12. Сочинитель Грибоедов

Еще раз вызвали на допрос Грибоедова. Тщательно протерев стекла очков, он смотрел на Ивановского, слегка приподняв голову.

- Итак,- загибая угол лежащего перед ним допросного листа, говорил Ивановский,- отрицаясь от принадлежности к числу членов злоумышленного Тайного общества, вы изъяснились на прошлом допросе, что, будучи знакомы с Бестужевым, Рылеевым, Одоевским, Оболенским и Кюхельбекером, слышали от них смелые суждения в отношении правительства, в коих вы сами принимали участие, осуждали, что казалось вредным, и желали лучшего?

Грибоедов утвердительно наклонил голову: -. Я и в настоящий момент имею честь полностью подтвердить мое показание.

- Та-а-к-с,- протянул Ивановский.- В таком разе не припомните ли вы, в чем именно состояли те суждения насчет правительства, в коих вы участвовали.

- Суждения мои касались до вещей всем известных.

- Не уточните ли вы каким-либо примером, что именно находили вы достойным осуждения в нашем правительстве и в чем, собственно, заключались ваши желания лучшего?

Губы Грибоедова дрогнули, лукавый огонек зажегся за стеклами его очков, но голос звучал все так же до равнодушия спокойно:

- Я, например, не одобрял подражание французским модам и отдавал преимущество русскому платью, которое и красивее, и спокойнее фраков и затянутых в рюмочку талий... Я полагал также, что русское платье сблизило бы нас с простотою отечественных нравов, сердцу моему чрез вычайно любезных.

Ивановский быстро перелистал протокол письменного показания Грибоедова.

- А для чего вам понадобилась свобода книгопечатания? - спросил он.

Лукавый огонек в глазах Грибоедова сменился злым, Длинные пальцы, как по клавишам, пробежали по краю стола.

- Я говорил не о безусловной свободе книгопечатания,- ответил Грибоедов.- Я высказывал пожелания, чтобы она не стеснялась своенравием иных цензоров, чтоб избавило бы нас, сочинителей, от напрасных злоключений...

- К примеру? - прищурился Левашев.

- Могу сказать и пример, однако при условии, чтобы мои слова не были занесены в протокол допроса, ибо они являются лишь пояснением к высказанной мною мысли.

- Извольте говорить...

- Ваше превосходительство не можете не знать, что моя комедия "Горе от ума" широко известна образованному русскому обществу в рукописных списках. Кабы не цензура, по милости которой моя комедия до сих пор полностью не видит света, даже вы, господа следователи, наверное, уже ознакомились бы с ее идеями, о коих слышите только сегодня от меня. Я это сужу по роду некоторых ваших вопросов.

- К примеру? - спросил Ивановский который помнил просьбы друзей Грибоедова и его влиятельной родни сделать все от него, Ивановского, зависящее, чтобы "вызволить Александра Сергеевича из беды". Ивановский и сам благоволил Грибоедову, но хорошо знал, что показывать этого не следует.

- Да вот хотя бы о фраках,- улыбаясь только одними своими выразительными глазами, ответил Грибоедов,- у меня сказано: "Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем - рассудку вопреки, наперекор стихиям".

Делопроизводитель Боровков невольно одернул фалдочки своего фрака, как два хвостика, свешивающиеся со стула, на котором он сидел.

Заметив, что Ивановский хотел еще что-то спросить, Левашев прикоснулся к его локтю и сам задал вопрос:

- Известно ли вам, что комедия "Горе от ума" была использована бунтовщиками по части приготовления умов к революционным правилам наряду с сочинениями Пушкина и Рылеева, из коих немало тоже в рукописном виде ходит по рукам?

Грибоедов выше поднял голову:

- Я писал "Горе от ума", побуждаемый духом чистейшего патриотизма. Обличая пороки, я тем самым бичую их носителей и в сем не вижу преступления ни моего, ни тех, кто признает эту мою пиесу полезной для

России...

"Эк юлит!" - подумал Левашев и веско, как крупный козырь, выложил:

- А вот князь Оболенский напрямик показал, что именно по причине написания вами сей комедии, незадолго до отъезда из Петербурга вы были приняты в общество!

Сказал и, опершись обеими руками о стол, впился взглядом в лицо Грибоедова.

Быстрая тень скользнула по этому лицу. Вертикальная складка резко пересекла открытый лоб. Но через мгновенье Грибоедов сделал привычное движение: снял очки, подышал на них и, протерев платком, снова надел.

- Да, да, князь прав,- согласился он,- незадолго до отъезда из столицы я действительно был принят в "Общество... любителей российской словесности". Причем от вступления даже в это общество долго отговаривался.

- Ну, это уж излишняя осторожность,- не заметив явно саркастического тона Грибоедова, проговорил генерал.- Названное вами общество состоит под высочайшим покровительством, и участие в нем может принести вам даже некоторые выгоды.

- Я, ваше превосходительство,- едва сдерживая смех, ответил Грибоедов,- поэзию почитаю истинным услаждением жизни, а отнюдь не ремеслом.