Библиотека
Ссылки
О сайте






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Империализм - высшая и последняя стадия капитализма. Пролетарский этап освободительного движения

Социально-экономическое развитие России на рубеже XIX - XX вв.

А. И. Куприн в своей повести "Молох" образно показал бесчеловечную сущность капитализма, его острые классовые противоречия, обнажил неприглядную изнанку буржуазного "процветания". Капитализм конца XIX в. на этапе его перерастания в империализм автор уподобляет Молоху - кровавому божеству древности. В царстве Молоха нет места свободному труду, творчеству, личному счастью.

Отрывок используется для создания образного представления о капиталистическом производстве в конце XIX - начале XX в.

Панорама огромного завода

Пройдя полверсты, Бобров взобрался на пригорок. Прямо под его ногами открылась огромная панорама завода, раскинувшегося на пятьдесят квадратных верст. Это настоящий город из коасного кирпича, с лесом высоко торчащих в воздухе законченных труб, - город, весь пропитанный запахом серы и желез* ! кого угара, оглушаемый вечным несмолкаемым грохотом. Четыре доменные печи господствовали над заводом своими чудовищными трубами. Рядом с ними возвышалось восемь кауперов, предназначенных для циркуляции нагретого воздуха, - восемь огромных железных башен, увенчанных круглыми куполами: ремонтные мастерские, литейный двор, промывная, паровозная, рельсопрокатная, мартеновские и пудлинговые печи и т. д.

Завод спускался вниз тремя громадными природными площадями. Во всех направлениях сновали маленькие паровозы. Показываясь на самой нижней ступени, они с пронзительным свистом летели наверх, исчезали на несколько секунд в туннелях, откуда вырывались окутанные белым паром, гремели по мостам и, наконец, точно по воздуху, неслись по каменным эстакадам, чтобы сбросить руду и кокс в самую трубу доменной печи.

Казалось, какой-то страшный подземный переворот выбросил наружу эти бесчисленные груды щебня, кирпича разных величин и цветов, песчаных пирамид, гор плитняка, штабелей железа и леса. Все это было нагромождено как будто бы бестолку, случайно. Сотни подвод и тысячи людей суетились здесь, точно муравьи на разоренном муравейнике. Белая тонкая и едкая известковая пыль стояла, как туман, в воздухе.

Еще дальше, на самом краю горизонта, около длинного товарного поезда толпились рабочие, разгружавшие его. По наклонным доскам, спущенным из вагонов, непрерывным потоком катились на землю кирпичи; со звоном и дребезгом падало железо; летели в воздухе, изгибаясь и пружинясь на лету, тонкие доски. Одни подводы направлялись к поезду порожняком, другие вереницей возвращались оттуда, нагруженные доверху. Тысячи звуков смешивались здесь в длинный скачущий гул: тонкие, частые и твердые звуки каменщичьих зубил, звонкие удары клепальщиков, чеканящих заклепы на котлах, тяжелый грохот паровых молотов, могучие вздохи и свист паровых труб и изредка глухие подземные взрывы, заставлявшие дрожать землю.

Это была страшная и захватывающая картина. Человеческий труд кипел здесь, как огромный, сложный и точный механизм. Тысячи людей - инженеров, каменщиков, механиков, плотников, слесарей, землекопов, столяров и кузнецов - собрались сюда с разных концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, отдать свои силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса*.

*(А. И. Куприн. Молох. М., ГИХЛ, 1954, стр. 144 - 145.)

Обсудить, что было типического в этой картине для крупных капиталистических предприятий.

* * *

В романе М. Соколова "Искры" дана широкая картина труда и революционной борьбы рабочего класса юга России в конце XIX - начале XX в.

В шахте все было ново

Надшахтное здание тоже было новое. Над ним высился металлический копер, в машинное отделение от него протянулись два троса, толщиной в руку человека, а возле ствола стояли на рельсах не деревянные, а большие железные вагонетки. И в руках у некоторых шахтеров были новые, под сетками лампы, а не коптилки. Леон восхищенно покачал головой: "Здорово двинулась вперед техника. Неужели и это все сделал штейгер Чургин?"

Возле ствола было шумно. Двухэтажная клеть то и дело подымала вагончики на-гора, девчата откатывали их к сортировке а на их место ставили порожние, и клеть снова проваливалась в подземелье. Леон обратил внимание, что стволовой всякий раз перед этим нажимал на кнопку, а не дергал за проволоку, как прежде, и пошел в машинное отделение. И тут он увидел, насколько ушла вперед техника. Здесь на полу из метлахских плит стояла огромная электрическая машина с барабаном аршина два в диаметре, приборы управления, высокая белая доска со множеством делений и движущейся то вниз, то вверх стрелкой. Вокруг была безукоризненная чистота, много света, и работал здесь всего один человек. Вот он, услышав три резких электрических звонка, барабан шевельнулся, тросы качнулись, и сразу быстро-быстро побежали один к копру, а другой к барабану Стрелка на столбе пошла снизу вверх и через две минуты остановилась на большой красной цифре "300".

Леон спросил у машиниста, что это означает, и тот ответил:

- Триста метров глубины. С третьего горизонта подымаем.

В шахте Леон пробыл несколько часов. Все в ней было ново: и высокий освещенный электричеством коренной штрек, и паровые лебедки, и бремсберги, лошади в откаточных штреках, и центробежные насосы на месте бывших камеронов и рештаки в лавах, по которым доставлялся теперь уголь в штреки, и новые лампы в руках у каждого рабочего, и даже рельсы - настоящие рельсы, а не ошинованные угловым железом деревянные рейки, которые были прежде. Только уголь добывался все теми же обушками*.

*(М. Соколов. Искры. М., "Советский писатель", 1949, стр. 754 - 755.)

Вопрос. Что было нового в техническом оснащении шахты и в организации труда рабочих?

* * *

Писатель П. Бляхин в трилогии "Дни мятежные" правдиво и впечатляюще изображает трудовую жизнь и революционную борьбу рабочих Баку и некоторых других промышленных центров страны.

В нефтяном аду

Пригородный поезд на Балаханы был до отказа переполнен рабочими и крестьянами - жителями окрестных поселков и деревень. Мы с трудом протискались в вагон и оказались прижатыми к окну между скамьями. Так и стояли всю дорогу.

Поезд остановился на станции Сабунчи.

Мы вышли из вокзала. Я был изумлен невиданным зрелищем, черный лес нефтяных вышек, разбросанных на огромной территории, тянулся до самого горизонта, утопая в густых облаках дыма, копоти и зловонного пара. Яркое южное солнце здесь казалось багровым, словно пятно запекшейся крови. Небо было закрыто темной тучей, нависшей над самой землей.

- Вот он, ад! - сказал Ванечка, широким жестом показывая

на необозримое царство "черного золота". - Здесь родятся, живут и работают рабы нефтяных магнатов, здесь они и умирают. Отсюда перекачиваются миллионы русских денег в карманы иностранцев- Нобелей, Ротшильдов, Шелла, будь они прокляты!

_ А разве наших кровососов в Балаханах нет? - удивился я.

_ Как не быть! Здесь хозяйничают Лианозов, Гукасов, Манташев, Шибаев, Мирзоевы и десятки других крупных и мелких хищников. Все они в одной компании! Ну, пошли!

Мы тронулись в путь, в самые дебри нефтяного леса.

Душный запах мазута. От нестерпимой жары я задыхался, как в серной бане, обливался потом. Все вокруг нас - и земля, и вышки, и люди - было насквозь пропитано нефтью, .дочерна закопчено, блестело, словно облитое жиром. Под ногами неприятно хлюпала черная земля. Перекрещиваясь между собою, во всех направлениях тянулись железные трубы, по которым, как кровь по жилам, непрерывно текла нефть. Вышки стояли по обеим сторонам шоссе, пересекавшего Балаханы на две части. Меж вышек то и дело встречались земляные амбары и озера, до краев наполненные мазутом.

От бурения сотен скважин и тартания нефти в воздухе стоял оглушающий гул и грохот, слышались жужжание стальных канатов, гудение барабанов и форсунок, свист пара*.

*(П. Бляхин. Дни мятежные. Трилогия. М., "Советский писатель", 1961, стр. 182 - 183.)

* * *

О тяжелом положении рабочих неоднократно писал в своих произведениях А. П. Чехов. Ниже приводится отрывок из рассказа "Моя жизнь".

Городская жизнь с ее изнанки

...Ставши рабочим, я уже видел нашу городскую жизнь, только с ее изнанки. Нас, простых людей, обманывали, обсчитывали, заставляли по целым часам дожидаться в холодных сенях или в кухне, нас оскорбляли и обращались с нами крайне грубо.

В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, легкую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки, и если мы по бедности не давали' им взяток, то нас в отместку кормили из грязной посуды; на почте самый маленький чиновник считал себя вправе обращаться с нами, как с животными, и кричать грубо и нагло: "Обожди! Куда лезешь?" Даже дворовые собаки - и те относились к нам недружелюбно и бросались на нас с какою-то особенною злобой. Но главное, что больше всего поражало меня в моем новом положении, это совершенное отсутствие справедливости, именно то самое, что у народа определяется словами: "Бога забыли". Ред. кий день обходилось без мошенничества. Мошенничали и купцы продававшие нам олифу, и подрядчики, и ребята, и сами заказчики. Само собою, ни о каких наших правах не могло быть и речи, и свои заработанные деньги мы должны были всякий раз выпрашивать как милостыню, стоя у черного крыльца без шапок*.

*(А. П. Чехов. Моя жизнь. Любое издание.)

Вопрос. В чем проявлялась сущность капиталистического строя в царской России?

* * *

В повести П. Замойского "Подпасок" рассказывается о жизни русских крестьян, задавленных нуждой, произволом помещиков и царских властей. В повести нашли отражение революционные выступления крестьян в 1905 - 1907 гг.

...Не пойдем на попятную...

У мужиков забота не только об аренде степи под пастьбу, но и о земле под яровые. Управляющий, сдававший всегда нашему обществу землю исполу, сейчас сдать отказался. Был слух, будто он хочет сдать ее мужикам соседнего села Кокшай. Те соглашаются взять не исполу, как мы, а из третьей доли.

- Не пойдем на попятную. Есть у нас сила против этих пауков, кои расселись везде на полях и душат нас. Вот они! - выкинул он длинные свои руки, сжав тяжелые кулаки. - Вот сила!

- К чему зовешь, Ворон? - послышался тихий голос.

- А к тому, Василий: мужичьей вся земля быть должна.

Харитон поднял голову, как бы проснувшись, прошел к столу, вприщурку посмотрел на народ. Мужики затаили дыхание. Тихо стало, как в церкви во время проповеди.

- Мужики! - глядя поверх голов, начал Харитон. - Тимофей спрашивает: к чему на земле все клонится и что делать? К чему клонится, я скажу, а вот что делать - надо вместе обдумать. Все на земле клонится к земле, мужики. Много земли в нашей России. Почему же поднялся спор о земле? Ужели она клином для нас сошлась? Да, клином. При всем изобилии земли нам не хватает! Где она? У помещиков... Выйдите за село, гляньте 6 стороны. Налево - усадьба с итальянским родником, направо усадьба с винокуренным заводом, прямо - усадьба попечителя училища, дальше - усадьба с огромным садом, сзади - усадьба с конным заводом,

Вот она где! В нашем селе три тысячи едоков, а земли во всех трех полях полторы тысячи... А сколько у одной нашей барыни только при нашем обществе? Тоже полторы тысячи. А всего у старухи пятнадцать тысяч да лесу три тысячи. Понятно? А непонятно, добавлю: барыня каждый год получает столько дохода, что нашему селу ее хлеба хватило бы на десять лет. Но барыня хлеб продает за границу, деньги кладет в заграничный банк. Поля ей убираем мы, и землю навозим мы. Что делать нам? Неодинаковы мы, мужики. Как чуть что: тырря! - врозь. В других селах, там не спят...

Утром узнали, что сход вынес приговор - не давать кокшайским засевать барскую землю, а ехать к барыне уполномочили кузнеца Самсона, Харитона и старосту. Об аренде степи послали договориться Лазаря и Тимофея Ворона*.

*(П. Замойский. Подпасок. М., Детгиз, 1956, стр. 38, 41 - 44.)

Вопрос. В чем была причина возмущений крестьянства?

Тяжелая жизнь крестьян-переселенцев в конце XIX в. хорошо показана в книге писателя Н. Д. Телешова "Записки писателя".

Тише едешь, дальше будешь

Переселенцы того времени стремились бежать из родной деревни прежде всего потому, что там было им невыносимо тесно, надел был мал и кормиться становилось нечем... А в Сибири обещали наделы большие: земля там родит много хлеба; там даже подати не берут в первое время, а в дальних местах дают на хозяйство деньги и сыновей не берут в солдаты. Таковы были приманки, погнавшие поток людей в неведомые стороны, на "новые места". По словам Грибоедова:

"Тут все есть, коли нет обмана..."

Тогда царское правительство старалось использовать переселение, чтобы избавиться от бедноты, задыхавшейся от безземелья и безработицы, и упрятать ее подальше, с глаз долой. А как доберутся люди, до этого никому не было дела...

Как мне сообщили в переселенческой конторе, в это время на поле жило свыше двадцати тысяч человек. Да, двадцать тысяч человек, обносившихся, неумытых, полуголодных, прятавшихся в свои палатки на ночь да в проливной дождь; в остальное же время эта масса бродила по полю, стояла, сидела, лежала в изнеможении, сходилась толпами и вновь расходилась в ожидании отправки и совершенно бездействовала не только дни и недели, но и месяцы.

Проходя по этому бесконечному полю, между рядами шалашей и тряпок, я встречал одни и те же картины общей нужды общего горя и великого народного терпения. Вот сидит молодая женщина, усталая, изможденная, и шьет или чинит рубашку, рядом валяется ничком на траве бородатый муж и от нечего делать свистит в кулак, чтоб не ругаться открыто и откровенно. Где-то тут же сушится на палках белье, тут же охает больная старуха...

А вот убитая горем мать держит на коленях только что умершего ребенка и глядит бесцельно и бездумно в небо, а по щекам текут ручьи слез...

...Условия передвижения переселенцев того лета были крайне неблагоприятны. Через Тюмень проходила уже пятьдесят третья тысяча. Доставка срочных грузов на Волге и Каме вызывала продолжительные задержки крестьян: в Казани до трех недель, в Нижнем - полтора месяца, в Перми - двадцать четыре дня и, наконец, застряли в Тюмени... Смертность на всех водных путях огромная: в течение двух месяцев пути - полторы тысячи смертей... А вообще в пути инфекционные заболевания и смертность достигли неслыханных размеров: корь, скарлатина, оспа, дифтерит, дизентерия унесли в одной только Тюмени восемьсот детей, и это за сравнительно малый срок...

Умирает здесь множество народа, и фраза переселенца, что они здесь "проедаются да детей хоронят", - сущая правда*.

*(Н. Телешов. Записки писателя. М., -1953, стр. 139 - 141, 143 - 144.)

Вопрос. Что заставляло крестьян уходить из родных деревень и какие трудности им приходилось преодолевать в пути?

Народные пословицы о капиталистической эксплуатации

Белые ручки чужие труды любят. 
Нанялся - продался. 
Хорошо в найме, да не дай боже мне. 
Золото моем, а сами голосом воем. 
От трудов праведных не наживешь палат каменных. 
Батюшка-Питер бока нам вытер, братцы-заводы унесли годы. 
Жил, да и жилы порвал*.

*("Русские народные пословицы и поговорки". "Московский рабочий", 1958, стр. 271.)

предыдущая главасодержаниеследующая глава





Пользовательский поиск




© Ist-Obr.ru 2001-2018
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://ist-obr.ru/ "Исторические образы в художественной литературе"


Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь