько сот лет тому назад наши инженеры разработали этот проект.

- А почему его до сих пор не выполнили?

- Жрецы боятся, чтобы в Египет не нахлынули иноземцы, которые могут подорвать нашу веру, а вместе с нею и их доходы.

- А правда то, что говорил Хирам про племена, живущие на далеком востоке?

- Все это совершенно верно. Мы знаем о них давно, и не проходит десятка лет, чтобы мы не получали из тех стран какого-нибудь драгоценного камня, рисунка или искусного изделия.

Фараон опять задумался и вдруг спросил:

- Ты будешь верно служить мне, если я сделаю тебя моим советником?

- Я буду служить тебе не на жизнь, а на смерть... Но... если я стану советником фараона, возмутятся жрецы, которые меня ненавидят.

- А не думаешь ли ты, что их можно сломить?

- И даже очень легко! - ответил Самонту.

- Какой же у тебя план на случай, если б я решил от них избавиться?

- Надо было бы завладеть сокровищницей Лабиринта, - объявил жрец.

- А мог бы ты добраться до нее?

- У меня есть уже кое-какие указания. Остальное я найду, потому что знаю, где искать.

- Ну, а потом что? - спросил фараон.

- Надо возбудить дело против Херихора и Мефреса по обвинению в государственной измене, в тайных сношениях с Ассирией...

- А где доказательства?..

- Мы их найдем при помощи финикиян, - ответил жрец.

- А не грозит ли это какой-нибудь опасностью для Египта?

- Никакой. Четыреста лет назад фараон Аменхотеп Четвертый свергнул власть жрецов, установив веру в единого бога Ра-Гормахиса¹. При этом, разумеется, он захватил сокровища у храмов других богов. И вот уже тогда ни народ, ни армия, ни знать не заступились за жрецов... Что же говорить о нашем времени, когда былая вера давно пала!

¹ ( Ра-Гормахис (древнеегип. Ра-Горахути). Ра - бог солнца, почитавшийся первоначально в Гелиополе (Оне), а затем во всей стране. Гор, считавшийся вначале божеством неба в Бехдете (Дельта), впоследствии также стал богом солнца; ему поклонялись как Гору "Обоих горизонтов" (ахути). Слияние культов этих солнечных богов произошло в эпоху Нового Царства (XVI в. до н. э.). Аменхотеп IV (Эхнатон), пытавшийся подорвать влияние жречества и для этого реформировать древнюю религию и ввести культ единого бога Атона, правил ок. 1424 -1400 гг. до н. э. Таким образом, дата, указанная в романе, ошибочна.)

- А кто же помогал Аменхотепу?

- Простой жрец Эйе.

- Тот самый, который после смерти Аменхотепа занял его трон, - сказал Рамсес, пристально глядя в глаза жрецу.

Но Самонту ответил спокойно:

- Этот случай доказывает, что Аменхотеп был никуда не годным правителем, который больше заботился о славе Ра, чем о государстве.

- Ты, право, настоящий мудрец! - вскричал Рамсес.

- Рад служить тебе, государь!

- Я назначаю тебя своим советником, - сказал фараон, - но ты не должен посещать меня тайком, а поселишься у меня во дворце.

- Прости, государь, но пока члены верховной коллегии не сядут в тюрьму за переговоры с врагами государства, мое присутствие во дворце принесет больше вреда, чем пользы. Я буду служить и давать советы вашему святейшеству, но тайно.

- И найдешь дорогу к сокровищнице Лабиринта?

- Я надеюсь, что, пока ты вернешься, государь, из Фив, мне удастся это сделать. Когда же мы перенесем сокровища во дворец и когда суд осудит Херихора и Мефреса, которых ваше святейшество может затем помиловать, тогда я, с разрешения фараона, выступлю явно и не буду больше служить Сету, что только отпугивает от меня людей.

- И ты думаешь, что все обойдется благополучно?

- Ручаюсь жизнью, - ответил жрец. - Народ любит тебя, и его нетрудно поднять против сановных предателей... Солдаты послушны тебе, как ни одному из фараонов со времен Рамсеса Великого... Кто же может устоять против этих сил?.. А ко всему этому к услугам твоим будут финикияне и деньги - величайшая сила в мире.

Когда Самонту собрался уходить, фараон разрешил ему припасть к своим ногам и подарил тяжелую золотую цепь и запястье, украшенное сапфирами.

Не всякий вельможа удостаивался подобной милости за долгие годы службы.

Посещение Самонту и его обещания преисполнили сердце фараона новыми надеждами.

«Если бы только удалось добыть сокровища Лабиринта!..»

Ничтожной части их хватило бы на то, чтобы освободить знать от долгов финикиянам, улучшить жизнь крестьян и выкупить заложенные поместья фараона.

А какими сооружениями обогатилось бы государство!.. Да, богатства Лабиринта могли бы устранить все заботы. Ибо какой прок от того, что финикияне собирались предоставить Рамсесу большой заем? Заем надо будет когда-нибудь погасить с процентами или рано или поздно отдать в залог остальные царские поместья. Это могло только отсрочить разорение, но не предупредить его.