Глава 2

Виктор Федорович Иванцов направился в Бахчисарай, где находился друг его детства Манюков. Они были одногодками, когда-то вместе учились в школе. В 1915 году их одновременно призвали в армию. На фронте они вдосталь хлебнули окопной жизни. Потом была учеба в Киевской школе прапорщиков, дальше пути их разошлись. Последний раз они виделись в Крыму, накануне отъезда Иванцова за границу...

В Бахчисарае Иванцов разыскал Манюкова. Тот после месячного пребывания в больнице подумывал о поездке в Майкоп, к брату, и они быстро сговорились вместе ехать на Кубань.

Сначала их путь пролегал морем от Феодосии до Туапсе, куда они приплыли на пароходе. В поисках ночлега зашли в маленький двор, посередине которого стоял одноэтажный серый дом. Навстречу вышел горбатенький старичок. Попросились переночевать. Уговаривали недолго, когда хозяин узнал, что хорошо заплатят, произнес:

- Добро пожаловать!

Он провел их в небольшую, скромно обставленную комнату. Спутники буквально валились с ног. Наскоро выпив по стакану кипятка с сухарями, тут же улеглись спать. Старик разбудил их, когда время приближалось к полудню. Он собрал обед. После еды они расплатились с ним и, приняв меры предосторожности, пошли в город.

Они двигались по направлению к вокзалу, но не рядом, а друг за другом. Свежий ветер с моря веял в лицо. На душе было неспокойно. Казалось, вот-вот раздастся суровый окрик патруля. Сначала Иванцов и Манюков шли окраинными, почти безлюдными улочками, чтобы проверить, нет ли за ними наблюдения. Город располагался в долине между гор. Улицы внизу прямые, а повыше вьются змейками. Одноэтажные дома, тенистые дворы, скамейки почти у каждой калитки.

Иванцов читал лозунги, написанные на заборах: "Да здравствует Советское Черноморье!", "Долой расхлябанность!", "Не допустим вражеских вылазок!", "Долой Антанту и ее белогвардейских прихвостней!". Прочитав последний лозунг, Иванцов невольно вздрогнул.

На вокзальной площади шумела толпа. Иванцов и Манюков смешались с нею, на них никто не обратил внимания. Выступал оратор. Он стоял на большом ящике, приспособленном под трибуну, и с жаром говорил:

"...Враги коварны и жестоки. В борьбе с революцией они не брезгуют ничем. Убийства, поджоги, подкупы, обман... Все пускают в ход для того, чтобы погубить нашу свободу. Долой контру! Да здравствует Советская власть! Да здравствует вождь мировой революции товарищ Ленин!"

Иванцов вдруг подумал: "Если бы они знали, откуда я прибыл". Он незаметно выбрался из толпы, увлекая за собой Манюкова, но еще долго не мог забыть безудержного порыва простых людей, кричавших: "Да здравствует товарищ Ленин!"

От станции Белореченская до Майкопа Иванцов и Манюков добирались на попутной подводе. Ехали медленно, так как спереди и сзади тоже двигались подводы. Люди громко говорили о земле, о видах на урожай. Иванцов жадно прислушивался к их разговорам. По обеим сторонам извилистой дороги виднелись поля. Иногда за каким-нибудь поворотом ослепительно вспыхивала водная гладь реки. Потом справа от дороги непрерывно потянулся лес. Солнце уже клонилось к закату.

В Майкопе жил двоюродный брат Манюкова - Виктор Васильевич Чегринов. Прибыв вечером к нему, Иванцов с Манюковым вошли во дворик небольшого дома, потом миновали темные сени, а оттуда попали в комнату.

- Посидите немного, - сказала хозяйка и быстро ушла за перегородку.

Иванцов огляделся. Комната была заставлена небогатой мебелью: пузатый комод, стулья с гнутыми спинками, высокая этажерка, столик малого размера, накрытый кружевной скатертью обеденный стол посередине. Над ним у потолка висела лампа, вниз от нее тянулись тонкие цепочки с блестящими шариками.

Иванцов почему-то ожидал, что хозяин этого домика - пожилой человек, но из-за перегородки, стуча сапогами, вышел высокий тридцатилетний мужчина, с раскосыми глазами, с полным, продолговатым лицом и большой черной бородой. Он сразу же узнал Манюкова, подошел к нему, и они тепло поздоровались.

- Брат, познакомься, это мой друг детства - тоже Виктор.

Иванцов склонил голову и пожал хозяину руку.

- С прибытием вас. - Чегринов коротким жестом предложил садиться на скамейку. - Надолго к нам? - спросил он, когда гости сели.

- Поживем немного, если не помешаем, а там будет видно, - ответил Манюков, закуривая папиросу.

- Конечно, - согласился Чегринов, - а как добрались, откуда приехали?

- Не то чтобы хорошо, но в общем благополучно. Правда, устали как собаки. - Манюков немного подумал и добавил: - Из Крыма сейчас, поспать бы нам.

- Ну, что ж, утром поговорим. - Чегринов погладил рукой бороду. - Сейчас жена вас покормит, и будете спать. Не обессудьте, что первую ночь придется лечь на полу.

Гости согласились. Они были готовы даже отказаться от ужина, лишь бы скорее лечь.

Присмотревшись и поговорив на следующий день с Чегриновым, Иванцов почувствовал к нему доверие. Не предполагал он, что с этого дня начнется их многолетняя дружба.

Иванцов не стал скрывать, что недавно вернулся в Союз из-за границы, и на вопросы Чегринова с горечью рассказывал об ужасных условиях, в которых живут там эмигранты.

- Русские надрываются по восемнадцать часов на работе, - говорил он. - Ни одно животное там столько не ворочает, сколько русский эмигрант.

Иванцову временами было особенно тяжко и казалось, что он лишний и никому не нужный человек на этом свете.

- А в общем на душе у меня муть,- говорил он Чегринову. - Хоть пулю в лоб.

- Скажите, кому от этого будет польза? - возразил Чегринов.

Иванцов скрипнул зубами.

- Кругом темнота и никакого просвета.

- Да-а, друг, - Чегринов покачал головой, - заграница пошла вам во вред. Мне хочется поговорить с вами, как быть дальше. Нельзя уподобляться в своей жизни червяку...

- Знаете, Виктор Васильевич, - прервал его Иванцов, - иногда я думаю - не пойти ли мне в Чека и рассказать все о себе, пусть делают что хотят.

- Чека ныне называется ГПУ. В общем-то дело говорите. Ну и что же... боитесь?

- Не скрою, боюсь, и только потому, что для них я навсегда останусь белогвардейцем. Поздно я спохватился.

- Там разумные люди, я в этом убежден, - успокоил его Чегринов.

Сомнения терзали Иванцова уже не один год. Его, кадрового военного, и раньше поражало то, как плохо одетые красноармейцы успешно теснили великолепно оснащенную белую армию. Это уже тогда настораживало и удивляло.

За окном угасли последние лучи солнца и сразу, как это бывает только на юге, опустилась темнота. В комнату к Иванцову не доходили никакие звуки, в полудремотном состоянии он неторопливо перебирал в памяти события последних дней. Все складывалось удачно, познакомился с семьей Чегринова, лежит в чистой постели, наслаждается покоем, и все это после опасностей, грязи, тошнотворного запаха соляных копей и многодневной болтанки на море.

Но пришла беда, у него начался приступ малярии.