Начало дворянского этапа в русском освободительном движении. Восстание декабристов

В романе М. Д. Марич "Северное сияние" дается широкая картина общественной и политической жизни России в 20 - 30-е годы XIX в. Рассказывается о возникновении тайных обществ декабристов, их восстаниях в Петербурге и в Киевской губернии. Ярко воссозданы образы дворянских революционеров Пестеля, Рылеева, Муравьевых, Каховского и других.

В приводимом ниже отрывке рисуется мрачная картина феодально-крепостнических порядков в стране, установленных царем и его временщиком Аракчеевым.

Управлял Россией Аракчеев...

Александр ничего не мог с собой поделать: он непрерывно ощущал неминуемо грозящую ему опасность. Всюду ему чудились заговоры, возмущения. В любой шутке находил он скрытый намек, замаскированное недовольство, упрек... Петербург стал для него враждебным и чужим, и он переехал в Царское Село" Царскосельский дворец сделался его любимой резиденцией. Здесь он не чувствовал того тайного страха, который в Петербурге полз за ним от мрачного Михайловского замка, от холодного блеска Невы, от высоких парадных комнат Зимнего дворца.

Управлял Россией Аракчеев, видевший в ней огромное военное поселение, в котором людям надлежало мыслить, чувствовать и действовать по тем самым "артикулам", которые были введены в его собственной вотчине.

Решив, что только железная рука Аракчеева способна подавить проявления общественного недовольства, Александр выдал временщику бланки за своею подписью, наперед санкционируя все, что вздумается занести на чистую бумагу всеми ненавидимому и всех ненавидящему Аракчееву. Все представления министров, все решения Сената, Синода и Государственного совета, все объяснительные записки отдельных членов этих государственных учреждений и их личные письма к Александру доходили до него только по усмотрению Аракчеева.

И в то время как Грузине и мрачный дом Аракчеева в Петербурге на углу Литейной и Кирочной служили суровой школой "уничижения и терпения" для всех - от фельдмаршалов и генерал-губернаторов до фельдфебелей и мелких чиновников; в то время, как вся Россия стонала под ударами палок, и ни седины старости, ни детская слабость, ни женская стыдливость не избавляли от применения этого средства, и битье процветало в школах, в деревнях, на торговых площадях городов, в помещичьих конюшнях, у барских крылец, в сараях, на скотных дворах, в лагерях, казармах - всюду по спинам людей привольно гуляли палка, шпицрутен и розга - в Царскосельском дворце, окруженном тенистым парком с кристально чистыми прудами, по которым бесшумно плавали величавые черные и белые лебеди, царили покой и тишина*.

*(М. Марич. Северное сияние. М., Гослитиздат, 1952, стр. 171, 172.)

Вопрос. Чего боялся Александр I и какими средствами боролся против грозящей ему опасности?

Мрачную картину жизни крепостного крестьянства в начале XIX в., произвол помещиков нарисовал великий русский поэт А. С. Пушкин в своем стихотворении "Деревня".

Здесь барство дикое, без чувства, без закона, 
Присвоило себе насильственной лозой 
И труд, и собственность, и время земледельца 
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам, 
Здесь рабство тощее влачится по браздам 
Неумолимого владельца. 
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут, 
Надежд и склонностей в душе питать не смея, 
Здесь девы юные цветут 
Для прихоти бесчувственной злодея. 
Опора милая стареющих отцов, 
Младые сыновья, товарищи трудов, 
Из хижины родной идут собой умножить 
Дворовые толпы измученных рабов. 
О, если б голос мой умел сердца тревожить! 
Почто в груди моей горит бесплодный жар 
И не дан мне судьбой витийства грозный дар? 
Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный 
И рабство, падшее по манию царя *, 
И над отечеством свободы просвещенной 
Взойдет ли наконец прекрасная заря?** 

*(В авторском тексте стихотворения было написано: "И рабство падшее и падшего царя". Исправление текста сделано П. А. Вяземским по цензурным соображениям. См.: А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т. II. М.- Л., изд-во АН СССР, 1949, стр. 1055. )

**(А. С. Пушкин. Избранные произведения. М., Детгиз, 1958, стр. 51 - 52.)

Подумать, что возмущало поэта в жизни современной ему деревни и в чем он видел выход из создавшегося там положения.

Солдатская песня о военных поселениях

Жизнь в военном поселеньи - 
Настоящее мученье, 
Только не для всех! 
Поселяне голодают, 
Зато власти поживают, 
Очень хорошо! 
Для полков здесь - заточенье, 
Голод, холод, изнуренье - 
Хуже, чем в Крыму. 
Здесь ячмень дают уланам, 
А рожь прячут по карманам -
............................
Так заведено. 
Окружные, областные, 
Все мошенники такие, 
Каких не найдешь, 
Казначеи, авдиторы* 
И квартмейстеры - все воры 
.............................
Писаря - капиталисты. 
Мрут, как мухи, кантонисты **. 
Воздух, вишь, такой! 
Хлеб казенный не родится, 
Зато собственный спорится, 
Некуда девать! 
Страшно плохи лазареты, 
Зато славные кареты 
У смотрителей! 
Жизнь в военном поселеньи 
Настоящее мученье, 
Только не для всех. 
На бумаге - все прекрасно, 
А на деле - так ужасно, 
Хоть не говори ***" 

*(Аудитор - военный чин.)

**(Кантонисты - дети, отнятые у родителей и отданные в военные поселения для подготовки из них будущих солдат. )

***(См.: "Русская старина", 1872, ноябрь, стр. 591 - 593.)

Бунт военных поселян в Старой Руссе

Приближался Ильин день. Осип получил известие, что в Старой Руссе начался бунт, что уже многих офицеров убили...

На другой день буйство не утихало. Ловили спрятавшихся, в лесу и в полях офицеров, били и волочили в штаб на гауптвахту.

Близ четвертой поселенной роты жил помещик, который жестоко обращался со своими крестьянами. К нему забрались поселяне, его высекли жестоко, а в доме все перебили, переломали, выпили весь находившийся запас вина.

В этот же день началось буйство на другом берегу Волхова в поселенном баталионе короля прусского полка и, как пожар, пошло дальше и дальше. Поселяне перебрались и в Грузино, имение графа Аракчеева, но он ускакал в Тихвин...

Буйный народ еще не унимался; вооруженные группы продолжали разъезжать, у многих появились ружья и сабли, набранные в офицерских квартирах...

В Ильин день в самую обедню всех хозяев потребовали в штаб. Приехал граф Орлов со свитой, но без конвоя. Когда все поселяне собрались в манеже, привели туда и арестованных офицеров, которые могли придти.

Граф Орлов в строгих выражениях выставил на вид поселянам всю безобразность их буйства и объявил, что на днях будет к ним и сам государь император, а арестованных офицеров всех без исключения препроводил в Новгород...

Наконец прибыл и государь. Собранным в манеже поселянам государь в сильных и энергичных выражениях высказал свое неудовольствие, но в заключение сказал: "Выдайте мне виновных, а остальных прощаю"...

Понаехало начальство, началось следствие, пошли аресты. Первым взяли Морченка, а за ним уланы и казаки начали забирать бунтовщиков десятками и под конвоем отправлять в Новгород. Не уцелел и Михеич, на него указали поселяне, что выдал своего барина...

Скоро начался и суд, который кончился еще скорее... Наказание происходило в штабе. По зеленой улице гоняли сквозь строй, и как скоро кто падал от изнеможения, того относили в госпиталь и по выздоровлении его снова продолжали гонять. Некоторых гоняли таким образом по три раза. Кнутом били на плацу, это наказание исполнялось вполне за один раз и палач часто отсчитывал удары по мертвому телу*.

*(Николай Богословский. Старые порядки. Историческая повесть из быта поенных поселений. СПб., изд. Н. Г. Мартынова, 1881, стр. 130, 143 - 147. )

Вопросы. Против кого направляли свои удары повстанцы? Чего не хватало в их выступлении?

В 1820 г. в Петербурге восстали солдаты гвардейского Семеновского полка. Учитель использует текст из романа О. Форш "Первенцы свободы" для конкретизации своего рассказа о нарастании в стране классовых противоречий накануне революционного выступления декабристов.

Восстание в Семеновском полку

... По настоянию великого князя Николая, находившего, что командир Семеновского полка Яков Алексеевич Потемкин свой полк распустил, назначен был "подтянуть" солдат полковник Шварц, который до этого командовал армейским полком. Широко по войскам шла молва об его истинно зверской жестокости. В местечке, где он стоял с полком, указывали некий холм, под которым погребены были засеченные им солдаты. Так и звался большой этот холм - Шварцева могила. При бывшем командире Якове Алексеевиче Потемкине безрадостная солдатская жизнь несколько смягчалась. И тем обиднее было солдатам, когда заменивший Потемкина Шварц восстановил все ненавистное пруссачество, весь казенный бесчеловеческий строй.

Наконец, жестокость Шварца стала невтерпеж солдатам, и, чтобы его сняли с должности, они задумали совершить дело, неслыханное по понятиям военной субординации. 16 октября 1820 года солдаты самовольно, в неположенный час, вышли в коридор и заявили фельдфебелю Брагину, что они покорнейше, но немедленно требуют прибытия ротного командира Кашкарова для передачи ему своей просьбы.

Дерзости не было, но солдаты проявили такую непреклонную настойчивость, которая побудила фельдфебеля вызвать ротного командира, а тот в свою очередь вызвал батальонного. Солдаты требовали снять Шварца и назначить какого угодно другого командира.

- Больше не имеем силы сносить издевательства полковника Шварца.

Батальонный командир поехал к Шварцу, чтобы он личным появлением успокоил людей и рассмотрел их жалобы.

Шварц, знавший за собой столько грехов перед солдатами, испугался и полетел с донесением о бунте в Семеновском полку прямо к великому князю Михаилу, бригадному командиру.

Юный Михаил, превосходивший самого Николая своей ретивостью к фрунту и субординации, продержал роту несколько часов на допросе: кто зачинщик? кто "вызыватели" в коридор да еще в неположенное время?

Солдаты "вызывателей" не выдали.

Вечером генерал-адъютант Васильчиков заманил безоружную первую роту в штаб корпуса, объявил ее арестованной и отправил в Петропавловскую крепость.

Узнав об этом событии, семеновцы ринулись во двор с криками:

"Первая рота в крепости, а мы спать, что ли, пойдем? Всем один конец, погибать - так уж вместе!"

Взволнованный арестом своей роты, полк не пожелал возвращаться в казармы. Бушевал гнев против Шварца, из-за которого, понимали они, теперь погибнут мучительной смертью под шпицрутенами сотни невинных людей.

Какой-то взвод кинулся в квартиру Шварца. И конец бы этому полковнику, если бы не надумал он сбежать от заслуженной смерти в... навоз: на дворе его дома чистили конюшни, и он с головой зарылся в огромную кучу. Там искать его не догадались.

Солдаты нашли где-то парадный мундир Шварца, вознесли на палку и, предав всяческому поруганию, разодрали в клочья.

Немедленно послан был курьер к Александру, заседавшему на конгрессе в Троппау, с донесением о небывалом доселе событии в русской армии - бунте целого полка. Как повелит с ним расправиться?

От царя ждали мудрого решения этого вопроса...

Решив, что в его Семеновском полку бунт был вызван, конечно, "тайными русскими карбонариями", которых он так боялся, Александр не замедлил послать фельдъегеря с жестоким приговором:

"Первую роту судить военным судом в крепости! Прочие батальоны раскассировать по армейским полкам и гарнизонам"*.

*(О. Форш, Первенцы свободы. Собр. сочинений, т. V. М.- Л., 1963, стр. 14 - 19. )

Вопрос. Чем было вызвано и о чем свидетельствовало восстание солдат гвардейского Семеновского полка?

Замечательному русскому деятелю, вольнолюбцу и вольнодумцу, основателю преддекабристской "Священной артели", другу декабристов Н. Н. Муравьеву посвящена повесть Н. А. Задонского "Горы и звезды", написанная на основе документальных материалов. Н. Н. Муравьев был участником и свидетелем таких исторических событий, как Отечественная война 1812 г., восстание декабристов, Крымская война 1854 - 1856 гг. В книге приводится много ярких примеров беззаветной любви к Отечеству, мужества и благородства передовых русских людей.

О создании тайной политической организации преддекабристского периода повествуется в приводимом отрывке. Текст используется для подготовки драматизированного чтения в лицах.

"Священная артель"

Однажды, когда собрались они вместе, Николай предложил: - А что, милые мои, если создать нам артель? Снимем удобную квартиру, будем держать общий стол и продолжать самообразование, это и дешевле и приятней для нас во всех отношениях..

Через несколько дней квартира для артели была снята на Средней Мещанской улице. Сделали складчину, приобрели необходимую мебель и посуду, наняли повара. За обедом всегда имелось у артельщиков место для двух гостей, и места эти никогда не пустовали, а вечерами гостей у них собиралось побольше.

Привлекала друзей и товарищей царившая в артели товарищеская непринужденность: можно было здесь за стаканом горячего чая почитать иностранные газеты, которые выписывались артельщиками, или сыграть в шахматы, но более всего соблазняла возможность поговорить без стеснения о заводимых в стране и вызывавших общее негодование аракчеевских порядках, о бессмысленных деспотических действиях двоедушного царя. Либерально настроенным молодым людям, на глазах которых только что свершились великие исторические события, невыносима была пустая придворная жизнь, тягостна служба под начальством бездарных и жестоких парадиров*. Тем для разговоров было много. И споры в артели день ото дня становились все горячей.

*(Парадиры - организаторы парадов.)

... Навсегда остались в памяти Николая Муравьева артельные зимние вечера. А в артельной гостиной тепло и необыкновенно уютно.

Якушкин, расхаживая по комнате, говорит взволнованно:

- Существующие у нас рабство и аракчеевские порядки несовместимы с духом времени... Я видел недавно, как истязают солдат шпицрутенами... Невыносимое зрелище! А положение несчастных крестьян, остающихся собственностью закоснелых в невежестве и жестокосердии помещиков? Мир весь восхищен героизмом русского народа, освободившего свое отечество и всю Европу от тирании Бонапарта, а какую награду героям уготовил их повелитель император Александр?

- А ты царского манифеста не читал?- иронизирует Матвей Муравьев-Апостол и на церковный манер возглашает: - Верный наш народ да получит мзду свою от бога!

- Вот, только разве это,- усмехается Якушкин. - Мзда от бога! Ничего, кроме лживых обещаний и красивых жестов! В Европе наш царь держится чуть ли не либералом, а в России - жестокий и бессмысленный деспот!

- Чего стоит подписанный недавно государем указ о создании военных поселений! - напоминает Петр Калошин. - Аракчеев все глубже запускает когти в тело народа...

Ничего нового как будто сказано не было, артельщики не раз высказывались за необходимость уничтожения крепостного права, но та сила убежденности, страстность, с которой говорил Александр Муравьев, артельщиков всегда увлекала, и, как обычно, последние его слова утонули в гуле возбужденных голосов:

- Дольше терпеть крепостное иго немыслимо!

- Стыд вечный нам и презрение потомства, если не сделаем для освобождения всего, что в наших силах!

- Самодержавие на крепостничестве держится, на царя надеяться бесполезно!

Загорались жестокие споры, накалялись страсти*.

*(Н. Задонский. Горы и звезды. М., Воениздат, 1965, стр. 75 - 76, 85 - 89.)

Вопрос. Что осуждала передовая дворянская молодежь и какие политические цели она ставила перед собой?

Волнующий, полный драматизма материал о восстании декабристов на Сенатской площади в Петербурге учитель найдет в романе О. Форш "Первенцы свободы". Ниже приводится отрывок из романа. Используется в эмоциональном рассказе учителя или для подготовки сообщения учащегося.

Восстание на Сенатской площади

Рота Михаила Бестужева двинулась первая, за ней - рота Щепина-Ростовского. Спохватились, что впереди нет полкового знамени. Вернулись за ним. Когда же со знаменем все вместе двинулись к воротам - уже появились полковой командир и бригадный. Они остановили солдат у ворот и пытались успокоить их и вернуть в казармы. Щепин, которого Михаил Бестужев всю ночь горячил своими речами о свободе, выхватил саблю и ударил ею полкового командира Фредерикса. А другого генерала, принявшего участие в задержании войска у самого выхода из казармы, Щепин хватил плашмя пониже спины. Солдаты громко смеялись, когда грузный генерал, подняв руки, побежал с криком: "Меня убили!"

Наконец восемьсот человек вырвались на Фонтанку и с громким "ура" двинулись, на Петровскую площадь.

Когда Московский полк подходил к Петровской площади, она была еще пуста.

Московцы заняли и въезд в сенат с Исаакиевской площади.

С большим трудом продравшись сквозь толпу, Милорадович подъехал к правому фасу (флангу. - Ред.) и остановился шагах в десяти от восставших. Он раз пять раскатисто скомандовал "Смир-р-но"...

Оболенский предложил Милорадовичу удалиться и, чтобы осадить назад его коня, ткнул его штыком, задев при этом и ногу генерал-губернатора. Однако Милорадович, уверенно взяв тон отца-командира, продолжал увещевать солдат и уже заставил многих сочувственно к себе прислушиваться. Тогда Каховский выстрелил в Милорадовича. Пуля пробила голубую андреевскую ленту и грудь, увешанную орденами. Милорадович свалился с лошади, подхваченный своим адъютантом.

Николаю между тем стало известно, что на подмогу восставшим двигаются еще войска, и он срочно, как последнюю надежду, послал на площадь духовенство.

Подгоняемые духовные отцы собрались спешно, прихватив с собой двух дьяконов...

Митрополит вышел из кареты и двинулся к мятежникам...

Митрополит пытался еще говорить, но его вовсе слушать не стали, глушили голос барабаном. Напирающая толпа угрожающе гудела.

Вдруг восторженное "ура" раскатилось по площади: к восставшему Московскому полку подоспело подкрепление - это поручик Сутгоф привел свою роту лейб-гренадер прямо по льду Невы.

Огромная толпа народа была истинным участником событий...

Исаакиевский собор строился. У его подножья лежали груды бревен, гранитные плиты. Народ взобрался на камни, на штабеля бревен, зорко наблюдал за необычным поведением войска и очень скоро понял сущность происходящего на площади.

События толковали по-своему:

- Волю дать народу полагается по завещанию Александра, а норовят утаить!

Тем временем по приказу Николая на Сенатскую площадь все больше стягивали правительственные войска.

Орлов приказал первым двум рядам конников ударить в атаку.

Рейтары рванулись вперед, но люди из толпы бесстрашно бросились к конникам, хватали лошадей под уздцы... Четыре раза эскадрон шел в атаку и четыре раза был остановлен выстрелами восставших и живой лавиной людей.

Николай подскакал к углу бульвара, хотел сам командовать. Из толпы ему крикнули с грубой руганью:

- Подойди-ка сюда, самозванец... Мы тебе покажем!

Николай поворотил коня.

И всякий раз, когда царь пытался приблизиться к монументу Петра, из толпы летели камни и поленья. Сломав палисадник напротив собора, люди вооружились кольями, смерзшимися комьями земли и снега.

Рылеев метался в поисках Трубецкого.

- Спрятался Трубецкой, воробьиная душа! - презрительно отозвался Пущин.

Николай пустил в атаку не только конную гвардию, но кавалергардов и конно-пионерный эскадрон.

Вынужденное бездействие восставших, кроме того, что расхолодило тайно сочувствующих, дало силы врагам. Николай успел своими войсками как бы замкнуть восставших в кольцо.

На повторное предложение Николая сдаться, переданное по всей площади, восставшие дали один ответ:

- Стреляйте!

Голосом чересчур твердым от волнения, которое он подавлял всеми силами, Николай наконец отдал приказ:

- Пальба орудиями по порядку! Картечью! Правый фланг, начинай!

Но выстрела не последовало, хотя приказ - "первая!" - был повторен командующим батареей. Солдат правого орудия не захотел положить запал.

- Ваше благородие!..

Офицер выхватил фитиль у фейерверкера и сам дал первый выстрел.

В ответ со стороны памятника Петру грянул ружейный залп.

Ранены были люди, лепившиеся на карнизах сенатского дома, вокруг колонн, на крышах соседних домов. Разбитые стекла со звоном летели из окон.

Стало совсем темно, и вспышки орудийного огня мгновенно, как молнией, освещали на снегу тела убитых, здания и памятник, окруженный все тем же, словно уже навеки от него отделимым, каре восставших...

Всего было дано семь залпов картечью. В течение целого часа продолжалась пальба. Восставшие войска не выдержали наконец. Многие кинулись на лед Невы*.

*(О. Форш. Первенцы свободы. Собр. сочинений, т. V. М.- Л., 1963, стр. 295, 300, 309, 315 - 316.)

Обсудить, каково было значение восстания декабристов и почему оно потерпело поражение..

А. Л. Слонимский в повести "Черниговцы" описывает возникновение "Южного общества" и деятельность главных членов этого общества, а также восстание Черниговского полка, возглавленного С.И.Муравьевым-Апостолом. В приведенном ниже отрывке показан один из эпизодов восстания и его поражение.

Восстание Черниговского полка

... Наступил шестой день восстания. В воскресенье, 3 января в четыре часа утра, в полной тьме Черниговский полк выступил из деревни Пологи (около Белой Церкви. - Ред.). Роты строились в колонну по полувзводам, когда вдруг стало известно, что сбежали ротные командиры штабс-ротмистр Маевский и поручик Петин.

Их исчезновение вызвало только насмешки солдат.

- Скатертью дорога! - слышались голоса в темноте.

В исходе одиннадцатого часа полк вступил в Ковалевку, откуда пять суток назад, во вторник, вышли две первые восставшие роты.

Солдаты этих рот были немного смущены, увидев знакомые места.

- На месте кружимся! - говорили они, смущенно улыбаясь. ... Был полдень. Полк, вытянутый узкой колонной по отделениям, шел скорым шагом по дороге в Трилесы. Сергей (С. Муравьев-Апостол. - Ред.) ехал верхом впереди.

Вдруг где-то впереди что-то ухнуло и гулко прокатилось по солнечно-снежным просторам.

Колонна невольно замедлила шаг.

- Стреляют... - пронеслись голоса.

Сергей повернулся к солдатам. На его бледном лице было выражение отчаянной веры в чудо, которое сейчас должно совершиться. Приподнявшись на стременах, он прокричал восторженно звонко:

- Не тревожьтесь, друзья! То пятая конная рота дает нам, сигнал. Вперед!

Идут. Снова выстрел. На этот раз слышно, что это ядро. Раздирая воздух, оно проносится с визгом и воем прямо над головой.

Солдаты растерянно останавливаются. Задние ряды напирают на передних.

У солдат суровые серые лица. Не дожидаясь приказаний, они сами начали готовиться к бою.

Выстроившись в боевую колонну по взводам, идут дальше, На расстоянии версты - там, где дорога, поднимаясь, уходит в синее небо, - показывается темная неподвижная линия всадников.

Эта темная линия преграждает путь к счастью, к свободе. Смело, разом прорвать ее -o и там его встретят объятия, братские поцелуи.

- Вперед!- командует Сергей, пуская лошадь легкой рысцой. Солдаты чувствуют себя в его руках послушной машиной.

Передняя часть колонны бежит за Сергеем, оставляя позади обоз и арьергард.

- Стой! - командует Сергей. Справа у дороги, под прикрытием небольшого возвышения, виднеются две пушки. Два дула черными пятнышками выглядывают из-за белоснежного косогора. Сейчас должно совершиться чудо: эти два дула будут повернуты туда, на Житомир!

Стрелки, врассыпную! В обход на орудия! Сейчас решится все: от этой минуты зависит, какое течение примет история. Восстание разрастется, как пущенный с горы снежный ком, и обрушится на головы тиранов грозным снежным обвалом.

- Смелее! Нас ожидают там братья! Над пригорком брызнула искра, вспыхнул дымок. Выстрел. В воздухе с ноющим визгом засвистела картечь.

Все мгновенно смешалось. Передний взвод бросил ружья и побежал. На дороге, уткнувшись лицом в снег, скрючившись или опрокинувшись навзничь, лежали раненые и убитые. Эскадрон гусар, рассыпавшись по всему полю, преследовал беглецов*.

*(Александр Слонимский. Черниговцы. Детгиз, 1961, стр. 260 - 265.)

В книге А. Гессена "Во глубине сибирских руд..." содержится красочный материал о восстании декабристов, расправе над ними царя Николая I и замечательном подвиге жен декабристов, добровольно последовавших в Сибирь и разделивших с мужьями их участь.

Казнь декабристов

На рассвете тюремщики загремели ключами и начали открывать двери камер: приговоренных выводили к смерти. В неожиданно наступившей тишине раздался возглас Рылеева:

- Простите, простите, братья!

Сидевший в соседней камере Оболенский бросился к окну и увидел внизу всех пятерых, в окружении гренадеров с примкнутыми штыками. Они были в длинных белых рубашках, руки и ноги закованы в тяжелые кандалы. На груди у каждого была доска с надписью: "Цареубийца"...

Все пятеро простились друг с другом. Они были спокойны и сохраняли необычайную твердость духа.

- Положите мне руку на сердце,- сказал Рылеев сопровождавшему его священнику Мысловскому, - и посмотрите, бьется ли оно сильнее.

Сердце декабриста билось ровно... Пестель, глядя на виселицу, сказал:

- Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали чела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно было бы нас и расстрелять!..

Осужденных возвели на помост, подвели к виселице, накинули и затянули петли. Когда из-под ног повешенных выбили скамейки, Пестель и Бестужев-Рюмин остались висеть, а Рылеев, Муравьев-Апостол и Каховский сорвались.

- Бедная Россия! И повесить-то порядочно не умеют! - воскликнул окровавленный Муравьев-Апостол.

В старину существовало поверье, что люди из народа, сочувствуя приговоренным к повешению, нарочно делали петли из гнилых веревок, так как сорвавшихся во время казни с петель обычно миловали. Но не таков был Николай I и его ретивые исполнители.

Генерал-адъютант Чернышев "по виду и ухваткам гнусный инквизитор", гарцевавший на коне вокруг повешенных и рассматривавший их через лорнет, приказал поднять их и снова повесить.

Эти трое осужденных умирали вторично.

Весь окровавленный, разбив при падении голову и потеряв много крови, Рылеев имел еще силы подняться и крикнул петербургскому генерал-губернатору Кутузову:

- Вы, генерал, вероятно приехали посмотреть, как мы умираем. Обрадуйте вашего государя, скажите ему, что его желание исполняется: вы видите - мы умираем в мучениях.

- Вешайте их скорее снова!- крикнул в ответ на это палачу Кутузов.

- Подлый опричник тирана! - бросил Кутузову в лицо неукротимый Рылеев. - Дай же палачу твои аксельбанты, чтобы нам не умирать в третий раз!..

На рассвете тела казненных положили в гробы и тайком увезли на остров Голодай, где и похоронили. Могила их не была найдена. На острове был сооружен в 1939 году обелиск.

Подробности казни стали в тот же день широко известны, о них говорили во всех кругах Петербурга*.

*(А. Гессен. Во глубине сибирских руд... М., "Детская литература", 1965, стр. 101, 102.)

Жены декабристов в Сибири

Декабристам много помогли на каторге и в ссылке выехавшие в Сибирь за мужьями жены. Их было одиннадцать, этих героических женщин.

В далекой Сибири эти героические женщины начали строить свою новую жизнь и стали "посредниками между живыми и умершими политической смертью".

Вместе с декабристами они самоотверженно несли свою тяжкую долю. Лишенные всех прав, находясь вместе с каторжниками и ссыльнопоселенцами на самой низкой ступени человеческого бытия, жены декабристов на протяжении долгих лет своей сибирской жизни не переставали бороться вместе с мужьями за те идеи, которые привели их на каторгу, за право на человеческое достоинство в условиях каторги и ссылки.

Жены декабристов держали себя всегда свободно и независимо и своим большим моральным авторитетом много сделали вместе с мужьями и их товарищами для поднятия культурного уровня местного населения.

Сибирское начальство, большое и малое, боялось их.

"Между дамами две самые непримиримые и всегда готовые разрывать на части правительство - княгиня Волконская и генеральша Коновницына (Нырышкина. - А. Г.), - доносил по начальству полицейский агент. - Их частые кружки служат средоточием для всех недовольных, и нет брани злее той, которую они извергают на правительство и его слуг".

Не все декабристы вынесли тридцатилетнюю сибирскую каторгу, и ссылку. И не всем женам суждено было снова увидеть родину и своих оставленных дома детей и близких. Но вернувшиеся сохранили ясность сердца и души и всегда тепло и благодарно вспоминали свою крепко спаянную, дружную семью декабристов.

"Главное, - писал И. И. Пущин с каторги, - не надо утрачивать поэзию жизни, она меня до сих пор поддерживала; горе тому из нас, который лишится этого утешения в исключительном нашем положении"*.

*(А. Гессен. Указанное сочинение. Стр. 7, 8, 9.)

Вопрос. О каких моральных качествах жен декабристов свидетельствовали их приезд и жизнь в Сибири?

Стихотворение А. И. Одоевского "Ответ на послание А. С. Пушкину" используется в качестве эмоциональной концовки к теме. Оно зачитывается одним из подготовившихся учащихся.

Ответ на послание А. С. Пушкина

Струн вещих пламенные звуки 
До слуха нашего дошли, 
К мечам рванулись наши руки, 
Но лишь оковы обрели. 

Но будь покоен, бард: цепями, 
Своей судьбой гордимся мы 
И за затворами тюрьмы 
В душе смеемся над царями. 

Наш скорбный труд не пропадет: 
Из искры возгорится пламя, 
И просвещенный наш народ 
Сберется под святое знамя. 

Мечи скуем мы из цепей 
И вновь зажжем огонь свободы: 
Она нагрянет на царей - 
И радостно вздохнут народы *. 

*(Сборник "Поэзия декабристов", М.- Л., "Советский писатель", 1950, стр. 353.)

Литература к теме

А. Гессен, Во глубине сибирских руд... М., Детгиз, 1963.

М. Марич, Северное сияние. М., Гослитиздат, 1952.

Л. Н. Медведская. Павел Иванович Пестель, М., "Просвещение", 1967.

С. Н. Голубов. Из искры - пламя. Роман. М., Детгиз, 1950.

Ю. Калугин. Жена декабриста. Киев, 1963.

Н. А. Некрасов. Русские женщины. Любое издание. Вл. Орлов. Поэты пушкинской поры. Л., Детгиз, 1954.

А. Л. Слонимский. Черниговцы. М., Детгиз, 1961.

Ю. Н. Тынянов. Кюхля. Лениздат, 1955.

Н. Задонский. Горы и звезды. М., Воениздат, 1965.

О. Форш. Первенцы свободы. Собрание соч., т. V.

М. К. Паустовский. Северная повесть. Любое издание. Л., 1963.