43. Мировой аграрный кризис (Илья Эренбург)

Илья Эренбург (1891 - 1967). Хлеб наш насущный (очерк из "Хроники наших дней") (1933). - Собр. соч. в 9 - ти т. М., 1966, т. 7, с. 234, 235, 236, 237, 238, 239, 240, 241, 246 - 247, 248, 273.

Книга "Хроника наших дней", над которой И. Эренбург начал работать еще до мирового экономического кризиса, явилась, по его словам, "беллетризированной экономикой". Памфлет "Хлеб наш насущный" был написан в разгар кризиса и направлен против тех, кто уничтожал хлеб, в то время как миллионы людей голодали.

Это началось давно... <...>

Началась война... В Европе появились хлебные карточки. <...>

Прежде люди шли на запад, чтобы разыскать крупицы золота. Потом их сводили с ума нефтяные фонтаны. Но вот из Европы приходят вести о битвах и победах... В Версале позор и празднества. В России революция. В Европе много знамен и много отчаянья. Но хлеба в Европе нет. Его нет ни у побежденных, ни у победителей. Европа хочет хлеба. В Лондоне премьер-министр ласково шепчет представителям Канады:

- Метрополии необходим хлеб!.. <...>

Американцы... понимают язык цифр: до войны квинтал пшеницы стоит 2 доллара 85 центов. В декабре 1919 года в Чикаго за квинтал пшеницы давали 13 долларов.

На Запад! За Миссисипи! В Монтану! В Дакоту! Это - хлебная лихорадка. Исполнительные квакеры, мечтатели, жулики, трудолюбивые тупицы, азартные игроки - все они кинулись на землю. Из золотого навоза - золотое зерно, из золотого зерна - золотые доллары. <...>

В Канаде были огромные девственные просторы. Люди выступили в поход за пшеницей. <...>

...До Аргентины дошли... цены на пшеницу. Скотоводы тотчас стали землепашцами. Два миллиона гектаров были заново отведены под пшеницу. <...>

За Аргентиной двинулась Австралия.

Прежде люди приезжали в Австралию, чтобы искать крупицы золота. Когда пшеница поднялась в цене, австралийцы поняли, что золото можно сеять, что золото приходит в закрома сам - сто. Они стали землепашцами. Экспорт австралийской пшеницы увеличился вдвое. Австралия по-новому золотилась и богатела.

Круглый год люди собирали хлеб: в январе жали в Аргентине, в марте - во Флориде, в августе - в Канаде, в декабре - в Австралии. Казалось, весь мир занят одним: полный библейской важности, он сеет, жнет и молотит.

Европа платила за хлеб, платила, жалась, кряхтела. Ее начали томить сомнения. Пшеница - не кофе и не каучук, пшеница, как известно, произрастает и в Европе. Почему бы Европе не тряхнуть стариной?.. Дряхлую землю легко омолодить химическими удобрениями. В Европе мало простора, зато в ней много химиков. <...>

До войны в мире собирали ежегодно 380 000 000 квинталов пшеницы. В 1929 году добыча составляла 405 000 000 квинталов.

Так настал обыкновенный летний день, который историки смог гут назвать "катастрофичным". <...>

Газеты писали о кризисе. Это не был кризис пшеницы - газеты писали о кризисе шерсти. Аргентина и Австралия разоряются на шерсти, но и в Аргентине и в Австралии много пшеницы. Цены на пшеницу заколебались. Но еще не было ни крахов банков, ни револьверных выстрелов, ни государственных совещаний. <...>

В июле... 1929 года газеты Соединенных Штатов сообщили о беспримерном событии... В Соединенных Штатах оказался некоторый излишек, а именно 247 000 000 бушелей пшеницы... Газеты предусмотрительно поясняли, что, если правительство не примет срочных мер, Соединенным Штатам грозит катастрофа. <...>

Так в июле 1929 года был образован "Федераль фарм борд". Ему поручили сосредоточить в своих руках всю торговлю хлебом. Правительство выдало "Фарм борду" 500 000 000 долларов.

Союз канадских кооперативов "Вит пуль" за годы благоденствия вырос и окреп. Фермеры получили от "Вит пуля" ссуды под урожай. "Вит пуль" объединил 136 000 фермеров. Он стал самым крупным торговцем хлебом во всем мире. <...>

В январе 1930 года бушель пшеницы стоил 1 доллар 34 цента, в июле за него давали всего 97 центов. <...>

"Фарм борд" покупает 40 000 000 бушелей, чтобы приостановить дальнейшее понижение. Несколько дней передышки. Потом цены снова катятся вниз: 87 центов... 84 цента... 79 центов...

В Канаде паника... Больше никто не говорит о кризисе пшеницы. Все теперь говорят о мировом кризисе. Правительство Канады не в силах помочь своим фермерам. Делегаты Канады едут в Лондон. Они просят о помощи правительство Великобритании... Но в Лондоне уныние и безработица. Ткачи Манчестера ходят в лохмотьях. Углекопы Шотландии голодают и мерзнут... Время ли теперь спасать Канаду? Надо прежде спасти себя. Правительство Великобритании сокрушенно отказывает. Представители Канады обращаются к крупным банкам. <...>

Банкиры вежливо улыбаются:

- К сожалению, обстоятельства никак не позволяют нам взять на себя...

Представители Канады возвращаются домой с пустыми руками. Вкладчики кидаются в банки. На дверях банков корректные дощечки: "Закрыто". Может быть, сегодня воскресенье?.. Нет, это рабочий день, 21 ноября... За один этот день в земледельческих округах Канады лопнуло 42 банка.

- Пятьдесят пять центов бушель!.. <...>

Французскому журналисту г-ну К. поручили обследовать "тайны Берлина". В Берлине царит порок: кокаин, морфий, гашиш. Г-н К. проходит по Александерплатц. Навстречу идет человек лет еорока. Человек идет, потом он падает. Падает внезапно и бесшумно, как будто он из картона. У него белое мучнистое лицо, а на коленях аккуратные заплаты. Полицейский старается приподнять человека. Г-н К. спрашивает: "Алкоголь? Наркотики?" Полицейский уныло отвечает: "Голод". Час спустя в пассаже Унтерден - Линден журналист видит, как падает без чувств молодая женщина. Вокруг - толпа. Женщина хрипит - ее лоб покрыт испариной. Владелец магазина кораллов, печальный толстяк, усмехается: "Симуляция!.. Разве это настоящий обморок?.." Г-н К. обеспокоен: "Но почему, же она упала?" Толстяк уныло хохочет: "Чтоб ей собрали на хлеб!.." Толпа расходится. Поздно вечером, возвращаясь из кабаре "Какаду", он (Г-н К. - Сост.) видит еще одного на земле - это старик. По его телу проходит судорога. Некто в очках поясняет: "Истощение"... Все это происходит 18 февраля 1932 года.

В феврале 1932 года в Германии было 6 128 000 зарегистрированных безработных. По данным "Международного бюро труда", в мире было около 24 000 000 безработных.

Мир велик. В этом великом мире - крохотный город Штейр. Город этот находится в Австрии, на реке Эмс. Местоположение чрезвычайно живописное. Готическая церковь - она открыта. Автомобильный завод - он закрыт. 22 000 жителей. Из 22 000 - 18 000 безработных. Из 18 000 - 15 000 голодают. Давно проданы и тюфяки и штиблеты. Одни лежат полуголые в темных берлогах. Другие еще бродят, шатаясь, по чересчур живописным улицам. Ни топлива, ни света. Ни хлеба. Человеческий язык не сложен. Лингвисты утверждают, что пятисот слов достаточно для повседневного обращения. Жителям Штейра не нужно и пятисот слов. В унылом бреду... они еще помнят одно простое, короткое слово: "Хлеба!" <...>

Люди кричат: "Хлеба!" - в больших городах и в тихих заброшенных селах... на набережных Лондона и Гамбурга, среди грохота Нью - Йорка и среди степной тишины, в Китае и в Чили, в Конго и в Польше - "Хлеба! хлеба!"

Люди крадут. Их отводят в тюрьмы. Потом их выпускают, чтобы они умерли на свободе. Люди кидаются в реки, завязывают на шее узлы, открывают вены или газовые краны. Их спасают, чтобы они умерли чинной, дозволенной смертью... Те, что еще не умерли, кричат: "Хлеба! панэ! бред! пайн! брод!" <...>

Хлеб гниет в ультрасовременных элеваторах и в ветхих амбарах - его слишком много. Люди умирают с голода - у них нет хлеба.