Глава двадцать четвертая

Теперь Рамсесу стало ясно: или он не выполнит поручения фараона, или будет вынужден подчиниться воле жрецов. Это вызывало в нем негодование и злобу. Он не торопился познать тайны, скрываемые в храмах, зато усердно стал принимать участие в пиршествах, которые устраивались в его честь.

Кстати вернулся и Тутмос, большой мастер по части развлечений. Он привез царевичу хорошие вести от Сарры. Она здорова и прекрасно выглядит. Но это сейчас уже мало трогало Рамсеса. Жрецы составили будущему ребенку такой хороший гороскоп, что царевич был в восторге. Они утверждали, что у Сарры будет сын, щедро одаренный богами, и что если отец полюбит ребенка, тот Достигнет в жизни высокого положения.

Наследник смеялся над второй частью этого предсказания.

- Странные люди эти мудрецы! - говорил он Тутмосу. - Они знают, что будет сын, чего не знаю я, отец, и сомневаются, буду ли я его любить, хотя нетрудно догадаться, что я буду любить ребенка, даже если это будет дочь. О его славной будущности пусть не беспокоятся. Об этом я позабочусь сам!..

В месяце пахон (январь - февраль) наследник переехал в ном Ка, где его торжественно встретил номарх Софра. От города Она до Атриба было всего семь часов пешего пути. Рамсес, однако, затратил на это путешествие три дня. При мысли о молитвах и постах, ожидавших его при посвящении в тайны храмов, он испытывал все большее влечение к развлечениям. Его свита поняла это, и пиры последовали за пирами.

Опять на дорогах, по которым проезжал наследник, появились толпы народа с радостными криками, цветами и музыкой. Когда подъезжали к Атрибу, радость населения дошла до предела. Какой-то рабочий огромного роста даже бросился под колесницу. Когда же Рамсес остановил лошадей, от толпы отделилась группа молодых женщин и обвила его колесницу цветами.

"Все же они любят меня!" - подумал Рамсес.

В области Ка он уже не расспрашивал номарха про доходы фараона, не посещал мастерские, не заставлял читать ему отчеты писцов. Он знал, что ничего не поймет, и отложил эти занятия до тех пор, пока будет посвящен в тайны жрецов.

Только однажды, увидев стоявший на возвышенности храм бога Собека, Рамсес выразил желание подняться на его пилон, чтобы взглянуть на окрестности.

Достойный Софра немедленно исполнил желание наследника, и Рамсес провел на башне несколько отрадных часов.

Область Ка представляла собой плодородную равнину. Десятка два каналов и рукавов Нила пересекало ее во всех направлениях, словно сеть, сплетенная из серебряных и голубых нитей. Посаженные в ноябре дыни и пшеница уже поспевали. На полях копошились нагие люди, которые собирали огурцы или сеяли хлопок. Всюду были разбросаны постройки; кое-где попадались целые городки. Большинство построек, особенно расположенных в поле, представляли собой глиняные мазанки, крытые соломой и пальмовыми листьями. Зато в городах дома были каменные, с плоскими крышами, похожие издали на белые кубы, с темными отверстиями дверей и окон. Очень часто на одном таком кубе стоял другой, чуть-чуть поменьше, а на нем третий, еще меньше, и каждый был выкрашен в другой цвет. Под ярким солнцем Египта дома эти, разбросанные среди зелени полей и окруженные пальмами и акациями, казались гигантскими жемчужинами, рубинами и сапфирами.

С высоты башни Рамсесу открылось зрелище, которое привлекло его внимание. Он заметил, что дома в окрестностях храмов самые красивые и на полях вокруг них трудится больше людей.

"У жрецов самые богатые поместья!.." - мелькнуло в голове Рамсеса, и он еще раз окинул взглядом храмы и часовни, которые были видны с башни.

Но так как он помирился с Херихором и нуждался теперь в услугах жрецов, то ему не хотелось слишком долго задумываться над этим.

В последующие дни достойный Софра устроил для наследника несколько охот в восточных окрестностях города Атриба. Сначала стреляли над каналами птиц из лука и ловили их огромными силками, куда попадало сразу по нескольку десятков, или спускали на них соколов. Затем наследник и его свита углубились в восточную пустыню, и началась большая охота с собаками и пантерой на зверей, которых за эти дни было убито и изловлено несколько сотен.

Когда достойный Софра заметил, что наместнику надоели развлечения под открытым небом и ночевки в шатрах, он прекратил охоту и вернулся со своими гостями в Атриб.

Они прибыли в город около четырех часов пополудни, и номарх пригласил всех к себе во дворец на парадный обед.

Софра сам проводил царевича в купальню, оставался там, пока тот принимал ванну, и достал из собственной шкатулки благовония для умащения его. Потом присматривал за парикмахером, приводившим в порядок волосы наместника, и, наконец, на коленях умолил Рамсеса оказать ему милость и принять от него новую одежду. Она состояла из только что сотканной и вышитой рубашки, передника, обшитого жемчугом, и затканной золотом накидки из очень прочной материи, но такой тонкой и мягкой, что всю ее можно было зажать в ладонях.

Наследник милостиво согласился и заявил, что никогда еще не получал столь прекрасного подарка.

Солнце уже зашло, когда номарх ввел Рамсеса в пиршественную залу.

Это был большой двор, окруженный колоннами и выложенный мозаикой. Все стены были украшены живописью, изображавшей сцены из жизни предков Софры: войны, морские путешествия и охоту. Вместо крыши над двором парила в воздухе огромная бабочка с разноцветными крыльями, которые для освежения воздуха приводились в движение невидимыми рабами. В бронзовых светильниках, прикрепленных к колоннам, горели яркие факелы, распространяя благовонный дым.

Зал был разделен на две части: одна была пустая, другая заполнена столиками и креслами для участников трапезы. В глубине возвышался помост, на котором под роскошным шатром с откинутыми стенками были приготовлены стол и ложе для Рамсеса.

У каждого столика стояли большие вазоны или кадки с пальмами, акациями и смоковницами. Стол наследника был окружен хвойными растениями, которые струили в зал свой аромат.

Собравшиеся гости встретили царевича радостными возгласами. Когда Рамсес занял место под балдахином, откуда виден был весь зал, свита его уселась за столы. Зазвучали арфы. В зал вошли женщины в богатых прозрачных нарядах, с открытой грудью, сверкавшей драгоценными украшениями. Четыре самые красивые девушки окружили Рамсеса, другие подсели к знатным членам его свиты.

В воздухе реял аромат роз, ландышей и фиалок. Рамсес почувствовал, как в висках у него застучала кровь.

Рабы и рабыни в белых, розовых и голубых рубашках стали разносить сладости, жареную птицу, дичь, рыбу, вино и фрукты, а также венки из цветов, которые обедающие возлагали на голову. Исполинская бабочка все чаще и чаще махала крыльями. В пустой половине зала началось представление. Выступали по очереди танцовщицы, гимнасты, шуты, фокусники и фехтовальщики. Когда кто-нибудь проявлял особенную ловкость, зрители бросали ему цветы из своих венков или золотые кольца.

Обед длился несколько часов, прерываясь возгласами в честь наместника, номарха и его семьи.

Рамсесу, который полулежал на ложе, покрытом львиной шкурой с золотыми когтями, прислуживали четыре дамы. Одна обвевала его опахалом, другая меняла ему венки на голове, остальные подносили блюда. В конце обеда та, с которой он разговаривал всего охотнее, поднесла ему бокал вина. Половину его Рамсес выпил сам, остальное подал ей и, когда она выпила, поцеловал ее в губы.

Тогда невольники быстро погасили факелы, бабочка перестала шевелить крыльями, и в темном зале наступила тишина, прерываемая лишь нервическим смехом женщин.

Вдруг раздался топот торопливо приближавшихся людей и хриплый мужской голос.

- Пустите меня!.. - кричал мужчина. - Где наследник?.. Где наместник?..

В зале поднялось смятение. Женщины в испуге плакали, мужчины кричали:

- Что это?.. Покушение на наследника?! Эй, стража! Слышен был звон разбитой посуды, треск ломаемых стульев.

- Где наследник? - кричал ворвавшийся незнакомец.

- Стража!.. Охраняйте наследника!.. - отвечали из зала.

- Зажгите свет!.. - раздался юношеский голос наследника. - Кто меня ищет? Я здесь!..

Внесли факелы. В зале валялась беспорядочной грудой опрокинутая и сломанная мебель, за которой прятались участники пиршества. На возвышении наследник рвался из рук обнимавших его с плачем женщин. Тутмос - в растрепанном парике, подняв бронзовый кувшин, готов был хватить им по голове всякого, кто приблизился бы к царевичу. В дверях показалось несколько вооруженных солдат.

- Что это?.. Кто здесь?.. - кричал в испуге номарх.

Тут только увидели виновника смятения. Какой-то голый, огромного роста человек, покрытый грязью, с кровавыми рубцами на спине, стоял на коленях у самого помоста, протягивая руки к наследнику.

- Вот разбойник! - вскричал номарх.- Возьмите его! Тутмос поднял свой кувшин, стоявшие у дверей солдаты побежали к помосту.

Израненный человек, припав лицом к ступенькам, взывал:

- Смилуйся, солнце Египта!..

Солдаты собрались уже его схватить, но в это время Рамсес, вырвавшись из рук женщин, подошел к бедняге.

- Не троньте его!.. - крикнул Рамсес солдатам. - Чего тебе нужно от меня? - обратился он к великану.

- Я хочу поведать тебе о наших обидах, государь... Софра, подойдя к наследнику, шепнул ему:

- Это гиксос. Взгляни на его лохматую бороду и волосы. К тому же наглость, с какой он ворвался сюда, доказывает, что этот злодей не коренной египтянин.

- Кто ты такой? - спросил Рамсес.

- Я - Бакура, из отряда землекопов в Сехеме. У нас сейчас нет работы, так номарх Отой приказал нам...

- Это пьяница и сумасшедший!.. - шептал в ярости Софра на ухо наследнику. - Как он говорит с тобой, государь...

Но Рамсес так посмотрел на номарха, что вельможа с подобострастным поклоном попятился назад.

- Что приказал вам достойный Отой? - спросил Бакуру наместник.

- Он приказал нам, государь, ходить толпой по берегу Нила, бросаться в воду, останавливаться на перекрестках дорог и приветствовать тебя радостными кликами. И обещал заплатить за это, что полагается... Вот уже два месяца, государь, как мы ничего не получали! Ни ячменных лепешек, ни рыбы, ни оливкового масла для натирания тела.

- Что ты на это скажешь? - обратился наместник к номарху.

- Пьяница и разбойник... Наглый лжец!.. - ответил Софра.

- Что же вы там кричали в мою честь?

- Что было приказано!- отвечал великан. - Моя жена и дочь кричали вместе с другими: "Да живет вечно!" - а я прыгал в воду и бросал венки в твою лодку. За это мне должны были заплатить полдебена. Когда же ты изволил всемилостивейше въезжать в город Атриб, я по приказу бросился под копыта лошадей и остановил колесницу...

Наместник расхохотался.

- Право, - сказал он, - я не ожидал, что наше пиршество закончится так весело!.. А сколько же тебе заплатили за то, что ты бросился под колесницу?

- Обещали три дебена, но ничего не заплатили - ни мне, ни жене, ни дочери. Да и весь отряд заставили голодать целых два месяца.

- Чем же вы живете?

- Милостыней или тем, что удастся заработать у крестьян. Из-за такой тяжкой нужды мы три раза бунтовали и хотели вернуться домой, но офицеры и писцы то обещали нам, что заплатят, то приказывали нас бить...

- В награду за эти крики в мою честь? - вставил, смеясь, наследник.

- Да, господин... Вчера у нас был самый большой бунт, за что достойнейший номарх Софра приказал избить каждого десятого. Всем досталось, а больше всего мне, потому что я самый рослый и мне приходится кормить три рта: себя, жену и дочь. Избитый, я вырвался из их рук, чтобы пасть ниц перед тобой и принести тебе наши жалобы. Бей нас, если мы виноваты, но пусть писцы выплатят нам, что следует, иначе мы помрем с голоду, мы сами, жены и дети наши...

- Это одержимый!.. - вскричал Софра. - Извольте взглянуть, ваше высочество, сколько он мне наделал убытку. Десять талантов не взял бы я за эти столы, чаши и кувшины.

В толпе гостей, пришедших понемногу в себя, поднялся ропот.

- Это какой-то разбойник!.. - шептали гости. - Смотрите, это в самом деле гиксос, в нем бурлит еще проклятая кровь его дедов, опустошивших Египет. Такая драгоценная мебель... такая дорогая посуда... разбиты вдребезги!..

- Один бунт работников, не получивших платы, причиняет больше вреда государству, чем стоят все эти богатства, - строго сказал Рамсес.

- Святые слова!.. Надо записать их на памятниках!.. - раздались голоса в толпе гостей. - Бунт отрывает людей от работы и наполняет скорбью сердце царя... Недопустимо, чтоб работники по два месяца не получали жалованья...

Наместник с нескрываемым презрением посмотрел на изменчивых, как облака, придворных и строго обратился к номарху:

- Поручаю твоему попечению этого замученного человека. Я уверен, что и волос не упадет с его головы. Я желаю завтра же увидеть весь отряд и проверить, верно ли то, что он здесь говорил.

Сказав это, Рамсес вышел, оставив номарха и гостей в полной растерянности.

На следующий день наследник, одеваясь с помощью Тутмоса, спросил его:

- Пришли работники?..

- Да, государь, они с рассвета ожидают твоих приказаний...

- А этот... Бакура - с ними? Тутмос поморщился и ответил:

- Произошел странный случай: достойнейший Софра приказал запереть его в пустом подвале своего дворца. И вот этот негодяй, страшнейший силач, выломал дверь в другой подвал, где стояло вино, опрокинул несколько ценнейших кувшинов и напился так, что...

- Что, что?.. - спросил Рамсес.

- Что... умер...

- И ты веришь, - воскликнул он, - что он умер от вина?

- Приходится верить, у меня нет доказательств, что его убили, - ответил Тутмос.

- А я их поищу!.. - вскричал Рамсес.

Он забегал по комнате, фыркая, как рассерженный львенок. Когда он успокоился, Тутмос сказал:

- Не ищи, государь, вины там, где ее не видно; ты даже свидетелей не найдешь. Если кто-нибудь действительно удушил этого рабочего по приказу номарха, - он не признается. Сам покойник тоже ничего не скажет. Да, впрочем, какое значение могла бы иметь его жалоба на номарха!.. Тут ни один суд не согласится начать следствие.

- А если я прикажу?.. - спросил наместник.

- Тогда они проведут следствие и докажут невиновность Софры. Тебе, государь, будет неловко, а все номархи, их родня и челядь станут твоими врагами.

Царевич стоял посреди комнаты в раздумье.

- Наконец, - проговорил Тутмос, - все как будто бы говорит за то, что несчастный Бакура был пьяница или сумасшедший, а главное - чужой. Разве настоящий и здравомыслящий египтянин, - если бы ему даже год не платили жалованья и задали еще большую трепку - решился ворваться во дворец номарха и с такими воплями звать наследника?..

Рамсес поник головой, и, видя, что в соседней комнате стоят придворные, сказал, понизив голос:

- Знаешь, Тутмос, с тех пор как я отправился в это путешествие, Египет мне кажется каким-то другим. Иногда я спрашиваю себя, не в чужой ли я стране? Иногда же мое сердце охватывает тревога, как будто у меня на глазах пелена: рядом творятся подлости, а я их не вижу...

- Да ты и не старайся их видеть, а то тебе еще покажется, что всех нас следует отправить в каменоломни, - ответил, смеясь, Тутмос - Помни: номарх и чиновники - это пастыри твоего стада. Если кто-нибудь выдоит кринку молока для себя или зарежет овцу, ты же не убьешь его и не прогонишь. Овец у тебя много, а найти пастухов - дело нелегкое.

Наместник, уже одетый, перешел в приемную, где собралась вся его свита: жрецы, офицеры и чиновники. Вместе с ними он вышел из дворца на наружный двор.

Это была широкая площадь, обсаженная акациями, под сенью которых и ожидали наместника работники. При звуке рожка они вскочили с земли и выстроились в пять рядов.

Рамсес, окруженный блестящей свитой вельмож, вдруг остановился, желая сперва издали взглянуть на землекопов. Это были нагие люди в белых чепцах и в таких же набедренниках. Среди них нетрудно было различить коричневых египтян, черных негров, желтых азиатов и белых обитателей Ливии и островов Средиземного моря.

В первом ряду стояли землекопы с кирками, во втором - с мотыгами, в третьем - с лопатами. Четвертый ряд составляли носильщики, каждый из них держал шест и два ведра, пятый - тоже носильщики, но с большими носилками-ящиками, по два человека на каждые носилки. Они уносили вырытую землю.

Впереди, на расстоянии десяти с лишним шагов, стояли мастера; у каждого в руках была толстая жердь и большой деревянный циркуль или угольник.

Когда Рамсес подошел к ним, они прокричали хором: "Да живешь ты вечно!" - и, опустившись на колени, пали ниц. Он велел им встать, а сам продолжал внимательно их разглядывать.

Это были здоровые сильные люди; не похоже было, что они два месяца живут одной милостыней.

К наместнику подошел номарх Софра со своей свитой, но Рамсес, сделав вид, что не заметил его, обратился к одному из мастеров:

- Вы землекопы?

Тот грохнулся на землю и молчал.

Рамсес пожал плечами и крикнул рабочим:

- Вы из Сехема?

- Мы землекопы из Сехема! - ответили все хором.

- Жалованье получили?..

- Получили - мы сыты и счастливы, слуги его святейшества фараона, - ответил хор, отчеканивая каждое слово.

- Налево кругом! - скомандовал наместник. Рабочие повернулись. Почти у каждого на спине были глубокие и частые рубцы от палок, но свежих рубцов не было.

"Обманывают меня!" - подумал наследник. Он приказал рабочим вернуться в казармы и, по-прежнему не замечая номарха, ушел к себе во дворец.

- Ты тоже скажешь мне, - обратился он по дороге к Тутмосу, - что эти люди - рабочие из Сехема?

- Они же сами тебе сказали! - ответил Тутмос. Рамсес велел подать лошадь и поехал к своим полкам, стоявшим лагерем за городом.

Весь день он провел, обучая солдат. Около полудня на площадке для учений в сопровождении номарха появилось несколько десятков носильщиков с шатрами, утварью, едой, и вином. Но наместник отправил их обратно, в Атриб. Когда же наступило время обеда для солдат, он велел подать себе овсяные лепешки с сушеным мясом.

Это были наемные ливийские полки. Когда наследник к вечеру велел им оставить оружие и простился с ними, ему казалось, что солдаты и офицеры сошли с ума. С кликами "живи вечно!" они целовали ему руки и ноги, устроили носилки из копий и плащей и с песнями донесли до дворца, споря по дороге за честь нести его на плечах. Номарх и провинциальные чиновники, видя восторженную любовь ливийских варваров к наследнику и сто милостивое отношение к ним, встревожились.

- Вот это повелитель!.. - шепнул Софре великий писец. - Если б он захотел, эти люди перебили бы мечами нас и наших детей...

Огорченный номарх вздохнул, мысленно обращаясь к богам и поручая себя их милостивому покровительству.

Поздно ночью Рамсес вернулся в свой дворец, где прислуга сообщила, что ему отвели под спальню другую комнату.

- Это почему?

- Потому что в том покое видели ядовитую змею, которая спряталась так, что ее невозможно найти.

Новая спальня помещалась во флигеле, прилегавшем к дому номарха. Это была четырехугольная комната, окруженная колоннами. Алебастровые стены ее были покрыты цветными барельефами, изображавшими внизу растения в горшках, а выше - гирлянды из листьев оливы и лавра.

Почти посередине стояло широкое ложе, отделанное черным деревом, слоновой костью и золотом. Спальня освещалась двумя благовонными факелами. Под колоннадой стояли столики с вином, яствами и венками из роз. В потолке было большое четырехугольное отверстие, задернутое холстом.

Рамсес принял ванну и улегся на мягкой постели. Прислуга ушла в отдаленные комнаты. Факелы догорали. По спальне пронесся прохладный ветер, насыщенный ароматами цветов. Где-то вверху послышалась тихая музыка арф.

Рамсес поднял голову.

Холщовая крыша спальни раздвинулась, сквозь прорезь в потолке показалось созвездие Льва и в нем яркая звезда Регул. Музыка арф стала громче.

"Уж не боги ли собираются ко мне в гости?" - подумал с усмешкой Рамсес.

В отверстии потолка блеснула широкая полоса света, яркого, но не резкого. Немного спустя вверху показалась золотая ладья с беседкой из цветов; столбы ее были увиты гирляндами из роз, а кровля украшена фиалками и лотосом. На обвитых зеленью шнурах золотая ладья бесшумно спустилась на пол; из цветов вышла нагая женщина необычайной красоты. Тело ее казалось выточенным из белого мрамора, а янтарные волны волос упоительно благоухали.

Выйдя из своей воздушной ладьи, она преклонила колени.

- Ты - дочь Софры? - спросил ее наследник.

- Ты угадал, государь...

- И, несмотря на это, пришла ко мне!..

- Молить, чтобы ты простил моего отца... Он несчастен!.. С полудня он в отчаянии проливает слезы, лежа во прахе.

- А если я не прощу его, ты уйдешь?

- Нет, - тихо прошептала девушка.

Рамсес привлек ее к себе и страстно поцеловал. Глаза его горели.

- За это я прощу его,- сказал он.

- О, какой ты добрый, - воскликнула девушка, прижимаясь к царевичу. Потом прибавила, ласкаясь: - И прикажешь возместить убытки, которые причинил ему этот сумасшедший рабочий?..

- Прикажу!..

- И возьмешь меня к себе во дворец? Рамсес посмотрел на нее.

- Возьму, ты прекрасна.

- В самом деле?.. - ответила она, обвивая руками его шею. - Посмотри на меня поближе... Среди красавиц Египта я занимаю лишь четвертое место.

- Что это значит?

- В Мемфисе или неподалеку от Мемфиса живет твоя первая. К счастью, она еврейка. В Сехеме - вторая...

- Я ничего об этом не знаю, - заметил Рамсес.

- Ах ты, голубь невинный! Наверно, не знаешь и про третью, в Оне?..

- Она разве тоже принадлежит моему дому?

- Неблагодарный!- воскликнула красавица, ударив его цветком лотоса. - Через месяц ты скажешь то же обо мне... Но я не дам себя в обиду...

- Как и твой отец...

- Ты еще не простил его? Помни, я уйду...

- Нет, останься... останься!..

На следующий день наместник присутствовал на празднике, которым почтил его Софра, похвалил перед всеми его управление провинцией и, в награду за убытки, причиненные пьяным работником, подарил половину сосудов и утвари из тех, что преподнесли ему в городе Оне.

Вторую половину этих подарков получила дочь номарха, красавица Абеб, уже как придворная дама. Кроме того, она заставила выдать себе из казны Рамсеса пять талантов на наряды, лошадей и рабынь.

Вечером наследник, зевая, сказал Тутмосу:

- Царь, отец мой, преподал мне великую истину: женщины стоят дорого!

- Хуже, когда их нет, - ответил щеголь.

- Но у меня их четыре, и я даже не знаю, как это случилось. Двух я бы мог уступить...

- И Сарру тоже?

- Ее - нет, особенно если у нее родится сын.

- Если ты назначишь этим горлицам хорошее приданое, мужья для них найдутся...

Наследник опять зевнул.

- Не люблю слушать о приданом, - сказал он. - А-а-а! Какое счастье, что я вырвусь наконец отсюда и буду жить среди жрецов...

- Ты в самом деле думаешь об этом?..

- Приходится. Может быть, я узнаю от них наконец, отчего беднеют фараоны... А-а-а!.. Ну, и отдохну...