Рабочее движение 70 - 80-х годов и распространение марксизма в России

Книга "Россия под властью царей" написана 80 лет назад замечательным революционером и писателем О. М. Степняком-Кравчинским. "Я должен был, - писал автор, - сделать ее настолько серьезной, чтобы удар, наносимый русскому правительству в общественном мнении, был тяжелый, неотразимый, убивающий..."

Кравчинский не был марксистом, но находился среди тех лучших, прогрессивных сил России, которые боролись и думали о ее будущем. Он был уверен в крахе царизма и всю свою жизнь отдал революционной борьбе.

Ярость страха в лагере самодержавия

Однако с 1879 года всякая стеснительность была отброшена,

течение шести лет административная ссылка была признанным средством надежной защиты порядка и совершенно официальным установлением в России. 2 апреля того года Соловьев совершил покушение на жизнь императора. Через три дня, 6 апреля был Издан новый закон, по которому вся Россия была разделена на шесть военных округов под деспотической властью шести генерал-губернаторов, облеченных каждый в своем округе чрезвычайными полномочиями. Местным гражданским властям было повелено оказывать царским сатрапам такое же абсолютное" повиновение, какое во время войны оказывается главнокомандующим, и они пользовались такой же диктаторской властью над населением, как главнокомандующий.

С апреля 1879 года административная ссылка стала уже вполне законной. А когда шесть сатрапий были уничтожены и страна приведена "в состояние безопасности" (читай - "осады"), чрезвычайные полномочия генерал-губернаторов были присвоены всем губернаторам.

С этого времени административная ссылка приняла массовый характер и стала столь излюбленным оружием самодержавия в его борьбе с народом, что фактически судебная процедура все больше и больше отходит на задний план.

Когда за покушением Соловьева последовало несколько других покушений, самодержавие охватил настоящий пароксизм страха и ярости. Оно почувствовало, что почва колеблется у него под ногами и усилило террор и репрессии, чтобы с корнем вырвать бунтарский дух. Для этой цели ссылка была гораздо более действенным оружием, чем суд с его формальностями, процедурами и проволочками. И по малейшему подозрению, действительному или мнимому, по малейшему признаку или по самому необоснованному побуждению эти меры произвольно применяли направо и налево. Она стала чумой, опустошавшей русскую землю.

Сколько изгнанников! Сколько погубленных жизней!

Деспотизм Николая убивал людей, уже достигших зрелости. Деспотизм двух Александров не давал им возмужать, набрасываясь саранчой на юные поколения, на молодую поросль, едва только показавшуюся из земли, чтобы пожрать эти нежные всходы.

Жизненные силы поколений похоронены самодержавием под снегами Сибири и в самоедских деревнях. Это хуже чумы. Чума приходит и уходит, а царское правительство угнетает страну уже много лет и будет продолжать угнетать ее еще бог весть сколько. Чума убивает без разбора, а деспотизм выбирает свои жертвы из цвета нации, уничтожая всех, от кого зависит ее будущее, ее слава. Не политическую партию сокрушает царизм, это стомиллионный народ душит он.

Вот что творится в России под властью царей. Такой ценой самодержавие покупает свое жалкое существование*.

*(С. Степняк-К равчинский. Россия под властью царей. М., "Мысль", 1964, стр. 188 - 189, 237 - 238.)

Используется как эмоциональное обобщение рассказа о политической реакции 80-х годов XIX в.

Широкую картину общественной жизни в пореформенной России воссоздает писатель В. Г. Короленко в своем автобиографическом произведении "История моего современника". Эта книга - замечательный культурно-исторический документ, отражающий годы вынужденных либеральных реформ, проводившихся в начале царствования Александра II, а также время последующего усиления реакционного курса, когда царизм стремился жестокими полицейскими мерами подавить в стране революционно-демократическое движение.

В приводимом отрывке дается образная характеристика Александра II как царя-реакционера. Текст зачитывается на уроке при объяснении внутренней политики царизма в 70 - 80-е годы XIX в.

Превращение Александра II в испуганного реакционера

Разразилась потрясающая трагедия русского строя...

В Петербурге убили Александра II. Самодержавие выродилось в режим исключительно полицейский, все творческие функции великой страны были обращены на одну охрану, но и этого выполнить не сумели.

Я еще помнил, хотя это было в детстве, радостное оживление первых годов после освобождения крестьян, вызванное им в лучших элементах общества. Оно продолжалось в 60-х и отчасти в начале 70-х годов. Но скоро оказалось, что Александр II был гораздо ниже начатого им дела и слишком скоро изменил ему. От молодого царя, произносившего освободительные речи, к концу семидесятых годов остался жалкий, раскаивающийся и испуганный реакционер, говоривший с высоты престола: "Домовладельцы, смотрите за своими дворниками".

Близко видеть его мне пришлось только один раз. Меня поразило лицо этого человека. В нем не было уже ничего, напоминавшего величавые портреты. Оно было отекшее, изборожденное морщинами, нездоровое.

Многое и тогда, и впоследствии глубоко меня возмущало в поведении этого царя в трудные годы борьбы. Говорили, что в нем была фамильная жестокость Романовых. Ни разу не промелькнуло с его стороны желание смягчить суровость казней и репрессий по отношению к своим противникам. Наоборот, он лично увеличил наказания по большому процессу, где люди и без того понесли слишком суровые кары, допустил казнь Лизогуба, беззаконное заключение Чернышевского в Вилюйске… И все-таки из-за этих действий царя, попавшего в руки неумных и злобных сатрапов, в моей памяти вставало жакое лицо старика… Так начать и так кончить!..*

*(В. Г. Короленко. История моего современника, кн. 3 - 4. М., ГИХЛ, 1948, стр. 162 - 164.)

Обсудить, почему самодержавие в конце 70-х годов выродилось, по выражению писателя, "в режим исключительно полицейский". Вчем это проявлялось?

Как эмоциональное обощение изучения внутренней политики царизма в 70 - 80-е годы XIX в. Зачитывается открывок из незаконченной поэмы А. Блока "Возмездие".

В те годы дальние, глухие...

В те годы дальние, глухие 
В сердцах царили сон и мгла: 
Победоносцев* над Россией 
Простер совиные крыла, 
И не было ни дня, ни ночи, 
А только тень огромных крыл. 
Он дивным кругом очертил 
Россию, заглянув ей в очи 
Стеклянным взором колдуна... 
В те незапамятные годы 
Был Петербург еще грозней... 
Штык светил, плакали куранты, 
И те же барыни и франты 
Летели здесь на острова 
Востока страшная заря 
В те годы чуть еще алела... 
Чернь петербургская глазела 
Подобострастно на царя 
Народ толпился в самом деле, 
В медалях кучер у дверей 
Тяжелых горячил коней, 
Городовые на панели 
Сгоняли публику... - "Ура" 
Заводит кто-то голосистый, 
И царь - огромный, водянистый, 
С семейством едет со двора... 
В те годы мертвые, глухие 
Еще казалось, кое-как, 
Что Петербург - глава России... 
Но уж Судьба давала знак... 
Но в алых струйках за кормами 
Уже грядущий день сиял, 
И дремлющими вымпелами 
Уж ветер утренний играл, 
Раскинулась необозримо 
Уже кровавая заря, 
Грозя Артуром и Цусимой. 
Грозя девятым января...**. 

*(К. П. Победоносцев (1827 - 1907) - ближайший советник Александра III, обер-прокурор синода, вдохновитель разнузданной крепостнической реакции.)

**(А. Блок. Поэмы. 1911 - 1912 гг. Возмездие. Л., 1933, стр. 72, 75, 76, 79.)

Во второй половине XIX в. в России сформировался промышленный пролетариат, в 70-е годы усилилось рабочее движение, появились рабочие-революционеры и первые организации рабочего класса. Об их жизни и борьбе рассказывается в книге Л. Островера "Буревестники". Наибольший интерес представляет повесть "Мужество", в которой показан трудный жизненный путь революционера-ткача Петра Алексеева.

Отрывки из книг "Мужество" Л. Островера и "Московский ткач Петр Алексеев" Н. С. Каржинского 'используются на уроке, посвященном изучению истории первых рабочих организаций и деятельности рабочих-революционеров России. Учитель может поручить двум учащимся подготовить небольшие сообщения об условиях труда рабочих в царской России и о выступлении Петра Алексеева на суде.

Рабочий-пропагандист Петр Алексеев

Тяжело ступая, поднялся Петр Алексеевич к месту, отведенному для подсудимых/Мощная фигура в белой рубахе навыпуск, голова с шапкой черных волос, смуглое лицо, курчавая борода,

Алексеев провел рукой по столику, выдвинулся немного вперед и после паузы сказал с горечью:

- Да, действительно все равно - везде одинаково рабочие доведены до самого жалкого состояния. Семнадцатичасовой дневной труд - и едва можно заработать сорок копеек. Это ужасно! - выкрикнул он, но тут же, точно вспомнив что-то опять успокоился. - При такой дороговизне съестных припасов приходится выделять из этого скудного заработка на поддержку семейного существования и уплату казенных податей. Нет! - стукнул Алексеев по столику, и горящие глаза его преследовали Петерса. - При настоящих условиях жизни работников невозможно удовлетворить самые необходимейшие потребности человека...

- Мы, рабочие, желали и ждали от правительства, что оно не будет делать тягостных для нас нововведений, не станет поддерживать рутину и обеспечит материально крестьянина, выведет его из первобытного положения и пойдет скорыми шагами вперед. - Алексеев умолк, повернулся к хорам. - Но - увы! если оглянемся назад, то получаем полное разочарование... Русскому рабочему народу остается только надеяться самим на себя, и не от кого ожидать помощи, кроме от одной нашей интеллигентной молодежи...

Петере, положил руки на стол, крикнул:

Молчите! Замолчите!

Алексеев тряхнул правым плечом, как бы сбрасывая с него чужую руку.

- Она одна братски протянула нам руку. Она одна откликнуась, подала свой голос на все слышанные крестьянские стоны Российской империи...

Петере, растерянно оглядывая зал, выкрикивал:

- Замолчите! Я прикажу вас вывести!

_ И она одна неразлучна пойдет с нами до тех пор, пока... -

Алексеев закинул голову, вытянул вперед руки и, отчеканивая каждое слово, закончил: - Пока подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда...

Петере вскочил; красный, потный, он заорал:

- Выведите его!

Но истошный возглас Петерса не смутил Петра Алексеевича, наоборот, он сжал свой кулак и угрожающе протянул его к царскому портрету:

_ ... и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!

После минутного затишья загрохотало в зале, как в горах во время обвала. Неистово аплодировали на скамьях подсудимых. Защитники, вскочив с мест, разразились оглушительным "браво". На хорах топали ногами, кричали "ура".

Сенаторы и министры, прикрыв ладонями головы, точно внезапно закапало с потолка, бросились гурьбой к выходу.

Алексеев же был приговорен к высшему сроку, к такому же, как и Цицианов.

Десять лет каторжных работ человеку, против которого почти не было улик! Жестоко и беззаконно даже для того премени! Десять лет каторги за речь, произнесенную на суде!

Речь Петра Алексеевича стала знаменем, вокруг которого собираются бойцы для атаки; она стала набатом, зовущим в бой за правое дело; она стала программой для целого поколения молодежи - их убедило мужество Петра Алексеева, молодежь поверила, что "ярмо деспотизма разлетится в прах"!

Революционизирующее действие речи было так велико, что государственный канцлер князь Горчаков именно из-за нее объявил "устройство публичного и гласного процесса" непростительной ошибкой *.

*(Л. Острове р. Петр Алексеев. "Жизнь замечательных людей". М., "Молодая гвардия", 1964, стр. 167, 169, 171 - 175).

Обсудить, какие черты революционеров-рабочих были присущи Петру Алексееву.

Рабочие поднимаюися на борьбу

Перед конторой, когда туда подошел Иван Васильевич, уже стояла тысячная очередь. Двери конторы были закрыты. Рабочие стояли на улице. Кто шарфом обвязал голову, кто притопывал на месте, но это не спасало: мороз был крепкий, декабрьский.

Ждали час, другой, третий... Уже темнеет, двери конторы все не раскрываются.

- Ироды! Когда платить будете?

Повалил снег. Побелело все кругом. Побелели шапки и спины рабочих.

- Когда платить будете? - доносилось со всех сторон.- Лавки закроют! Без хлеба останемся!

Стали нервничать и мастера. Кто-то пустил слух, что фабрикант прогорел, что "контора" сбежала.

Тревога охватила людей.

Наконец-то около семи часов вышел к очереди служащий и объявил, что платить будут завтра, в сочельник, в десять часов утра. Усталые, озябшие и голодные рабочие разбрелись.

На следующий день явились рабочие задолго до десяти часов. Перед конторой выстроилась тысячная очередь. Но контора, как и накануне, была закрыта.

Как тут не прорваться отчаянию! Люди с болезненной остротой вдруг почувствовали свою беспомощность, все свое бесправие, зависимость от произвола фабриканта, который оградил 'себя крепким забором...

И родилось у многих желание разрушить забор, проникнуть в крепость фабриканта! Полетели камни, куски угля, кирпичи... Зазвенели стекла, потухли фонари... В щепы разлетелся двуглавый орел, висевший на воротах... Из окон хозяйской лавки падали в снег, в грязь банки с вареньем*.

*(Л. Островер. Буревестники. М., Детгиз, 1957, стр. 384 - 385.)

Вопрос. Что возмутило рабочих в действиях фабричной администрации?

В романе С. Заречной "Подвиг поколения" дается широкая картина общественной жизни России в 70-х годах XIX в., показывается процесс назревания в стране недовольства внутренней и внешней политикой царизма.

Перед читателем раскрывается героическая, самоотверженная борьба народников 70-х годов с самодержавием, создание первых рабочих союзов, мучительные искания правильных путей революционной борьбы.

"Южнороссийский союз рабочих"

За Тираспольской заставой, на скрытом за деревьями и кустами лужку, человек двадцать пять - тридцать расположились на траве вокруг одного.

Тонкие черты лица у сидящего на пеньке в середине круга, вдумчивое выражение прозрачных глаз и откинутые назад длинные пряди светлых волос делали его похожим на молодого ученого.

- Заславский! - шепнул Виктору Рыбецкий.

Обсуждали устав "Южнороссийского союза рабочих". Так решили назвать кружок, сплотившийся вокруг Заславского.

Обнорский ревниво прислушивался. "У них уже и устав готов и Союз не сегодня - завтра будет. Да... опередили наших питерских".

Но устав не был готов. Он составлялся тут же всеми участниками кружка. И каждый высказывал свободно, что думал. Казалось, это было простое собеседование равных, без всякого руководителя.

Кудрявый молодой парень, Сергеи Наддачин, под одобрительный гул собрания прочитал записанное у него на клочке бумаги:

"...рабочие могут достигнуть своих прав только посредством

насильственного переворота, который уничтожит всякие привилегии и преимущества".

_ А насчет труда забыл? - крикнул кто-то. - Мы с тобой еще толковали. Как это?.. "После насильственного переворота только труд... - припоминал он, - сделается основой..." Ну же!.. Как там дальше про труд?

- ... основой личного и общественного благосостояния, - подсказал Наддачин.

-Я бы предложил слово "политической" (борьбы) исключить,- не повышая голоса сказал Заславский. [Далее он сослался на опыт борьбы рабочих Западной Европы.]

- Что вы их с нами равняете? У них права, а у нас одно бесправие! - зашумели вокруг.

- Им только за экономическое равенство и бороться. Никто не препятствует.

Заславский опустил глаза. Сказал после некоторого раздумья:

- Будь по-вашему. Может быть, вы и правы. Может быть, вашими устами говорит сама жизнь. К требованиям жизни надо прислушиваться. Пусть остается в уставе слово "политический"*.

*(С. Заречная. Подвиг поколения. М., "Советский писатель", 1963, стр. 16 - 17.)

Вопрос. Какие задачи ставили перед собой члены "Южнороссийского союза рабочих"?

Рабочие - буревестники в "Северном союзе русских рабочих"

По давно выработанной схеме рабочий Петербург был поде лен на секторы, каждый сектор имел свои кружки. У сектора была библиотека, касса и конспиративная квартира. Для заведывания делами сектора избирался небольшой комитет, члены которого были в то же время членами центрального комитета "Союза". Правление кружков собиралось два раза в неделю Центральный комитет - по воскресеньям.

Каждый пункт программы, каждая фраза будили вихрь мыслей и чувств, возбуждали фантазию Халтурина, которая тотчас рождала новые планы и проекты.

- Меня не удовлетворяет и вступление к программе.

- Какое еще вступление? - удивился Обнорский.

- А вот какое. Ты начинаешь прямо с Запада. Ты пишешь что наши западные братья уже подняли знамя для освобождения миллионов. А мы что? Мы не подняли знамени? Что скажет наш рабочий?

Лавристы, сами того не желая, помогли Халтурину проникнуться передовыми идеями Запада, но перед самим Западом он не преклонялся. Халтурин знал русского рабочего, любил его. Он возмущался, когда кто-нибудь, пусть даже в разгаре спора, нелестно отзывался о русском рабочем.

- Какая будущность раскрывается перед нашим рабочими горячился Степан, шагая по комнате. - Это народники не признают нашей силы!

Обнорский устало взглянул на Халтурина, потом подошел к ведру, выпил кружку воды и сказал:

- Странный ты человек, Степан. Сколько раз мы с тобой об этом говорили, и каждый раз ты вспыхиваешь, как порох.

- Да! - ответил Халтурин. - Настоящую революцию сделает русский рабочий. Революционные идеи, как весенний дождь, падают у нас на благодатную почву. Народники сами не понимают, что они сделали. Они дали нам в руки оружие, но это оружие наш рабочий пустит в ход за свои интересы, а не за туманные идеалы лавристов. Ты, Виктор, все к Западу тянешься. Но ты забыл, что Запад кишит либералами. А наш рабочий их ненавидит. Он знает, что это волки в овечьей шкуре. Наш рабочий был на выучке у Чернышевского, Белинского, Добролюбова.

- А ты знаешь, что будет, когда мы напечатаем свою программу? На нас обрушатся в первую очередь эти же самые народники...

Халтурин не мог удержаться, вскочил.

- А тебе очень важно, что скажут народники? Важно, чтобы мы правильно поступали. Многие рабочие уже не деревенские Сысойки! Они Маркса уже читают! Разбираться стали.

А мы свой "Союз" ради "Союза" создаем? Нет, Виктор, ради пропаганды, ради активной борьбы.

- Что ты предлагаешь?

- Программу начать с нашего рабочего движения. Мы должны сказать, что в России уже идет великая социальная борьба. Обнорский встал.

- Согласен. И хватит на сегодня*.

*(Л. Островер. Буревестники. М., Детгиз, 1957, стр. 89 - 139.)

Обсудить, какое значение имела деятельность С. Халтурина В Обнорского для "Северного союза русских рабочих".

В качестве концовки к теме "Революционное движение 70-х и начата 80-х годов" используется отрывок из книги П. Чередниченко "Дочь России", который полностью или частично зачитывается учителем на уроке.

Подумать и обсудить, что давало основание К. Марксу возлагать большие надежды на русский пролетариат.

Возможности русского народа велики. К. Марке о русском пролетариате

Маркс резким движением сомкнул пальцы обеих рук. Обращаясь к Лизе, он сказал:

- А знаете ли, меня Россия приятно удивила! В Петербурге готовится к печати мой "Капитал" на русском языке. Таким образом, первой страной в мире, осуществившей перевод "Капиталла" с немецкого языка, оказалась ваша родина. Я очень рад вашему приезду и с нетерпением жду вашей информации о России.

Лиза тщательно готовилась к беседе с Марксом. И она стала рассказывать о Чернышевском, Буташевиче-Петрашевском, Добролюбове, студенческих волнениях и крестьянских восстаниях, о многом другом, что происходило на Руси. Она говорила и боялась, что, может быть, рассказывает давно "известные им вещи. Подняв глаза, она заметила, что у Маркса потухла сигара. Лиза замолчала.

- Продолжайте, продолжайте, - встрепенулся Маркс. - И, пожалуйста, подробнее о книге Флеровского. Правильно ли я оценил эту книгу? Правильно ли она показывает положение рабочего класса в России? Кто такой ее автор?

- Безусловно, талантливый и честный русский публицист. Он собрал богатый и достоверный материал. Флеровский - это псевдоним. Его настоящее имя - Василий Васильевич Берви.

Лиза тут же сделала ряд критических замечаний о книге Флеровского. По ее мнению, автор показывает только одну сторону - эксплуатацию рабочих, невыносимые условия их труда. Но русские рабочие отнюдь не собираются уподобиться Христу и безропотно нести свой тяжелый крест. Их классовое самосознание растет, они протестуют. А когда Лиза рассказала о знаменитой стачке на Невской бумагопрядильной фабрике и других стачках питерских-рабочих, Маркс поднялся и взволнованно зашагал из угла в угол. Он снова зажег потухшую уже в который раз сигару и сказал:

- Да, по-видимому, лава потечет на этот раз с Востока на Запад, а не наоборот. Изучая Россию, нельзя не прийти к выводу, что хотя это и крестьянская страна, но у нее есть большие потенциальные возможности для роста промышленности и промышленного пролетариата. Ожидая великую народную революцию в России, мы возлагаем большие надежды на быстро складывающийся русский пролетариат, у которого силен дух товарищества и солидарности. Такой рабочий класс сможет создать организацию, сможет выдвинуть таких вождей, которые, не в пример вождям английских тред-юнионов, никогда не пойдут на компромисс с буржуазией.

Маркс снова прошелся из угла в угол и продолжал:

- Потенциальные возможности русского народа чрезвычайно велики. Он в состоянии не только освободить себя, но и встряхнуть всю Европу силой русского революционного примера. Это будет преобразование Европы в результате грядущей русской революции и революции европейского пролетариата*.

*(П. Чередниченко. Дочь России. М, "Советская Россия", 1965, стр. 85 - 86.)

В романе А. Перегудова "В те далекие годы" рассказывается об Орехово-Зуевских ткацкой и прядильной фабриках, о становлении и развитии Гжельского фарфорового производства, о волчьих законах капиталистов, их нравах и быте. Образным языком рисуется картина зверской эксплуатации рабочих, показывается рост их сознания, первые сходки и выступления. Привлекательны образы руководителей рабочих П. А. Моисеенко, В. С. Волкова и других.

Матерый волк в мире промышленности

Таким матерым волком в мире промышленности был Тимофей Саввич Морозов, сын крепостного мужика помещика Рюмина. Отец его, Савва Васильевич, сначала работал на шелковой фабрике Кононова, к которому попал от своего помещика в кабалу за долг, затем стал кустарем, искусным мастером по выработке ажурных тканей. С котомкой за плечами ходил он в Москву, где продавал свои изделия в домах помещиков и именитого купечества. От шелкового ткачества Морозов перешел на шерстяное и хлопчатобумажное. Первое, небольшое заведение основал он в своей родной деревне Зуево*, а затем товаро-отделочное производство перенес через реку Клязьму, в местечко Никольское, возле села Орехово**. С каждым годом богател крепостной мужик, и в 1820 году вместе со своими сыновьями откупился от Рюмина, уплатив ему огромную по тому времени сумму - семнадцать тысяч рублей ассигнациями. Умер Савва Морозов девяноста лет от роду, оставив своим сыновьям две фабрики и миллионное наследство. Но еще задолго до его смерти созданное им дело перешло в полное руководство к младшему его сыну Тимофею, которому правительство пожаловало высокий титул "мануфактур-советника"***.

*(Московской губернии, Богородского уезда.)

**(Владимирской губернии, Покровского уезда.)

***(А. Перегудов. В те далекие годы. Избранное. М., 1958, стр. 362.)

Вопрос. Как развитие капитализма отражалось на условиях труда и жизни рабочих?

Революционная агитация Петра Моисеенко

Подумать и обсудить, какие черты были присущи Петру Моисеенко, как рабочему-революционеру.

Моисеенко шел к своей цели прямо и уверенно. Вечерами он приходил в библиотеку, к нему подсаживались ткачи. Он читал им рассказы или стихи, которые звали к борьбе.

В прошлую субботу, когда за окном синел ноябрьский пухлый снег, Петр Анисимович достал "Вестник Европы" за 1871 год и начал читать хронику Навроцкого "Степан Разин".

Моисеенко был художником по натуре: он прекрасно пел, неплохо рисовал, писал стихи, но особенно хорошо он читал вслух. На его чтения приходили даже инженеры со своими женами.

На чтение "Степана Разина" собралось больше сотни человек.

Против Моисеенко сидел статный, красивый ткач - Василий Сергеевич Волков. На его широкий лоб падала непокорная прядь волос, карие, умные глаза были устремлены на Петра Анисимовича.

А Петр Анисимович продолжал читать. Он оглядел своих слушателей, улыбнулся и, стукнув по столу, сказал с негодованием, как человек, убежденный в своей правоте:

Не на грабеж иду я. Я - другое, 
Я дело славное задумал совершить. 
Решился я народу возвратить 
Ту волю самую, которую бояре 
Оставили лишь только для себя. 
А от свободного спокон веков народа 
Отнять успели, и простых людей 
Скотом рабочим умудрились сделать. 
Но волю-мать искоренить нельзя! 
Когда бояр я изведу повсюду, 
Когда они исчезнут без следа, 
Тогда замрет их низкое коварство, 
И от Москвы до всех окраин царства 
Свободной станет Русская земля! 

Ткачи замерли. Они смотрели на чтеца невидящими глазами, не веря, что только что услышанное ими может быть напечатано в книгах*.

*(Л. Острове р. Буревестники. М., Профиздат, 1957, стр. 133 - 136.)

Морозовская стачка

Чтения и беседы Моисеенко, пылкие речи Волкова не пропали впустую. Среди ткачей чаще и чаще стали раздаваться возгласы: "Так жить нельзя!" Морозовские рабочие уже по-иному смотрели на "колдуна"-хозяина и уже готовы были выступить на борьбу с ним. Нужно было только выбрать день, чтобы организованно начать стачку. Сама жизнь указала этот день...

По распоряжению Тимофея Саввича 7 января (старого стиля) было объявлено рабочим днем, тогда как раньше этот день "Ивана-крестителя" считался праздником. Моисеенко и Волков решили использовать этот случай.

Обойдя корпуса и убедившись, что работа везде прекращена, Моисеенко направился в Зуево, где в одном из трактиров должны были собраться ткачи. В трактире Петр Анисимович увидел Волкова, что-то горячо говорящего столпившимся вокруг него рабочим. Один из них, заметив вошедшего Моисеенко, крикнул: - Ну, вот и все! Фабрика стоит!

- Нет, это еще не все, это только начало, - ответил Моисеенко. - Теперь нам нужно обсудить, как поступать дальше.

Мануфактур-советник решил не делать никаких уступок рабочим и как можно скорее подавить выступление вооруженной силой.

В ночь на 8 января из Владимира в Орехово прибыли экстренным поездом два батальона 12-го Великолуцкого полка. Вместе с ними приехали владимирский губернатор, начальник губернского жандармского управления и прокурор владимирского окружного суда.

Морозовские ткачи не подозревали, что их стачка встревожила не только хозяина фабрики, но и все начальство, от исправника до царя...

В два часа пополудни второго дня стачки из Москвы приехал Тимофей Саввич Морозов. Немедленно началось совещание.

На этом совещании было выработано следующее объявление:

"Объявляется всем рабочим ткацкой и прядильной фабрик... что те взыскания, которые сделаны с них за плохие работы с 1 октября 1884 года по 1 января 1885 года, им возвращаются, и притом всем им делается расчет.

Затем желающие поступить на работы могут быть вновь приняты на тех же условиях, которые были объявлены при найме 1884 года".

После совещания Тимофей Саввич уехал в Москву, а губернатор приказал прочитать объявление в казармах. Оно было встречено свистом и криками. Рабочие заявили, что на предложение Морозова они не согласны и на работу не выйдут.

Днем к губернатору приходили уполномоченные от рабочих, устно предъявили свои требования и очень смело говорили.

...Морозов надеялся в несколько часов смирить рабочих, но прошло уже четыре дня, а стачка все еще продолжалась.

За эти дни Моисеенко и Волков составили и переписали в тетрадку требования, которые решили подать Морозову.

Когда Моисеенко и Волков подходили к переезду, там уже собралась огромная толпа.

- Ну, Василий Сергеевич, что-то затевается, - сказал Петр Анисимович. - Вдвоем нам идти не следует, могут обоих арестовать. Кто-нибудь один должен передать требования.

- Я передам, - ответил Волков и взял у Моисеенко тетрадку.

Вскоре к переезду прибыл губернатор и предложил рабочим начать работу или получить расчет. Голос губернатора потонул в возмущенных криках толпы. К нему подошел Волков и протянул тетрадку.

- Тут написаны наши условия, на которых мы согласны работать. Прикажите прочитать их, чтобы все слышали.

- Здесь не место заниматься чтением, - нахмурился Судиенко и махнул платком: это был знак, по которому казаки окружили Волкова и человек пятьдесят рабочих, стоявших впереди.

Толпа заревела, двинулась на казаков. Они тронули лошадей, уводя арестованных. В толпу врезались солдаты и конные стражники, над головами людей замелькали нагайки и приклады винтовок...

Весть об аресте и избиении рабочих быстро облетела все казармы. Со всех сторон к фабрике бежали ткачи, прядильщики, плисорезы, красильщики выручать товарищей.

У фабричных ворот стояла воинская охрана. Толпа смяла ее и ворвалась во двор. Здесь рабочих встретила рота солдат. Закипела свалка; она прекратилась, когда появились уведенные казаками - выбив дверь, они ушли из-под ареста...*

*(А. Перегудов. В те далекие годы, стр. 391 - 442.)

Вопрос. Почему морозовская стачка "встревожила не только хозяина фабрики, но и все начальство, "от исправника до царя"?

Отрывок из романа Н. Вирты "Вечерний звон", в котором рассказывается о революционном пути Г. В. Плеханова, используется учителем для конкретизации изложения.

Подумать, какой революционный путь прошел Г. В. Плеханов и почему он стал марксистом.

Начало революционной деятельности Г. В. Плеханова

Он и действительно был необыкновенным человеком, этот земляк Луки Лукича, сын тамбовского дворянина, штабс-капитана Валентина Петровича Плеханова.

Позади лежал сложный путь, он-то и привел его в Женеву. Окутанные дымкой романтики, вставали порой перед ним дни юности, хождение в народ, попытки поднять крестьянское восстание.

Как давно, как давно это было! Каким горьким разочарованием окончились и хождения в народ, и путешествие на Дон к казакам!.. Крестьяне не приняли и не поняли молодых интеллигентов, так неудачно стремившихся замаскироваться под простонародье. Ставка на повсеместное мужицкое восстание бита, вера в то, что крестьянство... само по себе носит в своем укладе идею социализма, развеяна, и вот случилось то, что должно было случиться: "Земля и воля" на Воронежском съезде от средств пропаганды решительно перешла к террору.

Плеханов был единственным, кто возражал против террористического пути.

- На кончике кинжала нельзя удержать тактику партии! - доказывал он. - Ваши решения о терроре - измена делу народа!

С частью товарищей, верных старому боевому знамени, он ушел из "Земли и воли", создал "Черный передел", но все его попытки превратить "Черный передел" в организацию, влияющую на судьбы революционного движения, потерпели крах. "Черный передел" не внес ничего нового в движение, ничего оригинального.

Революционное народничество завершило полный круг своего существования - оно сошло со сцены; воронежский раскол был последним актом этой трагедии.

Быть может, уже тогда зародилось в душе Плеханова недоверие к крестьянству в будущей революции.

Он стоял вторым в списке лиц, причисленных к террористической партии, и мог быть арестован с часу на час.

Перед Плехановым стала дилемма: либо оставаться в России и обречь себя на смерть за дела, к которым он ни в малейшей степени не был причастен, либо уехать за границу.

Он уехал.

Он в Женеве, потом в Париже.

Проекты различных заграничных изданий для России проваливаются, проваливаются все попытки влиять на сознание народа, привлекать его к себе.

Плеханов весь в поисках новых путей; он полон неясных стремлений к чему-то более широкому и глубокому. И он нашел то, что так мучительно искал, к чему шел своей многотрудной дорогой, - научный социализм Маркса стал путеводной звездой для Плеханова, и он весь отдался ему, а тогдашние последователи Маркса были в восторге от ума и того тонкого понимания, с каким молодой русский воспринимает сочинения их учителя.

Плеханов становится глашатаем идей Маркса в России. Он много читает, много пишет, наблюдает жизнь народа за границей и тоскует о народе русском.

И Плеханов с гордостью заявляет на конгрессе Второго Интернационала:

- Революционное движение в России восторжествует как рабочее движение или его совсем не будет *.

*(Н. Вирта. Вечерний звон. М., "Молодая гвардия", 1951, стр. 586 - 592.)

Литература к теме

В. Фигнер. Запечатленный труд. Воспоминания, т. I - II. М., "Мысль", 1964.

Э. А. Павлюченко. Вера Фигнер. М., Учпедгиз, 1963.

Н. А. Морозов. Повести моей жизни. Мемуары, т. I - II. М., Изд-во АН СССР, 1961.

B. А. Прокофьев. Андрей Желябов. М., "Молодая гвардия", 1960.

"Подсудимые обвиняют". М., 1962 (Судебные речи революционеров-народников А. Желябова и А. Ульянова).

А. В. Канивец. Александр Ульянов. М., "Молодая гвардия", 1961.

Елена Сегал. Софья Перовская. М., "Молодая гвардия", 1962.

А. Я. Черняк. Николай Кибальчич - революционер и ученый. М., Соцэкгиз, 1960.

C. М. Степняк-Кравчинский. Подпольная Россия. Сочинения в 2-х томах. М., Госполитиздат, 1958.

С. М. Степняк-Кравчинский. Андрей Кожухов. М., Детгиз, 1966.

И. Я. Мирошников. Виктор Обнорский - выдающийся рабочий-революционер. М., 1960.

B. Г. Короленко. История моего современника. Любое издание.

Ю. В. Давыдов. Март. М., Детгиз, 1959.

П. А. Моисеенко. Воспоминания старого революционера. М., "Мысль", 1966.

C. Заречная. Подвиг поколения. М:, "Советский писатель", 1963.

Л. Островер. Ипполит Мышкин. М., "Молодая гвардия", 1959. В. А. Прокофьев, Героическая биография. М., Профиздат, 1964. Л. Острове р. Буревестники. Любое издание.

Ю. 3. Полевой. Петр Алексеев, 1849 - 1891. М., "Молодая гвардия", 1957.