Глава семнадцатая

Как раз в это же время жрец, дежуривший на пилоне храма Птаха в Мемфисе, сообщил заседавшим в зале верховным жрецам и номархам, что дворец фараона подает какие-то сигналы. - Кажется, государь собирается просить у нас мира, - сказал, усмехаясь, один из номархов.

- Сомневаюсь, - ответил Мефрес. Херихор взошел на пилон.

Это ему сигнализировали из дворца. Вскоре он вернулся и обратился к собравшимся:

- Наш молодой жрец справился очень хорошо... Сюда едет Тутмос, с несколькими десятками добровольцев, чтобы арестовать нас или убить.

- А ты еще позволяешь себе заступаться за Рамеса! - крикнул Мефрес.

- Заступаться я должен и буду, потому что дал в этом торжественную клятву царице... Если бы не досточтимая дочь святого Аменхотепа, наше положение не было бы таким, как оно есть.

- Ну, а я не давал клятвы! - отозвался Мефрес и покинул залу.

- Что это он задумал? - спросил один из номархов.

- Старик окончательно впал в детство, - ответил Херихор, пожимая плечами.

Около шести часов вечера гвардейский отряд, не задерживаемый никем, подъехал к храму Птаха, и начальник его постучался в ворота, которые ему тотчас же открыли. Это был Тутмос со своими добровольцами.

Когда главнокомандующий вошел во двор храма, он удивился, видя, что навстречу ему шествует Херихор в митре Аменхотепа, окруженный одними жрецами.

- Что тебе надо, сын мой? - спросил верховный жрец главнокомандующего, несколько смущенного такой обстановкой. Но Тутмос быстро овладел собой и ответил:

- Херихор! Верховный жрец Амона Фиванского! На основании писем, которые ты писал Саргону, ассирийскому наместнику,- эти письма сейчас со мной, - ты обвиняешься в государственной измене и должен дать ответ перед фараоном.

- Если молодой царь, - спокойно ответил Херихор, - хочет уяснить себе цели, которыми руководился в своей политике вечно живущий Рамсес Двенадцатый, пусть явится в нашу верховную коллегию; он получит там объяснения.

- Предлагаю тебе немедленно следовать за мною, если ты не хочешь, чтобы тебя заставили! - крикнул Тутмос.

- Сын мой, молю богов, чтобы они охранили тебя от совершения насилия и от наказания, какого ты заслуживаешь.

- Ты идешь? - спросил Тутмос.

- Я жду Рамсеса сюда, - ответил Херихор.

- Тогда оставайся и жди, обманщик! - воскликнул Тутмос. И с этими словами извлек меч и бросился на Херихора. В ту же минуту стоявший за ним Эннана поднял секиру и изо всех сил ударил Тутмоса между шеей и правой ключицей так, что кровь брызнула во все стороны. Любимец фараона пал на землю, рассеченный почти надвое.

Солдаты

Несколько солдат со склоненными копьями бросились на Эннану, но после короткой борьбы со своими однополчанами пали. Из добровольцев три четверти были подкуплены жрецами.

- Да живет вечно святейший Херихор - наш повелитель! - воскликнул Эннана, размахивая окровавленной секирой.

- Да живет он вечно! - повторили солдаты и жрецы, и все пали ниц.

Достойнейший Херихор воздел руки и благословил их. Покинув двор храма, Мефрес спустился в подземелье, где содержался Ликон. Верховный жрец сразу же у входа вынул хрустальный шарик, при виде которого грек впал в ярость.

- Чтоб вас земля поглотила! Чтоб ваши трупы не знали покоя! - бормотал Ликон. Наконец он стих и заснул.

- Возьми это оружие, - сказал Мефрес, подавая греку кинжал с узким лезвием,- возьми этот кинжал и иди в дворцовый сад... Стань в чаще смоковниц и поджидай того, кто отнял у тебя и соблазнил Каму...

Ликон в бессильной злобе заскрежетал зубами.

- А когда увидишь его - проснись, - закончил Мефрес.

Он быстро накинул на грека офицерский плащ с капюшоном, шепнул ему на ухо пароль и вывел его из подземелья через потайную калитку храма на безлюдную улицу.

Затем Мефрес с быстротою юноши взобрался на верхушку пилона и, взяв в руки несколько разноцветных флажков, стал подавать сигналы в направлении дворца фараона. Его, очевидно, заметили и поняли, ибо на пергаментном лице верховного жреца появилась мерзкая улыбка. Мефрес сложил флажки, покинул террасу пилона и медленно стал спускаться вниз. Когда он был уже на втором этаже, его внезапно окружило несколько человек в коричневых плащах, которыми они прикрывали кафтаны в черную и белую полосу.

- Вот он, достойнейший Мефрес, - сказал один из них; все трое опустились на колени перед верховным жрецом, который машинально поднял руку для благословения, но вдруг опомнился и спросил:

- Кто вы такие?

- Хранители Лабиринта.

- Отчего же вы преградили мне дорогу? - сказал он, и у него задрожали руки и тонкие губы.

- Нам незачем тебе напоминать, святой муж, - сказал один из хранителей, не вставая с колен, - что несколько дней назад ты был в Лабиринте и знаешь путь туда так же хорошо, как мы, хотя ты и не посвящен... Но ты слишком мудр, чтобы не знать наших прав в подобных случаях.

- Что это значит? - вскричал, повышая голос, Мефрес. - Вы разбойники, подосланные Херихо...

Он не докончил. Один схватил его за руку, другой накинул ему платок на голову, а третий брызнул в лицо прозрачной жидкостью.

Мефрес зашатался и упал. Его обрызгали еще раз, и, когда он испустил дух, сторожа Лабиринта отнесли его в нишу, уложили там, воткнули в мертвую руку какой-то папирус и скрылись в коридорах пилона.

Трое так же одетых людей гнались за Ликоном почти с той же самой минуты, как, выпущенный Мефресом из храма, он очутился на безлюдной улице. Люди эти скрывались недалеко от калитки, из которой вышел грек, и сперва пропустили его вперед. Но вскоре один из них заметил в его руке что-то подозрительное, и все пошли за ним.

Странное дело: усыпленный Ликон как будто чувствовал погоню; он свернул вдруг на оживленную улицу, потом на площадь, где ходило взад и вперед множество людей, а потом переулками, где жили рыбаки, побежал к Нилу. Тут в каком-то затоне он нашел небольшую лодку, прыгнул в нее и с небывалой быстротой стал переправляться на другой берег. Он был уже в нескольких сотнях шагов от берега, когда следом за ним отчалила лодка с одним лодочником и тремя пассажирами. Не успели они выплыть на середину реки, как показалась еще лодка с двумя лодочниками и тоже тремя пассажирами. Обе лодки упорно гнались за Ликоном.

В лодке с одним гребцом сидели хранители Лабиринта и пристально всматривались в своих соперников, насколько позволяли сумерки, быстро надвигавшиеся после заката солнца.

- Кто такие те трое? - перешептывались между собой хранители Лабиринта. - Они уже третий день бродят вокруг храма, а сейчас гонятся за Ликоном... Не хотят ли они защитить его от нас?

Маленькая лодка Ликона причалила к другому берегу. Усыпленный грек выпрыгнул из нее и быстро направился к дворцовым садам. Иногда он пошатывался, останавливался и хватался за голову, но затем шел дальше, как бы увлекаемый какой-то неведомой силой. Хранители Лабиринта тоже высадились на другом берегу, но их уже успели предупредить соперники. Началось единственное в своем роде состязание. Ликон бежал по направлению к царскому дворцу с быстротой скорохода, за ним трое неизвестных, а позади трое хранителей Лабиринта. В нескольких сотнях шагов от сада обе группы преследователей поравнялись. Была уже ночь, но светлая.

- Кто вы такие? - спросил неизвестных один из хранителей Лабиринта.

- Я начальник полиции Бубаста. Я преследую с двумя моими сотниками важного преступника.

- А мы - хранители Лабиринта, мы тоже преследуем этого человека.

Обе группы присматривались одна к другой, держа руки на рукоятках мечей или ножей.

- Что вы хотите с ним сделать? - спросил, наконец, начальник полиции.

- У нас есть приговор ему...

- А труп вы бросите?

- Вместе со всем, что на нем, - ответил старший из хранителей.

Полицейские пошептались между собой.

- Если вы говорите правду, - заявил, наконец, начальник полиции, - то мы не будем вам мешать. Напротив, предоставим его на время вам, если он попадет в наши руки.

- Клянетесь?

- Клянемся.

- Тогда мы можем пойти вместе.

Обе группы соединились, но грек уже скрылся из виду.

- Проклятый! - вскричал начальник полиции. - Он опять скрылся.

- Никуда он не уйдет! - ответил один из хранителей Лабиринта. - И, наверное, той же дорогой вернется назад.

- А что ему нужно в царском саду? - спросил начальник.

- Верховные жрецы посылают его куда-то по своим делам. Но он вернется обратно, - ответил хранитель.

Все решили ждать и действовать сообща.

- Третью ночь мучаемся, - пробормотал один из полицейских, зевая. Они закутались в бурнусы и легли на траву.

Тотчас же после отъезда Тутмоса царица молча встала и направилась к выходу. Когда же Рамсес хотел ее успокоить, она резко перебила его:

- Прощай, фараон... Молю богов, чтобы они позволили мне завтра приветствовать тебя еще как фараона.

- Ты в этом сомневаешься, мать?

- Как не сомневаться, когда человек слушается советов безумцев и предателей.

Они разошлись, негодуя друг на друга.

Вскоре к его святейшеству вернулось хорошее настроение, и он продолжал весело разговаривать с вельможами. Но уже в шесть часов его стало терзать беспокойство.

- С минуты на минуту должен прибыть гонец от Тутмоса, - сказал он своим приближенным. - Я уверен, что дело так или иначе уже разрешилось.

- Трудно сказать, - ответил главный казначей. - Они могли не найти лодок у переправы... Могли наткнуться на сопротивление в храме...

- А где молодой жрец? - спросил вдруг Хирам.

- Жрец? Посланец умершего Самонту? - повторили растерянно вельможи. - В самом деле - куда он девался?

Послали солдат обыскать сад. Они обегали все дорожки, но жреца нигде не оказалось.

Это привело членов совета в дурное настроение. Все сидели молча, погруженные в тревожные думы.

На закате в комнату вошел один из слуг фараона и шепнул ему, что госпожа Хеброн тяжело заболела и умоляет, чтобы его святейшество соблаговолил заглянуть к ней.

Придворные, зная отношения, связывавшие фараона с красавицей Хеброн, переглянулись, но когда Рамсес сказал, что идет в сад, никто его не стал удерживать. В саду благодаря густо расставленной страже было так же безопасно, как и во дворце, и никто не считал удобным хотя бы издали наблюдать за фараоном, зная, что Рамсес этого не любит.

Когда фараон исчез в коридоре, верховный писец обратился к казначею:

- Время тянется, как колесница в пустыне. Может быть, у Хеброн есть известия о Тутмосе?

- Говоря по правде, - ответил казначей, - его вылазка с несколькими десятками солдат против храма Птаха кажется мне сейчас совершенным безумием.

- А разве благоразумнее поступил фараон у Содовых озер, когда всю ночь гнался за Техенной? - вмешался Хирам. - Все решает смелость.

- Где же молодой жрец? - спросил казначей.

- Он пришел, не спросясь, и ушел, никому не сказавшись... Все ведут себя здесь, как заговорщики.

Казначей сокрушенно покачал головой.

Рамсес быстро добежал до павильона Тутмоса. Когда он вошел в дом, Хеброн со слезами бросилась ему на шею.

- Я умираю от страха! - воскликнула она.

- Ты боишься за Тутмоса?

- Какое мне дело до него! - ответила Хеброн с презрительной гримасой. - Ты один интересуешь меня, о тебе я думаю... за тебя боюсь.

- Да будет благословен твой страх; он хоть на минуту рассеял мою скуку! - сказал, смеясь, фараон. - Боги! Какой тяжелый день... Если б ты была на нашем совещании!.. Если б видела физиономии наших советников! И вдобавок ко всему досточтимейшая моя матушка вздумала почтить наше собрание своим присутствием. Я никогда не представлял себе, что высокое звание фараона может мне так надоесть!

- Не говори об этом так громко, - остановила его Хеброн. - Что ты будешь делать, если Тутмосу не удастся овладеть храмом?

- Лишу его командования, спрячу корону в сундук и надену офицерский шлем. Я уверен, что, если я сам выступлю во главе моей армии, бунт сразу будет подавлен.

- Который? - спросила Хеброн.

- Ах да! Я забыл, что у нас два бунта: народ против жрецов, жрецы против меня...

Он сжал Хеброн в объятиях и, усадив ее на диван, стал шептать ей:

- Какая ты сегодня красивая!.. Всякий раз, когда я вижу тебя, ты кажешься мне иной и все прекраснее!

- Оставь меня! Иногда я боюсь, что ты меня укусишь.

- Укусить, нет... но мог бы зацеловать тебя до смерти... Ты даже не знаешь, как ты прекрасна...

- По сравнению с министрами и военачальниками... Ну, пусти...

- Я хотел бы быть гранатовым деревом! Хотел бы иметь столько рук, сколько у него ветвей, чтобы обнять тебя! Столько ладоней, сколько у него листьев, и столько уст, сколько у него цветов, чтобы целовать сразу твои глаза, волосы, губы, грудь!..

- Для государя, которому грозит потеря трона, ты удивительно легкомыслен.

- На ложе любви я не забочусь о троне, - возразил Рамсес. - Покуда со мной меч, я сохраню и власть.

- Но ведь войска твои разбиты, - говорила Хеброн, вырываясь из его объятий.

- Завтра прибудут свежие полки, а послезавтра соберутся и те, что разбежались. Говорю тебе, не думай о пустяках... Мгновенье любви дороже целого года власти...

Спустя час после заката фараон покинул жилище Хеброн и не спеша возвращался к себе, погруженный в свои мысли, усталый.

Он думал о том, что жрецы только по глупости мешают его планам. С тех пор, как существует Египет, не было такого властителя, каким был бы он...

Вдруг из чащи смоковниц вышел человек в темном плаще и загородил фараону дорогу.

Рамсес, чтобы лучше его разглядеть, подошел к нему ближе и вдруг крикнул:

- А, это ты, негодяй?! Наконец-то я нашел тебя! Это был Ликон. Рамсес схватил его за шею. Грек

взвизгнул и упал на колени. В ту же минуту фараон почувствовал жгучую боль в левой стороне живота.

- Так ты еще кусаться? - закричал Рамсес и обеими руками сжал шею грека. Услышав хруст позвонков, он с отвращением отбросил его. Ликон упал, корчась в предсмертных судорогах.

Фараон, сделав несколько шагов, схватился за больное место и нащупал рукоять кинжала.

- Я ранен!

Рамсес вытащил из раны узкий клинок и зажал ее.

«Интересно, есть у кого-нибудь из часовых пластырь?» - подумал он и, чувствуя, что теряет сознание, ускорил шаг.

Почти у самого крыльца дома навстречу ему выбежал один из офицеров с криком:

- Тутмос убит! Его убил предатель Эннана!

- Эннана? - повторил фараон. - А как остальные?

- Почти все добровольцы, вызвавшиеся ехать с Тутмосом, были подкуплены жрецами...

- Довольно! Пора положить этому конец! - воскликнул фараон. - Трубите сбор азиатским полкам...

Затрубил рожок; азиаты стали выбегать из казарм, ведя за собой лошадей.

- Подайте и мне коня, - сказал фараон. Но, почувствовав сильное головокружение, прибавил: - Нет... подайте мне носилки... Я не хочу утомлять себя...

И вдруг пошатнулся и упал на руки офицеров.

- Ах, чуть не забыл... - произнес он слабеющим голосом.- Принесите мне шлем и меч... стальной меч... что был со мной в Ливийском походе... Идем на Мемфис.

Из дворца выбежали вельможи и прислуга с факелами.

Лицо у фараона, которого поддерживали офицеры, стало серым, глаза заволокло туманом. Он протянул руку, словно ища оружия, пошевелил губами и среди общего молчания испустил дух, он - повелитель обоих миров: преходящего и вечного.