Революция 1905 - 1907 гг. в России - первая народная революция эпохи империализма

Русская революция 1905 - 1907 гг. была первым мощным натиском рабочих и крестьян против самодержавия и одновременно сильным ударом по империализму. Героизм народных масс, проявленный в революционных выступлениях, руководящая роль партии большевиков во главе с В. И. Лениным получили яркое отражение в произведениях как передовых дореволюционных, так и советских писателей, многие из которых были участниками тех исторических событий.

Достойный воспитанник Победоносцева

Сорок шесть лет подряд он (К. П. Победоносцев.- Ред.) долбил ларям и людям одно и то же; боже упаси нас от всяческих новшеств,, особливо конституционных, все они от хозяина лжи. Самодержавие это то, на чем держалась и во веки веков должна держаться российская темная, глухая страна! Он говорил так Александру II Николаевичу, прозванному льстецами "освободителем", это он вдалбливал Александру Александровичу, льстецами же прозванному "миротворцем", этому же учил и учит Николая II Александровича.

Четырнадцать лет донимал он Ники страхами, скучнейшей моралистикой, ханжеством, интриганством, наставлениями и шипением... Он добился своего. Вот он смотрит на своего воспитанника и торжествует: нет на свете человека, более яростно отрицающего все новое и свежее, чем Ники Романов; нет среди самых убежденнейших монархистов более тупого, последовательного монархиста, чем русский монарх; никто так не научен презирать законы, как он - высший законодатель; никто не обладает таким искусством интриганства, никто во всей империи не двоедушен так, как Ники Романов; никто так не труслив, как он - самодержец; никто так не мстителен, не злобен и не коварен, как он - император всероссийский.

Необходимо отметить еще одну, едва ли не главную черту в характере этого молодого человека. Он слишком много думал о самом себе; превосходство его характера и ума внушалось ему дядями, племянниками, матерью, министрами, свитой, приближенными. Поэтому он с предвзятостью принимал или отвергал мысли и мнения других людей, ибо каждый истинный и большой ум ему ненавистен - соперников и соперничество государь не терпел. Внушенное ему что-либо Константином Петровичем, другими наставниками или отцом или внушенное самим собою раз навсегда застывало в его сознании и ничем уже не могло быть поколеблено. Он принимал и считал своими мыслями и мнениями лишь то, что в данную минуту отвечало его интересам, мелким или крупным - безразлично. Любой беспринципный политикан мог поэтому делать с царем что угодно; для этого стоило только повторять за государем его же мысли и ловко направлять их в своих интересах. Люди принципиальные, с умом государственным вечно терпели поражение в сношениях с царем; воздействовать на него им не удавалось, их принципиальность не могла ужиться с глубочайшей беспринципностью царя.

Все эти качества Николай Александрович умел скрывать под маской великолепной воспитанности, учтивости и совершеннейших манер*.

*(Н. Вирта. Вечерний звон. М., "Молодая гвардия", 1951, стр. 342 - 344.)

Вопрос. Какими чертами характеризует писатель Н. Вирта последнего русского императора?

В годы первой русской революции получило широкую известность стихотворение "Всероссийский император", написанное неизвестным автором. Некоторые комитеты РСДРП издавали это стихотворение отдельными листовками.

Всероссийский император

Всероссийский император, 
Царь жандармов и шпиков, 
Царь - изменник, провокатор, 
Созидатель кандалов. 
Всероссийский кровопийца, 
Покровитель для дворян, 
Для рабочих - царь-убийца, 
Царь-убийца - для крестьян. 
Побежденный на Востоке, 
Побежденный на Руси,- 
Будь же проклят, царь жестокий. 
Царь, запятнанный в крови! 
Люд, восставший за свободу, 
Сокрушит твой подлый трон. 
Долю лучшую народу 
Завоюет в битве он*. 

*("Молодежи о первой русской революции". М., "Молодая гвардия", 1955, стр. 56.)

Писатель А. Головко посвятил свое творчество показу народной борьбы за свержение капиталистического строя, за победу Советской власти, теме формирования нового, советского человека.

В 1931т. вышел роман А. Головко "Мать", в котором дана широкая картина крестьянской жизни в украинской деревне накануне революции 1905 - 1907 гг.

Слух о нарезке земли

Радостные вести в тот же день облетели все село и округу. Пастухи гнали после обеда скот на пастбища и понесли эти вести в степь и луга. Теперь уже будут знать и хуторяне, и Лещиновка, и Зеленый Яр - у самого леса зеленоярцы пасут. А сама Ветровая Балка прямо охмелела от этих слухов.

Только и разговоров, что о новостях Мухи, о "бомаге царской". Но странное дело - правда это или выдумка, об этом уже не было и речи. Эта весть упала в мужицкую душу, как первый дождь на сухую, потрескавшуюся землю, и сразу впиталась. И уже от нее сокровенные мечты и надежды в мужицкой душе, как зерно-падалица, прорастали новыми слухами, еще более удивительными.

Осенью, мол, нарезка... Ну, понятно, чей пан, тому обществу и земля отойдет, по душам делить будут. И луга и леса. Есть и о нынешнем урожае: будто бы пополам; но были и иные слухи: все зерно отойдет крестьянству, а в экономию только семена да за обработку должны вернуть. И с покосом то же. Хотя какая же там обработка покоса? Дожди выпали, солнце пригрело - за что же тут пану давать? Ничего ему с покосов не давать. Да и на что ему сено теперь, если земля с осени отбирается, скотину придется ему все равно сбыть? А мужику на земле без скотины нельзя: как же зиму-то содержать ее? Да еще с такими, как в эту весну, травами!

Вон там, за огородами, внизу, луга зелено-желтые (всю весну нет дождей). А где-то поблизости во дворе, когда утихнет гул, ясно слышно - кто-то отбивает косу. И тотчас насупятся брови: ведь в экономии-объявили - завтра начинать косить. Вот оно как! А ты, мужик, богатей себе в уме. Просто непонятно: чего они тянут со своими распоряжениями, когда теперь каждый день так дорог? Неужели у властей никакого понятия? Нет, что-то тут не то!

И широкая улица и выгон гудели от гомона. Но мужики уже не кричали, как утренние петухи. Все чаще замолкали, и тогда в напряженной тишине каждый стоял одинокий, - даром, что в гурьбе, - охваченный тоской, с непокрытой головой, на меже своей восьмины. Перед глазами широкие панские нивы со старыми стогами и далеко-далеко на горизонте курганы. А вся степь вокруг как в тумане от жаркого марева.

О земле те же вести, что и у Мухи: нарезка, а когда - неизвестно. Но, наверное, скоро, потому что народ долго не вытерпит. Мужики из Князевки и сейчас не таятся: пускай только хлеба созреют, а выйдет или не выйдет закон до жатвы, все одно - сами все сожнут. "Прошло то время, когда работали за восьмой или десятый сноп, попили нашей кровушки, хватит!" Они и на бураки не пошли по заводской цене. "Давай полтинник да харчи хорошие - иначе не станем". И чужих не пускают. Вчера до драки дошло. Объездчика с лошади стащили. Смеху было! Урядник приезжал, двоих, говорят, забрал. Ну, а все-таки на работу не встали, но и не расходились. А они, ветробалчане, спали ночь в казарме, думали, что угомонятся на второй день. Но и сегодня без перемен - те цену не набавляют, а эти в степи караулят, прогоняют всех. Забастовка это, говорят.

- Все равно наша возьмет! Может, говорят, и протянут неделю, а когда бураки станут стекать, тогда мы и по полтиннику возьмем. А нет - так пускай хоть пропадают. Пока там о нас кто подумает, мы сами уж как-нибудь*.

*(А. Головко. Мать. М., "Советский писатель", 1955, стр. 40 - 44.)

Вопрос. Каковы были чаяния крестьян накануне первой русской революции?

Выдающийся латвийский поэт-революционер Ян Райнис в своих поэтических произведениях, созданных в начале XX в., в годы революционного подъема в России, показал причины, которые побудили трудящихся Латвии вместе с русским народом подняться на борьбу с царизмом, раскрыл идеи, которые были руководящими в этой борьбе. Для образной иллюстрации классовых противоречий в латвийской деревне используется ниже приводимый отрывок.

Терпение крестьянина

Работал мужик, не жалеючи силы: 
Земля ему пышную жатву взрастила... 
Но только он стал убирать урожай, 
Явился помещик: "Аренду давай!" 
Блюститель порядка пришел за уловом, 
А там и сам пастор с отеческим словом... 
Чиновник спешит, а за ним и судья, 
И каждый твердит: "Где же доля моя?" 
Налоги, да взносы, да новые сборы - 
Так весь урожай и расхватан был скоро... 
Остаток - растащен воронами вмиг... 
Вот тут за дубинку и взялся мужик!* 

*(Ян Райнис. Избранные произведения. М., "Советский писатель", 1959. стр. 104.)

В историко-революционной повести А. Аренштейна "Нина" остается в строю" показывается революционная деятельность большевиков и забастовка рабочих на нефтяных промыслах в Балаханах (один из районов Баку) в декабре 1904 г.

Баку бастует!

Бакинский комитет социал-демократов принял решение объявить общую забастовку.

Поднять рабочих на Балаханских промыслах должен был Мамед. Рабочие собрались вокруг Мамеда моментально, как будто только ожидали его прихода. Медленно и внятно Мамед стал читать листовку Бакинского комитета с призывом к забастовке:

"Товарищи, неужели мы будем гнуть спину перед каждым хозяином-прохвостом, выносить их издевательства? По-прежнему будем жить и работать в грязи, терять силы за сверхурочной ночной работой, за тяжелым двенадцатичасовым рабочим днем?.."

Мамед поднял руку:

- Итак, товарищи, решено! Бросаем работу! Забастовка!

- Броса-ай!

Нагиев, испуганный, уже без окрика, заговорил тихо, жалобно, ухватив за рукав стоящего поближе:

- Как - бросать? Да вы что?.. Ведь голодом насидитесь... Нефть ведь идет, пожар будет...

Люди переговаривались, радостно возбужденные, взволнованные.

Никто не слушал хозяина, и он снова взвыл:

- Ах вы собаки этакие!

- Нельзя нам иначе, господин, - рассудительно сказал ему тюрок. - Сегодня везде так! Да, везде... Вот выполнят хозяева наши требования - вернемся сразу же...

- Какие требования?

Несколько рук услужливо протянули Нагиеву листовки... Нагиев оттолкнул от себя листки... Мамед высоко поднял листовку:

- Мы требуем вежливого обращения! Рабочий не собака бродячая, чтобы кто прошел, тот и ударил. Мы протестуем.

- Плату повысить надо, чтобы рабочему два рубля в день получать.

Рабочий в разорванной, открытой на груди рубахе подошел к Нагиеву. По лицу его катились крупные капли пота, и он весь дрожал от озноба, несмотря на июльскую жару.

- Вот тут написано, - он поднес листок к глазам толстяка,- вот ты грамотный, прочитай! Написано: чистую питьевую воду подвозить на промысла... - Рабочий пошарил за пазухой, достал маленькую бутылку с питьевой водой и потряс ее. - Я хочу тебя спросить, хозяин: ты когда-нибудь пил ту воду, что мы пьем? Жене своей, дочке, сыну такую воду пить давал? Не-ет, не давал. А нам можно? Пить ее нельзя - больной будешь! Не пить нельзя - работать не будешь! Что делать, скажи?..

Тревога, ужас охватили владельца нефтепромыслов. Отовсюду раздавались телефонные звонки. Во всех конторах вызывали город:

- Баку, Баку-у... Вы слышите? Барышня, соедините с жандармским управлением...

- Барышня, вы оглохли? Дайте мне полицмейстера!.. Господин полицмейстер? Мне нужен господин полицмейстер...

- Баку? Жандармское управление? Не отвечают. Что же делать?

- Господин полицмейстер! Господин губернатор...

Ни один телефонный звонок не достигал цели. Забастовщики первым делом прекратили связь с городом. Они перерезали на Балаханах телефонные провода и не в одном, а в нескольких местах.

Рабочие ушли с промыслов. Ушли все, сразу.

- За-ба-сто-ва-ли!

Бастующие направились к Волчьим воротам.

На митинг к Волчьим воротам - далеко за пределами города;- собрались все участники грандиозной забастовки бакинских рабочих, пятьдесят тысяч человек...

Пятьдесят тысяч! Никогда еще Баку не знал ничего подобного...*

*(А. Аренштейн. "Нина" остается в строю". М., "Детская литература:", 1966, стр. 177 - 182.)

Вопрос. Чего добивались рабочие Балаханских промыслов?

События 9 января 1905 г. в Петербурге, явившиеся началом первой народной революции в России, нашли яркое отражение в художественном очерке великого пролетарского писателя, очевидца и участника этих событий - А. М. Горького. Ниже приводимый отрывок частично зачитывается учителем хна уроке перед вывешенной картиной "9-е января".

9-е января

...Толпа напоминала темный вал океана, едва разбуженный первым порывом бури, она текла вперед! медленно; серые лица людей были подобны мутно-пенному гребню волны.

Глаза блестели возбужденно, но люди смотрели друг на друга, точно не веря своему решению, удивляясь сами себе. Слова кружились над толпой, как маленькие серые птицы.

Говорили негромко, серьезно, как бы оправдываясь друг перед другом.

- Нет больше возможности терпеть, вот почему пошли...

- "Он", чай, поймет, - мы просим...

- Не надо нам красных флагов! - кричал лысый человек. Размахивая шапкой, он шел во главе толпы, и его голый череп тускло блестел, качался в глазах людей, притягивая к себе их внимание.

- Мы к отцу идем!

- Не даст в обиду!..

Когда толпа вылилась из улицы на берег реки и увидела перед собой длинную, ломаную линию солдат, преграждавшую ей путь на мост, - людей не остановила эта тонкая, серая изгородь.

- Ура, солдаты! - крикнул кто-то.

Офицер в желтом башлыке на плечах выдернул из ножен саблю и тоже что-то кричал навстречу толпе, помахивая в воздухе изогнутой полоской стали. Солдаты встали неподвижно плече к плечу друг с другом.

- Назад! - донесся крик офицера.

И вдруг в воздухе что-то неровно и сухо просыпалось, дрогнуло, ударило в толпу десятками невидимых бичей. На секунду все голоса как бы замерли. Масса продолжала тихо подвигаться вперед.

- Холостыми... - не то сказал, не то спросил бесцветный голос.

Но тут и там раздавались стоны, у ног толпы легло несколько тел. Женщина, громко охая, схватилась рукой за грудь и быстрыми шагами пошла вперед, на штыки, вытянутые навстречу ей.

За ней бросились еще люди и еще, схватывая ее, забегая вперед ее.

И снова треск ружейного залпа, еще более громкий, более неровный. Стоявшие у забора слышали, как дрогнули доски, - точно чьи-то невидимые зубы злобно кусали их. А одна пуля хлестнулась вдоль по дереву забора и, стряхнув с. него мелкие щепки, бросила их в лица людей. Люди падали по двое, по трое, приседали на землю, хватались за животы, бежали куда-то прихрамывая, ползли по снегу, и всюду на снегу обильно вспыхнули яркие красные пятна. Они расползались, дымились, притягивая к себе глаза... Толпа подалась назад, на миг остановилась, оцепенела, и вдруг раздался дикий, потрясающий вой сотен голосов. Он родился и потек по воздуху непрерывной, напряженно дрожащей тучей криков острой боли, ужаса, протеста, тоскливого недоумения и призывов на помощь.

...Было едкое возмущение, тоскливо-бессильная злоба, много растерянности и много странно-неподвижных глаз, угрюмо нахмуренных бровей, крепко сжатых кулаков, судорожных жестов и резких слов. Но казалось, что больше всего в груди людей влилось холодного, мертвящего душу изумления. Ведь за несколько ничтожных минут перед этим они шли, ясно видя перед собой цель пути, перед ними величаво стоял сказочный образ, они любовались, влюблялись в него и питали души свои великими надеждами. Два залпа, кровь, трупы, стоны, и - все встали перед серой пустотой, бессильные, с разорванными сердцами.

Многие кричали солдатам слова упреков, ругательства и жалобы, размахивали руками, снимали шапки, зачем-то кланялись, грозили чьим-то страшным гневом...

- Убийцы проклятые!..

Сожалели об убитых людях и, догадываясь, что убит также один тяжелый, рабский предрассудок, осторожно молчали о нем, не произнося более царапающего ухо имени его, чтобы не тревожить в сердце тоски и гнева...*

*(М. Горький. 9-е января. Собр. соч., т. 4. М., 1960, стр. 131, 135; 139.)

Обсудить, какое чувство руководило рабочими - участниками демонстрации вначале и к какому выводу они пришли после жестокой расправы, учиненной царской властью.

Взрыв народного негодования

Десятого января тысяча девятьсот пятого года члены Югоринского комитета и активисты в последний раз проверяли, все ли сделано, чтобы начать стачку. Леон, собираясь уходить, столкнулся с телеграфистом Кошкиным.

- Мне Дорохова нужно. Немедленно, - запыхавшись, проговорил Кошкин и ворвался в комнату.

Леон всмотрелся в него и узнал: это был тот самый "Только красный", с которым он говорил на станции Донецкой много лет тому назад, когда уезжал из хутора. Кошкину некогда было присматриваться к Леону, он взволнованно отдал записку.

Леон прочитал. Лицо его вспыхнуло румянцем, записка дрогнула в руках. Он решительно встал и сказал низким голосом:

- Товарищи, в Петербурге царь расстрелял рабочих. Много убитых и раненых...

Все повскакали со своих мест, бросились к нему и впились глазами в слова депеши из соседнего города. В ней сообщалось о кровавых событиях в столице и велено было передать весть дальше.

И застопорилась работа в цехах. Рабочие то и дело куда-то отлучались из цехов, о чем-то шептались друг с другом, и по тревожным лицам их, по необычной смелости в обращении с начальством можно было понять: на заводе что-то случилось. Или случится.

В двенадцать часов и пять минут, с условным опозданием, трижды прогудел гудок. Из цехов, из больших притихших зданий повалили рабочие, а спустя несколько минут у главных ворот внутри завода уже собралось более двух тысяч человек.

На ящик взобрался дед Струков. Сняв шапку, он старческим сердитым голосом сказал:

- Дорогие мои сотоварищи рабочие-пролетарии! Что же оно такое творится? Что делается, я спрашиваю, как сам царь начинает палить в народ из оружия? А перед японцами тикает, как последний трус и неспособный начальник? - Голос у него дрогнул, на глазах блеснули слезы. - Дорогие товарищи! Я век прожил и всего навидался и хочу вам так сказать: довольно нам смотреть на царя как на бога! Ворог он рабочим самый лютый, и надо искоренить все самодержавие навсегда. Отомстим за рабочую кровь!

- Отомсти-им! - гулом прокатилось по огромной толпе. Леон сделал знак Ткаченко. Он распахнул ворота, и рабочие двинулись из завода, бурлящим потоком заполнили улицы и направились в город. Над головами заалело красное знамя. Ткаченко роздал текст песен и запел "Марсельезу":

Отречемся от старого мира, 
Отряхнем его прах с наших ног... 

В середине колонны загремели слова "Варшавянки":

В бой роковой мы вступили с врагами, 
Нас еще судьбы безвестные ждут... 

Из конторы всполошенно выбегали конторщики, инженеры, смотрели на невиданное шествие.

А по улице лилась грозная "Варшавянка":

На бой кровавый, 
Святой и правый, 
Марш, марш вперед, 
Рабочий народ!* 

*(М. Соколов. Искры. М., "Советский писатель", 1949, стр. 727 - 728.)

Вопрос. Как ответили рабочие Юга России на злодеяния царя?

В повести писателя Якуба Коласа "В глубине Полесья" показан процесс формирования белорусской революционной интеллигенции на селе в связи с ростом политического сознания народных масс накануне и в дни революции 1905 - 1907 гг. Описаны яркие картины крестьянских революционных выступлений с участием в них революционной интеллигенции.

Приводится один отрывок из этой повести.

За правду и справедливость

Грозный вал крестьянских восстаний прокатился по необъятным просторам царской России, скованной острогами и цепями неволи. Пламя пожаров, багровые клубы дыма окрасили в кроваво-красный цвет холодное осеннее небо. Извечная крестьянская жажда земли и неумирающее стремление к свободе слились в один глухой, могучий порыв, неудержимый вихрь, сметающий все на своем пути. Бросают паны имения, как крысы подожженную мельницу, удирают в города, крича о спасении и рассказывая об ужасах, чинимых "мужиком-зверем".

И вот сейчас такие "мужики-звери" собрались в школе. Между собой, дома, они не раз втихомолку обсуждали события последних дней, а теперь на сходе нужно все это оформить. А для законности они и старосту Бабича пристегнули сюда.

Гудит сход, как темная пуща под напором бури. Отдельных слов не разобрать, один сплошной, густой рокот наполняет школьный зал.

Учитель входит в школу.

Дело, для решения которого созвано это собрание, всем известно: надо что-то предпринять с этим паном Скирмунтом, надо так или иначе рассчитаться с ним.

Взволнованный и бледный, берет слово учитель:

- Граждане! Всем ясны и понятны ваши гнев и возмущение. Сотни лет жили мы под панским гнетом. 'Нас не считали за людей, мы терпели издевательство и бесконечные обиды. Крестьянин на земле, рабочий на фабрике работают на богачей. Паны и богачи живут в роскоши, а вы - в темных и тесных халупах, копаетесь, как черви, в земле, и нет вам ни жизни, ни доли. Разве это справедливо? Почему? Потому, что в их руках власть, суды, армия. Они дурманят вам головы при помощи церкви и школы... Надо громко заявить о своих правах и поддержать эти права силой. Что для этого нужно? Нужно соединиться в один тесный союз, в один человеческий коллектив и выступать сообща, дружно, сплоченно.

Лобанович берет со стола план.

- Вот вам, граждане, пример того, как несправедливо обходятся с вами. На этом плане заливы и прибрежный луг принадлежат вам, но почему-то они очутились в руках пана Скирмунта. Вы за них судились, но ничего не высудили. Даже хотели царю подавать прошение, но и из этого ничего не вышло бы - ведь и царь за панов стоит, а не за вас.

Сход внимательно прислушивается к словам учителя.

- Я думаю, - продолжает он, - сначала послать Скирмунту наше требование, оно у меня написано, и я прочитаю вам его.

Учитель берет заранее заготовленную петицию - эта форма обращений, протеста довольно часто применялась тогда - и читает...

Тем временем, не дождавшись ответа на петицию, крестьяне созывают новый сход. Считая, что "закон" ими соблюден, они выносят новое постановление - приступить к пользованию затонами, которые по плану принадлежат им.

Человек двадцать крестьян, взвалив невод на сани, выходят к затонам. Медленно, не торопясь, принимаются за дело. Прорубают лед и забрасывают невод. Работа идет весело, дружно. Вытаскивают первый невод - еще веселее становится у них на душе.

Приготовились забросить невод в новую тоню, размотали его, тянут. Дядька Есып последнюю льдину из проруби вытаскивает, гладь - из-за сухого высокого тростника человек тридцать казаков на конях вылетают! И как подкрались они так ловко, незаметно, дьявол их знает. Раз - и окружили!

- Крамольники! Бунтовщики! Для вас уже царские законы не законы? Своевольничать? Бунтовать?

Строг был казачий офицер.

У дядьки Есыпа с перепугу выпала трубка из зубов в полынью.

- Клади невод в сани!- командует рыбакам офицер. Мокрый невод и три бадьи улова взвалили на сани. Мрачные,

встревоженные и возмущенные такой несправедливостью, плетутся крестьяне под казачьим конвоем. Их ведут берегом Пины, возле Высокого, чтобы все видели их позор и поражение.

Тем временем в школе хозяйничает полиция.

Арестованных крестьян вывели на выгон. Сюда сбежались люди, заполнили весь выгон.

- Расходитесь! Расходитесь! - командует полиция и расталкивает толпу.

Толпу разогнали. Несколько человек подмяли лошадьми. Арестованных крестьян и учителя ведут выгоном, а затем поворачивают налево, на дорогу в Пинск*.

*(Якуб Колас. На росстанях. М., "Советский писатель", 1957, стр. 304, 314.)

Обсудить, за какую правду боролись белорусские крестьяне и как они за это поплатились.

Украинский писатель М. М. Коцюбинский создал монументальное произведение "Фата Моргана", правдиво отобразившее жизнь крестьян и их борьбу накануне и в период революции 1905 - 1907 гг.

Отрывок используется в рассказе учителя или для ученического сообщения.

Жизнь повернулась к людям лицом

Каждую ночь теперь пожары. Как только стемнеет и черное небо плотно укроет землю, далекий горизонт сейчас же расцветает красным заревом и до самого утра осенние тучи похожи на розы. Иногда зарево дальнее, бледное, чужое, будто луна там восходит, а иногда вспыхнет под самой деревней, даже хаты розовеют, и рдеют, как угли, окна.

Собаки воют по дворам, и грустно и страшно осенней ночью.

- Вчера горела экономия в Гуте.

- А позавчера клуню кто-то поджег...

- Сгорела, рассказывают, дотла... один пепел...

Что делают, господи боже!.. Горят все господа, генералы, важные особы, к которым прежде и подступиться нельзя было, и никто остановить не может огня...

Неспокойно было в селе. С тех пор как, собравшись в лесу, постановили отобрать господскую землю, прошла целая неделя, а люди колебались. Все напряженно ждали, а чего именно - никто хорошо не знал. Одни одно говорили, а другие - другое, и эти разговоры плелись, как сеть, без начала и конца. Бастовала чугунка, бастовали рабочие, всюду было глухо, мутно, пусто как-то, и только грачи черной цепью связывали с остальным миром деревню.

Каждый день приносил какую-нибудь новость. Там экономию разобрали, там сожгли водочный или сахарный завод, а в другом месте рубили панские леса, пахали землю. И ничего за это не было. Паны спасались бегством, исчезали перед лицом народа, как солома в огне. Ветер ежедневно приносил свежий дым, а люди свежие рассказы, и никто больше не удивлялся. Вчера это была сказка, сегодня действительность, - что же странного в этом? Правда, винокуренный завод панияа Лели, экономия пана мозолили глаза. Чего еще ждут?

- Разве мы хуже людей? Ведь уже решили...

Господская усадьба перешла к народу.

Никто так искренне не заботился о "народном добре", как Прокоп. По целым дням он бегал от сарая к конюшне, от хлева к гумну, выдавал работникам харчи, лошадям сено, зерно птицам. Всюду сам смотрел, приводил в порядок.

По ночам ему не спалось. Еще недавно только мечтал об этом, теперь все исполнилось. Жизнь повернулась к людям лицом. Справедливость взглянула в глаза. Не будет больше ни бедных, ни богатых. Земля всех накормит. Народ сам станет кузнецом своего счастья. Лишь бы только не мешали. Вот эти дома, барские покои, по которым прежде бродил один ненасытный, жадный человек, теперь пойдут под школу. Тут станут собираться мужики, там будут чтения. Ему рисовалась новая жизнь, ночь расступалась, сияли огнями окна, шум раздвигал стены, подымал грудь...*

*(М. Коцюбинский. Фата Моргана. Избранные произведения. М, 1949, стр. 274 - 281.)

Вопрос. Как влияли события революции 1905 - 1907 гг. на политическое настроение и действия крестьян?

В романе "Северный ветер" писателя А. Упита изображены революционные события 1905-1907 гг. в Латвии. На правом берегу Даугавы в ноябре - декабре 1905 г. вспыхнуло вооруженное восстание крестьян, отдельные эпизоды которого ярко обрисованы в названном романе.

Проблемный вопрос. О каком характере революции свидетельствуют эти события?

Замки горят, бароны бегут...

- У вас там имение уцелело? - спрашивает Мартынь.

- Где там... Я уже барышне рассказывал. В воскресенье вечером спалили. Сказывают, собрались со всех концов тысячи три народу. С винтовками, с револьверами, настоящее войско. Палили до самой полуночи. Сам я не видел, а говорят, что и бомбы у них были и одна пушка. Бароны да десяток драгун отстреливались до последнего. Только когда уже крыша задымилась, пустились наутек. До пяти утра по всей волости виднелось зарево...

Корчма набита людьми до отказа. Толчея такая, что не повернуться. Даже собственного голоса не услышишь. Сквозь табачный дым и чад не разглядишь. Никелированные лампы с толстыми стеклами будто плавают в белом облаке.

Полно мужчин разного возраста, начиная с мальчишек-пастухов и кончая седобородыми стариками. Женщин с десяток, не больше. У всех ружья; те, что сидят за столами, зажали их между колен. У некоторых солдатские винтовки: обладатели их особенно горды и держатся обособленно. В толпе чаще всего раздаются их голоса - остальные слушают. У большинства охотничьи двустволки, конфискованные в имениях и у лесников. А у двоих совсем старые, заржавевшие, допотопные кремневки со свежевыструганными деревянными шомполами. Какой-то мальчишка повязал поверх' полушубка шашку, отобранную у станционного жандарма или урядника. У тех, на ком оружия не видно, револьверы в кармане... Завидев приезжих, они засовывают руки в карманы, вытаскивают пистолеты и тут же суют обратно...

Речи взволнованные, горячие. Лица возбуждены. В азарте все размахивают руками, ударяя локтями по столу. У стола какой-то усач в кожаной безрукавке разбирает браунинг и объясняет окружающим его механизм...

Замок в имении еще горит. Уже провалилась крыша, рухнули башни. Зубчатые стены, словно привидения, маячат меж голых деревьев. Наверху в проемах окон лениво колеблются бледные языки пламени. Внизу клубится дым, и когда лошади останавливаются, слышно, как что-то, догорая, тихо потрескивает. На земле разбитый рояль и разная мебель - не разобрать какая. По дороге валяются книги в роскошных переплетах, с золотым обрезом, и вороха бумаг. В канаву брошены тюлевые занавески... *

*(А. У пит. Собрание сочинений, т. 4. М., ГИХЛ, 1957, стр. 397, 398, 406, 407, 409.)

Данное стихотворение используется в качестве эмоционального обобщения.

Дороги, соединяйтесь!

Пусть каждый к нам встречать придет 
Свободы пламенный восход! 
Должны открыть сегодня мы 
Ворота вековой тюрьмы. 
Пускай нам врозь потом идти, 
Сегодня - общие пути. 
Вам, может, завтра отдыхать, 
А нам без устали шагать, 
Нас ждут борьба и труд опять. 
Сливайтесь, разные дороги, 
Пусть все, кто угнетен нуждой, 
Встают в единый строй!*(1905) 

*(Ян Райнис. Избранные произведения. М., "Советский писатель", 1959, стр. 109.)

Грузинский писатель Лео Киачели, участник революционных событий 1905-1907 гг., ярко описывает жизнь и борьбу грузинских крестьян в то время. Он рисует картины жестокой расправы царских властей над восставшими крестьянами.

Да здравствует свобода!

Вскоре на поляне собралась почти вся деревня. Гомон становился все громче. На миру и смерть красна - отлетели все страхи, люди, уже не стесняясь, заговорили полным голосом, и даже самые робкие забыли об осторожности.

Народ ждал, затаив дыхание,- ведь это была первая речь ня первом тайном собрании. Агитаторы, особенно приезжавшие из города, выступали обычно на собраниях с закрытыми лицами, чтобы их не узнали враги.

- Братья мои и товарищи!

Голос Левана сразу окреп, речь полилась свободно. Он толково объяснил крестьянам, для чего нужна народу революция и как изменится жизнь, если народ установит новые порядки. В заключение Левая призвал братьев к непримиримой борьбе с угнетателями, напомнив о том, сколько горя и унижений приходилось терпеть крестьянину от царских властей и помещиков. Голос его звучал все увереннее, мысль, облеченная в четкие, ясные формы, захватила слушателей. Не успел оратор закончить свою речь, как в толпе раздалось: - Да здравствует свобода!

Крестьяне приступили к обсуждению практических вопросов: как осуществить то, к чему призывали на собрании ораторы, то, о чем люди мечтали всю жизнь? Каждый смело высказывал свои соображения. Сход единогласно постановил всю власть на селе передать выборным от народа во главе с Тариэлом Голуа и впредь ни с какими делами к старшине не обращаться.

Управление деревней перешло в руки самих крестьян. Текущие дела решались выборными людьми, а выбирали только тех, кто пользовался доверием всего села. Для обсуждения наиболее важных вопросов раза два в неделю собирались общие сходы. Крестьяне переживали необычайный подъем, все от мала до велика соревновались в усердии и преданности общему делу. В деревне прекратились даже мелкие кражи, какие случались раньше, о более тяжелых преступлениях не было и помину.

Перемени, происшедшие в деревенском быту, никого не удивляли. Все были убеждены, что так и должно быть и не могло сложиться иначе.

Один из районов, в который входило несколько десятков деревень, объявил себя самостоятельной республикой.

Влияние революционных идей росло со дня на день. В стране начиналось подлинно народное восстание, которое на первых порах не встретило сопротивления.

Уездные власти избегали вооруженных столкновений с народом и поэтому не принимали решительных мер против восставших деревень. В их распоряжении имелись только казачьи сотни, и начальство, не получавшее к тому же точных указаний от центра, медлило, ожидая прибытия более крупных войсковых частей.

Горели сельские правления, носились слухи о расправах над старшинами, помещиками и предателями... Но большевики, стремясь возглавить стихийное движение, перебросили свои силы в деревню, и крестьянство в основной своей массе боролось организованно и сознательно*.

*(Л. Киачели. Тариэл Голуа. Избранное. М., "Советский писатель", 1957, стр. 38 - 52.)

Вопрос. Каковы были чаяния грузинских крестьян и как они пытались их осуществить в 1905 г.?

События революции 1905 - 1907 гг. описываются на страницах повести А. Васильева "Смело, товарищи, в ногу". Автору удалось ярко и убедительно показать превращение "дремлющей России... в Россию революционного пролетариата и революционного народа". Наиболее впечатляющие страницы посвящены борьбе иваново-вознесенских рабочих, Всероссийской октябрьской политической стачке, баррикадным боям на Пресне в Москве. Автор показывает революционную деятельность М. В. Фрунзе, Ф. А. Афанасьева и других большевиков.

Приводимый из повести отрывок используется для ученического сообщения.

Первый Совет рабочих депутатов

А в низеньком, тесном зале мещанской управы тем временем шло первое заседание первого в мире Совета рабочих депутатов. Сидели на скрипучих скамейках, тесно прижавшись друг к другу, стояли в проходах; заняли все подоконники ткачи и ткачихи, проборщики и слесари, шлихтовальщики и сновальщики, подмастерья и машинисты, наборщики и токари - простые рабочие люди.

И никто из них не подозревал, что в этот день в историю

человечества вписывается новая страница. Никто из них не думал, что пройдет совсем немного времени - и Советы рабочих депутатов появятся в Петербурге и Москве, в Сибири и на Кавказе, в Белоруссии и на Урале. Никто не знал, что великий Ленин, поняв эту новую рожденную народом форму организации, с гениальной прозорливостью определит ее как самое передовое, самое революционное правительство.

"Откуда это у нас? Такая деловитость, решительность. Понимают все с полуслова. В первый раз собрались, а словно сенаторы. Да какие там, к чертям собачьим, сенаторы! У тех от старости труха сыплется. Все глухие, косноязычные. А тут ораторы так и режут..."

У столика депутатка Аграфена Васильевна Николаева:

- Я хочу, товарищи, поговорить о восьмичасовом рабочем дне. Справедливо ли наше требование? Кто мы? Люди, а не рабочий скот. Скот, и тот отдыхает. А мы люди с сердцем, с душой. У нас сейчас, кроме работы нашей каторжной да сна, ничего в жизни нет. А мы тоже, господин инспектор, хотим книжки читать, детей воспитывать.

У многих на лицах расцвели улыбки, а Груня не сбилась, не умолкла:

- Я не только за себя говорю. Меня от целой фабрики сюда прислали... Да, хотим детей воспитывать, смотреть за ними, чтобы они иголок не глотали, в вонючих канавах не тонули. А где же нам за ними усмотреть, когда мы за станками по одиннадцати часов стоим?

В этот день Совету предстояло решать много важных и неотложных дел. Первым вопросом стояло сообщение комиссии по оказанию помощи. Позавчера комиссия выдала особо нуждающимся первые талоны в лавку кооператива "Единение - сила". На каждый талон полагалось десять фунтов ржаной муки, по четыре фунта гречневой крупы и пшена, по фунту постного масла и сахара и по пятнадцати штук вяленой воблы. Многодетным давали еще дополнительный талой на манную крупу и рис.

Комиссия послала Груню Николаеву посмотреть, как продавцы отпускают работницам продукты, нет ли каких жалоб, недоразумений.

Пришли крестьяне. Больше всех привлекал внимание старик с его бородой. Знакомый слесарь Иван Костюков шутливо окликнул Степана:

- Где ты этого Черномора подхватил?

- Пойдем под крышу,- ответил "Отец" (так звали Ф. А. Афанасьева. - Ред.) и повел крестьян в сторожку. - Рассказывайте, какое у вас дело.

- Дело у нас не простое. Дошел до нас слух, что иванова-вознесенские мастеровые хотят у своих хозяев фабрики отобрать, а у нас вокруг деревни всю землю ваши фабриканты Ясюнин,

Терентьев да Фокин у помещиков скупили. Житья никакого нет. Вот мы и пришли посоветоваться: нельзя ли и нам, по вашему примеру, насчет земли похлопотать?

- Вы от себя или от мира пришли?

- От мира. Нас на сходке выбирали,- сказал парень. "Отец" долго разговаривал с крестьянами*.

*(А. Васильев. Смело, товарищи, в ногу. М., "Советский писатель", 1956, стр. 154 - 157,205.)

Вопрос. Какое значение имел Совет уполномоченных иваново-воз-несенских рабочих?

В книге писателя И. Козлова "Жизнь в борьбе" ярко рассказано о революционных выступлениях коломенских рабочих, показана деятельность большевиков, стоявших,во главе масс.

Деятельность органов власти трудящихся

Во время всеобщей политической забастовки у нас на заводе родился первый Коломенский Совет рабочих депутатов. Делегаты, выбранные от цехов на второй день нашей забастовки, и являлись членами Совета во главе с его председателем Давыдом Андреевичем Зайцевым. Наш Совет, как и на многих других заводах и фабриках России, широко развернул свою деятельность. В эти дни ему приходилось решать самые разнообразные вопросы. Это были дела, связанные с заводом, куда администрация вовсе не показывалась. Были там и различные вопросы жизни и быта рабочих семей. Так, из поселка приходили женщины с жалобами на дороговизну в лавках, на невыносимые квартирные условия или высокую плату за снимаемые углы, а также на различные неурядицы в семейных делах. Приезжали за советом и мужики из окрестных деревень. Часто приходили железнодорожники. В эти дни с Дальнего Востока потоком шли эшелоны с демобилизованными и ранеными солдатами, и бывали случаи, когда по просьбе начальника станции Голутвин, по решению Совета, в цехах производился неотложный ремонт железнодорожных вагонов, чтобы не останавливать движения на железной дороге.

Начальник станции Надеждин, старый железнодорожный служака, больше всего заботившийся о сохранении порядка на своем участке железной дороги, поддерживал с Советом добрососедские отношения, а его помощник Шелухин открыто высказывал сочувствие революции. Железнодорожные рабочие поддерживали тесную связь с нашими рабочими и нашим Советом; машинист Варламов, телеграфист Плотников во многих вопросах помогали Совету и партийной организации, в частности держать связь с Москвой.

Совет организовывал через политическое общество Красного Креста помощь бастующим рабочим, несвязанным с деревенским хозяйством. Оно собирало в городе добровольные пожертвования, устраивало платные спектакли, концерты, лотереи. Деятельное участие во всех его мероприятиях принимала местная городская интеллигенция и учащиеся коломенской гимназии. Под контроль Совета была взята заводская лавка Общества -потребителей со всеми ее запасами. Совет выдавал талоны, по которым отпускались в кредит продукты наиболее нуждающимся бастующим рабочим. Большинство членов Совета были членами большевистской партии, и коломенская организация социал-демократической партии через них руководила всей работой Совета. Беспартийные члены Совета целиком шли за большевиками, и разногласий между ними обычно не было*.

*(И. Козлов. Жизнь в борьбе. "Московский рабочий", 1965, стр. 204 - 205.)

Обсудить, какие факты подтверждают, что Советы рабочих депутатов действительно были органами власти трудящихся.

Моряк-ветеран И. А. Лычев, участник героического восстания на броненосце "Потемкин", взволнованно повествует об июньских событиях 1905 г. в Черноморском флоте.

Выступление потемкинцев имело огромное значение. Впервые большой военный корабль перешел на сторону революционного народа.

Довольно быть рабами!

План восстания был, однако, разработан только в самых общих чертах. Предполагалось, что "Екатерина II" подаст сигнал ь: восстанию, когда к этому будет подготовлено большинство кораблей и на каждом из них будут организованы группы товарищей, способных принять на себя командование кораблями после устранения офицеров. Намечалось, что восставшая эскадра захватит основные города Черноморского побережья - Севастополь, Одессу, Батум, Новороссийск - и превратит их в опорные пункты революции. .Затем будет налажена связь с рабочими, и их мощная поддержка обеспечит победоносное распространение революции по всей" огромной территории России.

План был хороший и сулил успех, но преждевременное выступление "Потемкина" нарушило все эти замыслы.

Когда накапливается много горючих веществ, взрыв происходит от первой же искры. Поводом к преждевременному восстанию на "Потемкине" послужило червивое мясо.

13 июня на корабль, находившийся у острова Тендра, поздно вечером привезли мясо для матросского камбуза. Мясо подвесили к балке, и рано утром один из матросов, проходя мимо него, почувствовал сильное зловоние. Подойдя ближе, матрос увидел, что все мясо кишит червями; он подозвал кое-кого из товарищей, и через несколько минут по всему кораблю разнесся слух об очередном издевательстве над матросами. Собралась толпа. Поднялся возмущенный шум, ругань.

Голиков (командир броненосца. - Ред.), выждав некоторое время, свирепо рявкнул:

- Разойдись!

Матросы, понурив головы, медленно стали расходиться по своим местам.

Нелегальный корабельный комитет решил не обострять конфликта, так как это могло помешать планомерной подготовке к восстанию всего флота. Но не реагировать на очередное издевательство было нельзя. Призыв "Не есть борща, пусть командир с врачом его едят!" быстро распространился по всему кораблю. Все матросы охотно подхватили этот призыв и с нетерпением ожидали обеда.

Наконец настало время обеда. Ни один матрос не прикоснулся к борщу. В полном молчании все пили чай с хлебом.

Через несколько минут на юте появился командир Голиков. Свирепо осмотревшись, он хриплым 'от бешенства голосом скомандовал:

- По вахтам! Становись на борт!

Затрещал барабан, раздался топот сотен ног, и через минуту oкоманда недвижно замерла по бортам, офицеры выстроились у кормового знамени.

В мертвой тишине прозвучала короткая речь Голикова:

- Так вы недовольны борщом? Вы кричите, что плохое мясо, хотя доктор признал его годным! Вы не хотите его есть?

Он дернул себя за воротник и прокричал:

- Я не раз уже говорил, что делают с вашим братом за неповиновение. Повторять не буду. Я с вами расправлюсь! Я вам напомню, что матросов, забывших дисциплину, вешают на ноках*.

По рядам прокатился слабый ропот. Голиков скомандовал:

- Кто хочет повиноваться, выходи из рядов к двенадцатидюймовой башне!

Снова ропот пронесся по рядам, но, кроме нескольких кондукторов, никто из матросов не двинулся с места.

- Ах, так! - закричал окончательно взбесившийся командир.- Ладно, я вам покажу! Вызвать караул!

*(Ноки - оконечности горизонтальных деревянных брусьев или стальных труб на судне.)

Шеренга матросов с заряженными винтовками застыла перед рядами.

Матросы зашевелились, зашептались и сначала поодиночке, а затем целыми группами стали перебегать направо, к башне. Среди перебегавших были и комитетчики, желавшие своим примером показать матросам, что обострять конфликт не нужно. Через минуту у борта осталось человек тридцать, не успевших еще перебежать к башне.

Но командование корабля не намеревалось закончить конфликт мирным путем. Ему нужны были жертвы, чтобы запугать команду.

Совершенно неожиданно старший офицер Гиляровский преградил путь перебегавшим матросам.

- Хватит, оставайся здесь! - крикнул он.- Принесите брезент! - приказал он кондукторам.

Кучка матросов метнулась к командирскому люку, но здесь стоял Голиков.

- Куда? Этот ход не для вас! - презрительно и зло крикнул он.

Появился брезент; его приволокли, задыхаясь от служебного рвения, кондукторы и офицеры.

- Закрыть их! - приказал Гиляровский.

Брезент взметнулся в воздух и отделил от толпы обреченных людей.

Наступила жуткая тишина.

Вихрем пронеслись мысли: "Брезент - это ведь саван!.. Неужели их собираются расстреливать?.. Что делать? Как предотвратить это гнусное преступление?"

Прошла томительная минута, толпа у башни казалась парализованной.

- Стрелять! - прохрипел Гиляровский.

Но караул, охваченный ужасом, не шевельнулся. И в этот миг из-за брезента раздался голос:

- Братья, не стреляйте! Почему вы нас покинули?

Этот отчаянный вопль точно ножом ударил в сердце. Из толпы загремели крики:

- Не стреляйте!

И через мгновение все изменилось.

Почти одновременно несколько голосов закричало:

- К оружию!

Тогда Гиляровский, выхватив револьвер, попытался сам расправиться с матросами. Вакуленчук кинулся к Гиляровскому, чтобы отобрать у него оружие. Старший офицер дважды, один за другим выстрелил и смертельно ранил Вакуленчука. Это послужило сигналом к восстанию. Гнев и возмущение вытеснили из нашей памяти все предварительные планы.

Раздался громкий призыв Матюшенко:

- К оружию, братья! Довольно быть рабами!

Палуба застонала от топота. Мы бросились за Матюшенко в центральную батарею и через несколько секунд с винтовками появились на палубе. Затрещали выстрелы... Первую пулю получил Гиляровский.

Всего было убито семь офицеров. Остальные были арестованы.

Как только первая схватка закончилась и корабль оказался в руках матросов, мы бросились в лазарет, навестить раненого друга и вожака. Оказалось, что операцию делать было бесполезно, так как раны оказались смертельны и сохранить жизнь Вакуленчука врачи были бессильны. Умирающий лежал с закрытыми глазами и еле дышал, но сильный организм еще боролся со смертью.

- Гриша! - вскрикнул А. Матюшенко.- Мы пришли сообщить тебе радость, броненосец в наших руках! Слышишь, Гриша?

- Это хорошо, - еле слышно отозвался Г. Вакуленчук и, пересиливая боль, сказал: --Не бросайте начатого дела, идите в Одессу, к рабочим, только вместе с ними вы победите. Прощайте, товарищи, я умираю.

В 16 часов 14 июня 1905 года Вакуленчук умер.

Мы поклялись выполнить завет друга, но нам предстояла борьба с сильным врагом.

В ночь с 14 на 15 июня наш броненосец в сопровождении миноносца "267" появился около Одессы и бросил якорь у входа в бухту. Для связи с Одесским комитетом РСДРП и рабочими города мы отправили на берег несколько товарищей, поручив им просить комитет прислать на "Потемкин" хороших агитаторов и организаторов.

Матрос П. В. Алексеев, член судовой комиссии, который в числе других был послан на берег, рассказывал:

- Пока я ходил по улицам города, в народе уже стало известно о прибытии мятежного броненосца, и к рейду, где на виду стоял "Потемкин", устремились десятки тысяч людей. Они толпились на, берегу. Броненосец был окружен сотнями шлюпок с людьми, нагруженных всевозможной провизией. С палубы неслись звуки "Марсельезы" и крики "ура".

Легко представить себе ликование рабочих Одессы, когда они увидели на рейде величавый и грозный силуэт мятежного броненосца. Огромные скопища людей толпились на набережной и, разгоняемые полицией и войсками, собирались снова.

Рабочие ждали от революционного "Потемкина" мощной поддержки в борьбе с самодержавием. Их ожидания и надежды были вполне естественны, мы сами стремились оказать эту помощь, но события сложились иначе*.

*(И. Лычев. Потемкинцы. М., Воениздат, 1965, стр. 63 - 74, 79 - 81.)

Вопрос. Что нового внесло в развитие революционных событий восстание матросов-потемкинцев?

Барометр показывает бурю (Октябрьская стачка)

Шестого октября Российскую империю облетело скупое газетное сообщение:

"Вечером забастовали машинисты на Московско-Казанской железной дороге. С двух часов дня забастовали рабочие мастерских той же дороги.

Отсюда по железным артериям страны хлынула живая волна возмущения, гнева, требований народных. В течение нескольких дней стачка охватила все железные дороги России, внеся смяте-ние-и испуг в полицейскую иерархию державы.

Громадная стачка железных дорог составляет грозную часть общего революционного движения в России".

А забастовочное движение ширилось. 12 октября присоединился Петербург, а вскоре еще сто двадцать городов России, сотни фабричных и станционных поселков. В столицу поступали тревожные сообщения.

Из Женевы пристально следил за развитием событий Владимир Ильич Ленин. Вождь революции писал:

"Барометр показывает бурю! Так заявляют сегодняшние заграничные газеты, приводя телеграфные известия о могучем росте всероссийской политической стачки... Перед нами захватывающие сцены одной из величайших гражданских войн, войн за свободу, которые когда-либо переживало человечество..."

А за тысячи верст от Женевы, в Петергофе, стояла наготове яхта. На всякий случай. Царская фамилия не скрывала ни серьезности положения, ни своих намерений воспользоваться пристанищем в иностранных монарших домах. Но это - на всякий случай. А пока петербургский генерал-губернатор Трепов подписал известный приказ полиции и войскам:

"Холостых залпов не давать и патронов не жалеть..."*

*("Комсомольская правда" от 30 октября 1965 г.)

Вопрос. Какие события свидетельствовали о том, что в стране назревала революционная буря?

В книге А. Н. Васильева "Смело, товарищи, в ногу", посвященной описанию революционных событий 1905 - 1907 гг., показано также возмущение народных масс, вызванное царским манифестом 17 октября 1905 г.

Отрывок из этой книги используется для образного обобщения разбора содержания царского манифеста 17 октября.

Царский манифест - это попытка обмануть народ

Весть о манифесте уже разнеслась по всему городу. У ворот завода стояла огромная толпа. До Сергея-Ивановича донеслись слова оратора:

- Теперь не время распрям и взаимным обидам. Вся Россия стала единой семьей свободных граждан...

Сергей Иванович начал протискиваться к трибуне. А с нее другой оратор, токарь из механической мастерской, большевик Иван Тихонов, рекомендованный им в коллегию митинговых ора-торов, произносил совсем иную речь.

- Уверяю вас, товарищи, что ничего особенного не случилось. Царское правительство попросту испугалось и пошло на небольшую уступку. Только на уступку, товарищи! Запомните это!

"Молодец, - подумал Сергей Иванович. - Не оплошал. Правильно начал".

А Тихонов убедительно доказывал:

- В царском манифесте одни только обещания. Свобода слава, собраний!.. Да где же она, эта свобода, когда все тюрьмы переполнены борцами за свободу? Кто будет проводить в жизнь обещания царя? Уж не граф ли Витте? Какую он даст нам свободу? Свободу работать по пятнадцать часов? Свободу подыхать с голоду? Иль, может, свободу ходить без работы? Нет, товарищи, царский манифест - это попытка обмануть народ.

Рядом высоко подняли красный флаг. В ту же минуту послышались крики: "Казаки! Казаки!" Другие голоса кричали: "Fie посмеют! Не бойтесь! Манифест!"

Казак, весь в медалях, на полном скаку, давя людей, подлетел к человеку с красным флагом и сорвал полотнище с древка.

Казаки давили людей у забора, стегали нагайками тех, кто пытался перебраться через него в заводской двор*.

*(А. Васильев. Смело, товарищи, в ногу. М., 1956, стр. 294 - 295.)

В книге С. П. Мстиславского "Грач - птица весенняя" рассказывается о последних годах жизни замечательного революционера-ленинца Н. Э. Баумана, о его гибели от руки черносотенца в октябре 1905 г"

Гибель Николая Баумана

...И, как грозный прибой, за которым море, океан, необозримый, неодолимый простор, бурным рокотом отозвались тесные, плечо к плечу, сомкнутые ряды. Взметнулись руки, колыхнулось у самого стола, на котором стоял Козуба, красное бархатное тяжелое знамя. Козуба поднял за край полотнище. Блеснули перед глазами сотен золотые строгие буквы боевого лозунга: "Пролетарий всех стран, соединяйтесь!"

Бауман видел: глаза потемнели, сжались брови, и с новой силой вырвался многозвучный, раскатистый крик:

- К оружию!..

- Да здравствует стачка! Да здравствует восстание!

- На улицы! Ряды рванулись.

Бауман поднял руку и крикнул: - К тюрьмам! Политических на свободу!

Козуба опознал голос.

- Товарищи! Пока царизм жив, свободы не будет. Но он еще долго, быть может, будет жить, если мы разожмем руку, которая его держит за горло. Сожмем ее крепче, насмерть, и первым шагом пусть будет шаг, на который зовет товарищ Бауман. Собьем затворы с царских застенков!.. В голову колонны, Бауман! Тебе - честь и место!..

Он соскочил со стола. Следом за ним к Бауману двинулось ' знамя.

С улицы, навстречу выходящим, уже гремела боевым, зовущим запевом революционная песня.

Козуба нагнал Баумана, когда колонна уже подходила к Вознесенской. Он оглянулся командирским глазом назад, на бесконечные ряды, на знамена и охватил Баумана любовно рукою за плечо:

- Что?.. Недаром всю жизнь веселым был, Грач, птица весенняя! Весна на лето поворачивает... Засеяли - всходы-то какие пошли! Эка, знаменами заколосились. И твоей руки дело... Теперь- в тысячу вражьих рук назад тащить будут - не остановят.

Бауман стал на подножку.

- Знамя, товарищ Бауман, знамя возьмите!

Высокий, пышноволосый и бритый, в мягкой шляпе, протягивал красное знамя. Бауман стиснул рукой древко, извозчик ударил вожжами, лошадь затрусила, набирая ход...

Козуба ответил усмехаясь:

- Всю Москву порешил собрать под нашими знаменами товарищ Грач... Во-он за теми поехал.

Из-за толпы у ворот, пригибаясь, словно как бы крадучись, вывернулся на панель низкорослый человек и двинулся навстречу пролетке, тяжело волоча за собой что-то гремучее, длинное. Шест, труба?.. Бауман стоял, глядя назад, на перекресток, на шедшую мимо, ряд за рядом, колонну.

Человек зашагал быстрей. Ясней и зловещей стал скрежет железа о камень. Козуба дрогнул и крикнул во всю силу голоса:

- Грач! Берегись! Михальчук! 244

Крик дошел. Бауман оглянулся, отводя от лица плескавшееся под ветром полотнище знамени. Но человек уже поравнялся с пролеткой, перехватил двумя руками трубу, взметнул над головой... Извозчик взвыл, соскочил с козел, присел, укрываясь рукавом. Знамя в баумановской руке колыхнулось - и рухнуло...

Козуба бежал, стреляя на ходу. Сзади рядом оборвалась песня. Дошел женский отчаянный вскрик:

- Сюда! На помощь, дружинники!..

Стоявшие у ворот бросились прочь, врассыпную. Следом за ними бежал, пригибаясь, виляя под пулями, низкорослый, приземистый, до глаз заросший щетиной давно не бритых волос Михальчук.

............................................................................................................................

Козуба наклонился над телом. Глаза Грача были закрыты, над левой бровью слабо кровоточила глубокая рана. Грудь недвижна. Дыхания нет.

Проулок был уже залит толпой. Козуба поднял знамя. Блеснули перед глазами сотен рабочих золотые строгие буквы лозунга, перед которым бессильна смерть*.

*(С. Мстиславский, стр. 326 - 329.)

Крупное крестьянское восстание 1905 г. в селе Сорочинцы на Полтавщине ярко описано в повести современного украинского писателя И. Ходченко.

Столкновение сорочинских крестьян с карательным отрядом

...Над базаром заколыхалось красное знамя... За хлеб! За свободу! И в морозном воздухе раздалась песня:

Отречемся от старого мира, 
Отряхнем его прах с наших ног! 
Нам не надо златого кумира, 
Ненавистен нам царский чертог...

Сотни взволнованных грудей подхватили революционную песню, кто не знал слов, голосом вторил со всеми бодрый мотив.

Отряд Федота Вильченко повел станового пристава до волостного управления. Там посадили его в библиотеке и замкнули на замок.

В местечке было необычайное оживление. Сходились люди. Расходились. Митинговали. Кричали один другому. Бежали. И все до волостного управления, где на древке развевался красный флаг.

Грач - птица весенняя. М., Детгиз, 1960.

Сорочинцы жили первой победой, победой над царизмом.

Нe радовались победе восставшего народа над царизмом только помещики да кулаки - угнетатели и эксплуататоры.

Народ, что собрался по тревожному набату колокола, сбежался до волостного управления и уже не расходился до утра. Митинговали, подбадривали один другого.

- Главное - бить по начальству... по начальству...

- Дружно, чтоб как один. Не дать опомниться...

- Настрадались... Так за правду и умереть не жаль... ...Утром 19 декабря конная разведка сообщила, что за 4 версты показались казаки.

На площади перед волостным управлением собралось несколько тысяч человек. Перед толпой ходили несколько членов ревкомитета и советовали:

- Не показывать оружия. Не кидаться первыми в бой. Дать решительный отпор только тогда, когда начнут казаки. Уничтожать сперва офицеров...

Были минуты неимоверного напряжения, ожидания. Тысячи грудей издали один вздох, один звук:

- Не отступать!

Вскоре черным пятном на заснеженной широкой улице из-за поворота показались казаки.

И вдруг все закружилось, задвигалось. Люди снова сбежались на площадь. Сплачивались в тесные ряды, готовились к решительному отпору. Теперь - биться! Теперь - на смерть. Казаки выскочили на площадь перед волостью с двух сторон. Теперь помощник исправника Барабаш имел воинственный взгляд. Скинувши бурку и встав в санях на ноги, он размахнул револьвером и хрипло кричал:

- Разойдитесь! Именем закона...

Полковник Бородин, перебивая его, погрозил с коня:

- Разойдитесь! Будем стрелять!

Вдруг морозный воздух резнула труба. Затрещали выстрелы казаков.

- Вперед!

Площадь уже колыхнулась. Поднялся лес цепов, вил, само* дельных копий, ломов, лопат, палок... Масса ринулась на коней, на казаков. Все смешалось. Выстрелы, крики, стоны... Какая-то женщина зацепила палкой по ноздрям коня Бородина. Конь взвился на дыбы. Но раздался выстрел, и женщина упала. Подбежала Марина, схватила за ногу полковника и потащила с коня. Вдруг у нее помутилось в глазах. Она опустилась на снег.

И тут же дядька Микита ударил колом по голове Барабаша. Как сноп, ткнулся полицай лицом в снег. Замелькали над ним цепы, вилы, ломы, палки. Били по голове, шее, спине, ногам. Одарка колотила со всего размаха мотыгой. Все обиды, все горькие оскорбления, нищету, смерть ребенка, больного мужа, нетопленую хату - все, все припомнила она.

- До каких пор меня будете терзать, негодяи? Смерть! Смерть палачам!..

Трещали заборы, плетни, ломались деревья. На казаков полетели комья, кирпичи, куски железа, поленья. Мгновение - и народ сломил сопротивление отряда казаков и обратил их в бегство.

Но вдруг что-то случилось.

Передние чего-то замешкались. Минута. И люди побежали врассыпную. Отчаянные возгласы, крики. Что? Куда? Чего? Казаки перестроились, лавою кинулись в атаку. Озверелые, они стреляют прямо в людей, топчут конями, бьют саблями.

А на другой день появились недобрые слухи: в Сорочинцы спешит на подавление старший советник губернатора - Филонов, Филонов в это время уже прославился своей жестокостью и лютостью.

Была глубокая ночь. Первого, кого они захватили, ворвавшись среди ночи в хату, был Герасим Муха. На глазах детей и жены били его револьвером в лицо, по голове, в грудь и, сбивши с ног, топтали, колотили прикладами по ребрам, полосовали нагайками. Гедронц дико кричал:

- Дайте ему пятьдесят!.. Еще!..

И казаки, беснуясь, били. Фекла Романовна от страха спряталась с детьми в уголок на печи, но ее и там достали.

Казачья нагайка рассекла плечо.

Долго издевались над поселянами. Выбивали зубы, проламы-вали головы. Безжалостно издевались над людьми*.

*(П. Ходченко. Сорочикская трагедия (на украинском языке). 1950, стр. 172 - 178, 181 - 184, 190 - 194.)

Вопрос. Почему после издания манифеста 17 октября 1905 г. усилилось крестьянское движение?

Автор повести "Москва в огне" П. А. Бляхин, участник революции 1905 - 1907 гг., воссоздает яркие картины революционной борьбы пролетариата Астрахани, Баку, Тифлиса, Москвы.

В Москве 7 декабря 1905 г.

Седьмое декабря 1905 года. Утро было морозное, небо мутное. Жгучий ветер белыми вихрями носился по улицам города, метался по крышам домов, кружил над дворцами и храмами, качал двуглавых орлов кремлевских башен. И казалось, эти орлы

скрежетали ржавыми клювами, свирепо глядя вниз огромными хищными глазами.

Куранты Спасской башни пробили двенадцать...

Прошла минута... две...

И вдруг откуда-то издалека едва слышно, протяжно, постепенно набирая силу, завыл гудок Брестских мастерских. Через долю секунды к нему присоединился второй, третий... А вот загудело Замоскворечье, завод "Гужон" Листа; вслед за ними Пресня, отозвались Хамовники, дружно подхватили Бутырки.

И вот уже разноголосый хор заводских и фабричных гудков ревел и свистел во всех концах города, надвигался от окраин к центру, заглушал и давил все звуки и шумы, вздымался к небу...

Завыли гудки железнодорожных депо и мастерских, высокой фистулой запели паровозы, из котлов со свистом вырывались пары.

Стаи мальчишек высыпали на улицы и радостно кричали: "Ур-ра-а-а-а!..".

И, наконец, тысячи медных глоток слились в такой могучий и грозный оркестр, что сотрясался воздух, звенели стекла домов, испуганно храпели и дыбились кони. Погасло электричество. Трамваи, как по команде, остановились. Застряли на путях конки, возчики стали торопливо распрягать и уводить лошадей. Пассажиры в тревоге разбегались.

Жизнь гигантского города замирала.

Дым над окраинами постепенно рассеивался. Гул паровых котлов и удары молотов замолкли. Сто тысяч пар человеческих рук бросили работу. Машины стали.

Ворота фабрик и заводов широко распахнулись, и тысячные толпы рабочих вышли на улицы возбужденные и радостные, словно рабы, выпущенные на волю.

Замолк последний гудок...

И в городе вдруг стало так тихо, как будто все живое затаило дыхание и остановилось на месте.

Всеобщая стачка московского пролетариата началась...

Уличные шествия рабочих, попытки братания с войсками, всюду митинги, пламенные речи агитаторов.

Рабочие готовы были в любую минуту двинуться в бой. Только дайте оружие, только скажите, куда направить энергию и гнев свой, какие пункты захватывать, какие крепости брать, кого бить, как именно и когда переходить от стачки к вооруженному восстанию. Как раз на эти вопросы никто из нас не мог бы ответить: четких директив от руководства пока еще не было.

В этот горячий день, как и все большевистские агитаторы, я носился с митинга на митинг, с завода на завод, с упоением и страстью хрипел сорванным голосом и особенно часто повторял вдохновенные строки Горького: "Пусть сильнее грянет буря!" Но если бы меня спросили, что конкретно надо делать сегодня и завтра, я оказался бы в большом затруднении. Я имел на руках только последний номер "Известий Московского Совета рабочих депутатов", где было напечатано воззвание Совета и трех революционных партий с призывом к стачке и восстанию. Оно передавалось из рук в руки, жадно расхватывалось рабочими и работницами, оно проникало в казармы к солдатам, раздавалось на улицах гражданам, подсовывалось даже казакам и драгунам. Это воззвание сыграло поистине историческую роль - роль набатного колокола, поднимавшего на борьбу московский пролетариат.

Мне пришлось читать его на Пресне, на мебельной фабрике Шмита. Сотни рабочих глаз смотрели не на меня, а на газету с воззванием, которая дрожала в моих руках. o Они видели и слушали не агитатора, а голос партии, голос своих депутатов.

Последние строки воззвания были встречены криками "ура".

Вот эти строки:

"Смело же в бой, товарищи рабочие, солдаты и граждане!

Долой преступное царское правительство!

Да здравствует всеобщая забастовка и вооруженное восстание!"

Оно отражает целую эпоху, в нем пламя революции, в нем кровь того поколения, которое пробило первую брешь в стенах старого мира*.

*(П. Бляхин. Москва в огне. M. "Советский писатель", 1956, стр. 163 - 167.)

Вопрос. К чему призывали большевики рабочих Москвы в первый день декабрьского выступления?

Подвиг двух девушек-работниц

Незабываемый подвиг совершили две девушки с мебельной фабрики Шмита - Анна Пчелка и Мария Козырева. 10 декабря на Пресне происходила массовая демонстрация. Драгуны намеревались ее разогнать, применив оружие. Уже проиграли трубы - сигнал к нападению на толпу. И тут случилось "чудо". К драгунам безбоязненно устремились с красным знаменем две девушки. Молодые работницы, крепко обхватив его древко, смело шли вперед. Драгуны опешили. Напрасно гремели команды офицеров. Их никто не исполнял. Вот уже и клинки вложены обратно в ножны. А юным героиням словно страх неведом. Преданность революции влечет их навстречу опасности.

Убейте! Не страшно, убейте, живыми 
Мы нашего знамени не отдадим! 
И больше бы солнца не видеть им, 
Но дрогнул, смутясь, эскадрон перед ними, -

воспел неумирающий подвиг славных дочерей пролетариата советский поэт С. Щипачев. Кровопролитие было предотвращено. Отвага и смелость юных патриоток заставили казаков отступить. Геройски сражались работницы пролетарской Пресни. А. Серафимович восхищенно писал: "Мне хотелось вылепить развер-1 нутый реальный образ "декабристки" 1905 года. Перед глазами стояли героические женщины 1905 года, которые вместе со своими товарищами по работе, вместе со своими мужьями, братьями, сыновьями, отцами пилили телеграфные столбы, снимали ворота с домов, таскали доски, бревна, бочки и строили баррикады, скрепляя их проволокой"*.

*(А. С. Трофимов. Страницы героической борьбы. М., Учпедгиз, 1963, стр. 162 - 163.)

Начало баррикадных боев

Совершенно фантастическое зрелище представляли отсюда Оружейный переулок и примыкающие к нему улицы: словно окостеневшие волны бурного моря, вздымались баррикады. Казалось, что это землетрясением выбросило на улицу обломки человеческих жилищ. И чего тут только не было! В самом невероятном сочетании громоздились друг на друга набитые камнями и мусором бочки, ящики, опрокинутые вверх колесами телеги, заборы и палисадники, телеграфные и телефонные столбы, полицейские будки, вывороченные тумбы, дрова и доски - словом, все, что можно было содрать, спилить, сломать, свалить на мостовую или поставить дыбом.

На первый взгляд никакого разумного плана в этом грозном хаосе не было, но, внимательно приглядевшись, я и здесь заметил организующую руку партии и боевых дружин. Из многочисленных баррикад Оружейного переулка, по-видимому совсем не случайно, самыми сильными оказались две: одна, на которой мы стояли, и другая - у выхода на Триумфальную площадь, шагов на двести от первой. Значение этой второй баррикады мне было понятно: со стороны площади можно было ожидать нападения, а роль "нашей баррикады" выяснилась немного позднее...

Под прямым углом, как раз между этими двумя баррикадами, в Оружейный переулок упиралась 1-я Ямская улица, в горловине которой тоже возвышалась довольно мощная баррикада. Со стороны Триумфальной площади она была невидима и не могла быть обстреляна. А ее тыл на всем протяжении улицы был загроможден десятками более легкого типа.

С утра в Оружейном было еще спокойно, и местные жители, а также и дети бродили меж баррикад, с любопытством разглядывая материал, из которого они сделаны, смеялись, острили. Только старушки испуганно жались к воротам и парадным дверям, боясь показаться на мостовой.

После короткой паузы неожиданно совсем близко от нас ударил залп из винтовок, будто кто-то рванул и с треском разодрал парусину. В ответ захлопали одиночные выстрелы. Потом по крышам домов как будто пронесся железный град: тра-та-та-тах!

Вскоре рокот пулемета и ружейные залпы прекратились. Баррикады тоже молчали. На минуту водворилась тишина. Доносилась только перестрелка со стороны Кудринской площади.

Вдруг совсем близко заиграл горнист, затрещал барабан и пьяное "ура" раздалось в воздухе.

- Готовься, хлопцы! - крикнул дядя Максим, беря на изготовку свою двустволку. - До свистка не стрелять.

Все залегли за прикрытиями.

Вот с рёвом "ура", стреляя на бегу, драгуны "берут" уже пустующую баррикаду/Ответной стрельбы нет. Торжествующий рев усиливается. С винтовками наперевес солдаты бегут дальше, в Оружейный переулок, к нам...

И вдруг бежавший впереди унтер, как оглушенный обухом, рухнул на мостовую. Сразу десяток выстрелов с нашей стороны оглушил меня.

Атакующие сразу попали под перекрестный огонь: с фронта - с баррикады Петра и с фланга - с нашей стороны. Еще трое драгун свалились в снег.

Не ожидавшие такого отпора, драгуны в панике повернули назад и еще быстрее понеслись прочь, даже не пытаясь отстреливаться*.

*(П. Бляхин. Москва в огне. М., "Советский писатель", 1956, стр. 217 218, 222 - 225.)

Вопрос. В чем проявилась военно-тактическая находчивость рабочих в борьбе с правительственными войсками на улицах Москвы в декабре 1905 г.?

Последний бой на Пресне

После небольшой паузы пушки загремели со всех сторон. Знзчит, Пресня окружена.

Артиллерия била навесным огнем по всему району куда попало. Снаряды срывали крыши и трубы домов, пробивали стены и заборы, с треском и звоном крушили окна, убивали людей и животных. Вспыхивали пожары.

Спасаясь отогня и осколков гранат, безоружные и беспомощные люди метались по улицам, прятались в погребах и подвалах, бегали с детьми на руках, не зная, куда укрыть их.

Если бы можно было сверху одним взглядом окинуть Пресню, мы были бы поражены необычайным зрелищем: внутри огромного вражеского кольца, опоясавшего район, мы увидели бы с десяток улиц и переулков, пересеченных баррикадами с красными флажками. Между ними взад и вперед снуют люди: мужчины, женщины, дети, старики. В центре за баррикадами никого нет. Только на окраинах кольца видны маленькие кучки дружинников, отражающие атаки солдат. А вокруг этого мятежного островка стоят многочисленные колонны вооруженной до зубов царской армии. По донесению генерала Малахова, в этот день Пресню окружали одиннадцать пехотных полков, пять кавалерийских, двенадцать батарей артиллерии, два саперных батальона. А сколько казаков, полиции, жандармерии!

Тысячи против десятков! Пулеметы и пушки против револьверов и пистолетов! Вся мощь современной военной техники против кучки отважных молодых рабочих, вооруженных великой жаждой свободы, руководимых большевиками!

...Пресню со всех сторон громили из пушек, баррикады и улицы поливали свинцом из винтовок и пулеметов. В воздухе стоял такой треск и грохот, что ответных выстрелов дружинников совершенно не было слышно.

Казалось, в Москву ворвалась чужеземная банда, которая в ярости крушила все, что подвертывалось под руку, не щадя людей - ни старых, ни малых.

Я не мог себе представить, чтобы в этом аду могли удержаться хоть час-два наши "пятерки" и "десятки", брошенные навстречу врагам...

Но они удержались целый день 17 декабря до глубокой ночи. Больше того, дружинники даже делали отчаянные вылазки и внезапными ударами с флангов и тыла обращали семеновцев в бегство. Дважды в течение дня они захватывали орудия, но пустить их в ход не могли - не знали, как это делается...

Исключительную стойкость проявила в этот день боевая дружина фабрики Шмита, возглавляемая отважным большевиком Николаевым,

Бой шел несколько часов подряд. И только когда иссякли патроны и жара от огня стала невыносимой, начальник дружины приказал припрятать оружие и разойтись.

Дружинники благополучно покинули ограду, а пушки еще долго обстреливали пылающую фабрику и парк.

Когда стемнело, канонада постепенно затихла. На кухню стали стекаться дружинники, все с оружием в руках. Потом явился и Седой. Он молча прошел к столу, стоявшему посредине кухни.

Лица дружинников выражали одну общую тревогу: что же дальше?

Я думаю, товарищи, - начал Седой хриплым, сорванным голосом, - вы сами понимаете, в каком мы сейчас положении. Петля вокруг Прохоровки стала уже. Оружия меньше, патроны на исходе. Продолжать борьбу сейчас - нет смысла. Но мы не разбиты. По призыву партии и Совета мы организованно кончаем бой. Мы отступили, чтобы собраться с силами и ударить вновь. Революция не кончилась. Партия жива! Живы большевики! Жив Ленин! Не будем унывать, дорогие друзья, будущее за нами. - А что делать сегодня? - спросил пожилой дружинник.

Седой неторопливо чиркнул спичкой и закурил.

- Сегодня мы должны выполнить директиву партии: основательно запрятать оружие и примерно под утро незаметно для врага разойтись.

Это было уже перед рассветом. Уходили небольшими группами и поодиночке по Малой Грузинской, где по оплошности семеновцев не оказалось ни одного солдата.

Последними покинули район товарищи Седой и Семен. Предварительно их постригли и переодели до неузнаваемости.

Восстание породило много отважных героев, имена которых останутся в веках. Немало было дружинников, которые беззаветно сражались и умерли безвестными. А как назвать этого молодого рабочего, который так скромно вышел вперед и сказала "Я иду!.."? Героем? Храбрецом? Не знаю. Он шел не на баррикады, шел не сражаться с оружием в руках - шел умирать во имя спасения жизней сотен своих товарищей, их жен и детей. Он знал, что ему придется идти с пустыми руками, с вывернутыми карманами, чтобы даже намека на оружие не было. Он настолько был уверен в неминуемой смерти, что, прежде чем пойти к Мину, зашел в общежитие к своей семье и попросил жену дать ему переодеться в чистое белье. Так делали русские солдаты перед большим сражением, готовясь к смерти: умирать надо во всем чистом.

Это был подвиг самоотвержения, сознательная жертва самым дорогим, что есть у человека, - жизнью*.

*(П. Бляхин. Москва в огне, стр. 276, 278 - 281, 284 - 285.)

Обсудить, какие морально-боевые качества проявили московские рабочие во время вооруженного восстания, почему восстание потерпело неудачу.

Подвиг машиниста Ухтомского

По внешности он (Ухтомский) ничем не обращал на себя внимания. Небольшого роста, с живыми, умными глазами, он производил впечатление очень скромного, даже застенчивого человека.

Проезжая на лошадях через Люберцы, Ухтомский остановился в местном трактире, ничего не предполагая о прибытии солдат; на станцию. Когда его обыскали там, нашли при нем револьвер, задержали и отправили к офицеру на станцию.

На допросе он не говорил своей фамилии.

Офицер, просматривая список, имевшийся у него в руках, и фотографические карточки, сличив одну из них с живым оригиналом, вскрикнул:

- Вы машинист Ухтомский, вы будете расстреляны.

- Я так и думал! - хладнокровно ответил Ухтомский. Когда его вместе с тремя рабочими повели на расстрел, он обратился к офицеру и сказал:

- Я знал, что, если попадусь в ваши руки, вы расстреляете меня, поэтому я так спокойно чувствую себя, так как был ежеминутно готов к смерти. Теперь, перед смертью, я скажу вам, кому вы обязаны, что поезд с дружинниками благополучно ушел из Москвы, спасая главных участников и руководителей боевой дружины и членов стачечного комитета.

Когда все дороги в Москве были захвачены войсками и выезд их из Москвы не представлялся возможным, я взялся вывезти дружину, несмотря на то, что около сортировочной станции, на огородах, вы угрожали мне пулеметами.

В этом опасном месте, на большой кривой и совершенно открытой местности, удобной для обстрела пулеметами, я развил скорость поезда до 90 верст в час. Я сам управлял паровозом.

Давление пара в котле я довел до 15 атмосфер, до предела взрыва котла. Нам грозила опасность не от пулеметов, а от возможности взлететь на воздух.

И вот, когда на этой кривой наш поезд стремглав летел вперед, застрекотали ваши пулеметы. Они не были для нас опасны, потому что сильнее нам грозили взрывы котла и возможность слететь вниз головой с насыпи.

Но тут помогла опытная рука машиниста, управлявшая паром и судьбою преследуемых вами людей. Вы ранили тогда б человек; но ни одного не убили. Все спаслись и находятся далеко. Вам не достать их.

На месте казни Ухтомскому предложили завязать глаза. Он отказался, говоря, что встретит смерть лицом к лицу, а также отказался повернуться спиной к солдатам.

Ухтомский молча смотрел на приготовления, потом обратился к солдатам:

- Сейчас вам предстоит обязанность исполнить долг согласно вашей присяге. Исполните его честно, так же как я исполнил честно долг перед своей присягой, но наши присяги разные... Капитан, командуйте!..

Раздался залп... Рабочие упали.

Ухтомский остался недвижим, со скрещенными руками на груди. Ни одна пуля его не задела.

Раздался второй залп - и он упал на снег!..*

*(Журнал "Былое", март 1906 г. )

В основу романа С. Скитальца "Кандалы", показывающего революционное пробуждение трудящихся масс, взяты реальные исторические события, происходившие в Среднем Поволжье в канун и во время революции 1905 г. Хорошо написаны картины крестьянской жизни, даны яркие образы крестьянских вожаков - Лавра Ширяева и Елизара Буслаева.

Ниже приводится отрывок, в котором описывается создание Кандалинской "республики".

Познавательная задача - доказать, что Кандалинская "республика" являлась одной из "местных маленьких "республик", в которых правительственная власть была смещена и Совет рабочих депутатов действительно функционировал в качестве новой государственной власти"*.

*(В. И. Ленин. Сочинения, 4-е изд., т. 23, стр. 240 - 241.)

Кандалинская "республика"

В ноябре 1905 года состоялся в Займище крестьянский съезд, впервые назвавший себя крестьянским Народным Советом. Первое, чем занялся Совет, было коллективное составление "временного закона по кандалинскому волостному народному самоуправлению".

Писарем избрали учителя Владимира Елизаровича, вчерне наметившего план заседания.

Живописны были эти делегаты первого Совета первой советской республики, пишущие законы.

...От волостей съехалось тридцать человек, кроме Лаврентия, Солдатова и учителя Владимира Буслаева. Было несколько стариков с длинными седыми бородами, но преобладали люди среднего возраста.

Председателем столь важного собрания на этот раз был избран Елизар - как старший революционер, имевший в прошлом революционные заслуги.

Он покрутил пальцами желтые пряди длинной своей бороды и сказал внушительно:

- Объявляю законодательное собрание открытым!

- Прошу собравшийся первый крестьянский Совет, - торжественно продолжал председатель, бледнея, - принять к обсуждению намеченный закон по волостному народному самоуправлению. Прошу писаря собрания объявить программу совещания.

Владимир взглянул в приготовленный мелко исписанный лист и сказал, обведя собрание радостным взглядом:

- Народный съезд Кандалинской волости с участием делегатов других волостей обсуждает программу временного закона по кандалинскому народному самоуправлению. Вторую часть - самоуправление по волости, третью - сельское самоуправление и четвертую - разъяснения к временному закону. Итак - начинается обсуждение общего постановления.

Наступила минута молчания.

- Читай постановление! - низко прозвучал голос Лаврентия.

Писарь вдохновенно обвел глазами разноцветные, сгрудившиеся к нему кудлатые головы. Звучный голос учителя дрожал от сдержанного волнения.

- Народный Совет съезда Кандалинской волости постановляет: царского правительства не признавать!

Все невольно вздрогнули.

- С его законами не считаться!

По собранию прошел глубокий вздох.

- Действия царского правительства считать вредными для народа!

- Признавать только то правительство, которое будет избрано самим народом!..

- Вот общее постановление! - заявил председатель. - Кто согласен подписаться - прошу поднять руку!

Подняли руки все, всё собрание. Против не поднялось ни одной руки.

Дальнейшее обсуждение затянулось до глубокой ночи. Обсуждали деловито и обстоятельно со всех сторон каждую.мелочь. Писарь провозглашал каждый пункт, подлежащий решению. Председатель ставил вопросы, иногда возникали споры. По окончании каждого спора Елизар делал короткий вывод из сказанного.

- Так, старики? - осведомлялся он у Совета.

Совет утверждал свое постановление, которое Елизар диктовал потом писарю.

По новым республиканским законам отменены были не только телесные, но и всякие другие наказания, кроме штрафа. За важное преступление была одна кара - удаление виновного из пределов республики.

Все земли, леса и угодья Кандалинской волости поступали в ее распоряжение. Волостной Народный съезд получил право распределять землю и угодья между сельскими обществами. Сельское народное собрание распределяло их между своими членами в уравнительном порядке. В общем вся земля принадлежала волости без права единоличной продажи.

Народное образование постановили учредить бесплатным, начальное - обязательным для всех.

- Чтоб не было жалоб, почему родители не обучали своих детей!

- Довольно нас в темноте держали!..

Когда кончили составление законов, стал говорить Лаврентий:

- Поздравляю, товарищи, с хорошим началом народного дела. Однако это все еще только начало...*

*(С. Скиталец. Кандалы. М., 1956, стр. 407 - 409.)

Революция докатилась до Забайкалья

Все на запад, на запад катились вагоны. Пассажирские - обшитые снаружи стальной броней до нижнего края окон в защиту от нападения хунхузов, отделанные с невиданной роскошью: сверкающие медные ручки и стенные приборы, белизна накрахмаленных простынь в купе, хрусталь в ресторане; товарные - с кривой надписью по грязно-красноватым доскам: "Сорок человек восемь лошадей".

В товарных - лежали или, согнувшись, сидели на нарах в три яруса, дымили махоркой, чинили обмундирование, на станциях бегали за кипятком, за сухим пайком в вагон-каптерку. Вели нескончаемый солдатский разговор.

Вагоны катятся на запад, а навстречу им летят вести: вся Россия поднялась, по всей России идут рабочие стачки! На Забайкалье началась всеобщая забастовка! Поднимаются в России крестьяне, жгут помещичьи имения!

Разгружать эшелон на станции начальство опасалось. Поезд на полном ходу миновал станцию Чита. Чита - Дальний вокзал мастерские. На платформах множество людей, машут платками, кричат:

- Братья-солдаты! Мы ждем вас!

Поезд загнали в глухой тупик. С обеих сторон пути казенные склады. Толпа рабочих, оттеснив выставленные у путей патрули, хлынула к вагонам, и солдаты входили в черную массу людей, как вода входит в почву.

На плечах подняли Гонцова. Надтреснутым счастливым голосом он кричал:

- Товарищи солдаты! Братья, измученные войной на чужбине! Не верьте провокаторам! Они говорят вам, что забастовщики мешают вашему возвращению на родину. Это клевета. Мы хотим ускорить отправку войск на родину, чтобы вы совместно с рабочими России боролись против самодержавия. Россия поднимается против царя, за права и свободу простого народа. Становитесь под знамя Российской социал-демократической рабочей партии! Да здравствует единение рабочих и солдат!

Народ все прибывал, заполняя складской двор, выплескивался на площадь. Митинг продолжался на большом плацу.

Невысокий сероглазый солдат читает резолюцию. Ветер разносит слова:

- Мы, солдаты... собравшиеся на митинг вместе с рабочими, заявляем... будем бороться совместно, под знаменем Российской социал-демократической партии... Добиваться установления демократической республики.

- Казаки!- толпа дрогнула, сдвинулась, стала одним большим напружинившимся телом.

Казаки окружили толпу с трех сторон, осадили коней, замерли в ожидании.

Теперь все взгляды обратились на казаков. Сотня отошла, развернулась...

- Рысью! Взять в нагайки! Казаки не трогались с места.

Люди на площади стояли против них в таком напряжении и в такой тишине, что слышно было, как шуршит песок под копытами перебирающих ногами лошадей.

И вдруг будто лопнула струна,- такой сильный, короткий и резкий стон вырвался из могучей груди толпы: - Братья! Вы с нами!

Вечером мятущееся пламя факелов осветило складской двор. Рабочие отбивали замки у складов оружия. Винтовки поплыли по рукам. Вооружались рабочие дружины.

В телеграфной сидел Зюкин. Густая борода неузнаваемо изменила его. И глаза были другие - не злые, а спокойные и полные решимости.

- Стучи, стучи, Митя! - проговорил Зюкин и поставил ногу на перекладину его стула:

"Всем станциям до Иркутска и Харбина. Читинский стачечный комитет взял власть в свои руки, чтобы вместе со всем пролетариатом дать решительный бой самодержавию"*.

*(И. Гуро. Путь сибирский дальний. М., Детгиз, 1959, стр. 257 - 260.)

Вопрос. Что было общего в революционных выступлениях трудящихся Забайкалья с революционными событиями в центре страны?

В книге И. Гуро "Озаренные" нет вымышленных лиц, придуманных ситуаций. Это - рассказ о революционных событиях в России в начале XX в., о людях, чьи судьбы были неотделимы от судьбы молодой большевистской партии, возглавившей первые бои рабочего класса.

Автор описывает эпизоды великой битвы против самодержавия, рисует замечательные образы участников революции, и среди них большевика И. В. Бабушкина.

Отрывок из книги используется учителем при подготовке к уроку и частично зачитывается в классе в ходе изложения материала.

Царские палачи действовали с беспощадной жестокостью

С момента разгрома Декабрьского восстания начинается отход сил революции. Но в общем отходе то один, то другой отряд прорывается в наступление. И это вызывает бешеный натиск реакции.

Идея посылки карательных экспедиций на восток для подавления "беспорядков" на Сибирской железной дороге, возникшая в "высших сферах", показалась там столь ценной, что на ее авторство претендовало множество лиц.

Витте в своих мемуарах приписывал себе план карательных мероприятий. Он также писал государю и предложил послать "двух решительных и надежных генералов с отрядами хороших войск", "во что бы то ни стало водворить порядок на Сибирской железной дороге...".

В одном из писем Николая II указывается, что Николаю Николаевичу "пришла отличная мысль, которую он предложил: из России послать Меллер-Закомельского с войсками, жандармами и пулеметами в Сибирь до Иркутска, а из Харбина Ренненкампфа - ему навстречу".

Десятки убитых на станциях, сотни поротых, изувеченных людей - все это не в бою, не в стычках, все это - расправа с мирными людьми, заподозренными в сочувствии революции.

...Описана форменная бойня на станции Иланская, где происходило рабочее собрание. Его разогнали, рабочих прокалывали штыками, резали кинжалами. Депо окружили и дали по нему залп.

Из Иркутска Меллер-Закомельский отправил телеграмму Ренненкампфу: "Утром 15-го займу ст. Байкал, перехватить бегущих от вас мятежников. Телеграфируйте о положении дел в Чите. Пришлите поезд с отрядом для связи со мной и очистки всех попутных станций за Читой".

"Очистка" заключалась в том, что хватали, пороли и расстреливали всех в какой-либо мере "подозрительных", причем подозрение вызывали все железнодорожники, которые несли службу во время восстания.

Благодаря свидетельству участника экспедиции стали доподлинно известными обстоятельства злодейского убийства без суда и следствия одного из виднейших большевиков, руководителя первой русской революции, Ивана Васильевича Бабушкина.

Поезд, в котором Бабушкин и его товарищи везли оружие, был застигнут карателями на станции Слюдянка. Внезапность нападения и численность нападающих сделали сопротивление невозможным.

Бабушкина и его товарищей бросили в арестантский вагон в голове поезда карателей.

Вечером 18 января, за обедом, Заботкин доложил Меллеру о том, что захваченные с оружием люди отказываются назвать себя и объяснить свою задачу.

Барон был благодушно настроен и решил: "Ну что нам с ними возиться? Сдать их к черту жандармам".

Тогда чиновник Марцинкевич попросил у барона разрешения доложить об одном из арестованных. Он рекомендует его "завзятым революционером".

- Ну что же, так расстреляем его, - сказал барон.

Ему докладывают еще о нескольких. Барону уже надоело слушать, и он решает: - Семерых расстреляем сегодня вечером.

- Не семерых, а шестерых, - поправляют его.

- Шестерых так шестерых, - флегматично соглашается Меллер.

Среди ночи Бабушкина и его товарищей повели по путям несколько в сторону по направлению к Иркутску, но в пределах станции.

Выбрали место, более других освещенное станционным фонарем. Поставили одного, скомандовали, вместо залпа получилось несколько единичных выстрелов... Было упущено из виду, что при морозе смазка густеет и часто происходят осечки; расстрел производился при свете фонаря, и поэтому пули попадали не туда. куда направлялись, и вместо казни получилось истязание.

Так были v расстреляны все шестеро, оставшиеся неизвестными карателям. Никто не пожелал себя назвать, все отвечали молчанием на вопросы карателей.

Лишь много времени спустя было установлено, что вместе с Бабушкиным погибли Бялый, Савин, Клюшников и Ермолаев, кто был шестым - осталось неизвестным.

Только через четыре года, в 1910 году весть о гибели Бабушкина дошла до Владимира Ильича.

В некрологе, напечатанном в "Рабочей газете", Ленин писал: "Мы живем в проклятых условиях, когда возможна такая вещь: крупный партийный работник, гордость партии, товарищ, всю свою жизнь беззаветно отдавший рабочему делу, пропадает без вести. И самые близкие люди, как жена и мать, самые близкие товарищи годами не знают, что сталось с ним: мается ли он где на каторге, погиб ли в какой тюрьме или умер геройской смертью в схватке с врагами"*.

*(И. Гуро. Озаренные. М., Госполитиздат, 1963, стр. 119 - 128.)

Обсудить, почему В. И. Ленин назвал И. В. Бабушкина "гордостью партии".

Гимн борцам революции

Слова А. Ариэля 
Музыка А. Бурнало

Слава героям восставшим, 
Слава сраженным в бою, 
Красное знамя поднявшим 
В бой за отчизну свою! 

Старый палач захлебнулся 
Кровью казненных людей, 
Смехом кровавым смеется 
Зверь ненасытный, злодей!
 
Смейся, убийца проклятый, 
Смейся, вампир вековой, - 
Дети свободы богаты 
Гордой и смелой душой... 

Цепи позорного гнета 
Порваны с криком "Вперед!". 
Жди и суда и расчета, 
Жди за убитых, народ!* 

*("Гимн мужественным борцам революции, героям Декабрьского вооруженного восстания 1905 г.". "Музыкальная жизнь", 1965, № 18, стр. 19.)

Используется как эмоциональное обобщение в итоге изучения темы*

Литература к теме

И. А. Лычев. Потемкинцы. Воспоминания участника восстания, М., "Молодая гвардия", 1954.

A. М. Горький. 9-е января. Избранные произведения.

B. М. Бахметьев. Воскресенье. Рассказ. М. - Л., "Земля и фабрика", 1926.

И. И. Пономарев. Герои "Потемкина". М., Воениздат, 1955.

М. Б. Черный. Лейтенант Шмидт. Историческая повесть. М., Воениздат, 1960.

В. С. Гроссман. Степан Кольчугин. Роман. М., Детгиз, 1959.

"Москва в трех революциях. Воспоминания. Очерки". М., 1959.

"На баррикадах (Из воспоминаний участников Декабрьского вооруженного восстания в 1905 г.)". М., "Московский рабочий", 1955.

А. Н. Васильев. "Смело, товарищи, в ногу". М., "Советский писатель", 1962.

М. А. Стельмах. Хлеб и соль. М., Гослитиздат, 1961.

Я. Колас. На росстанях. М., "Советский писатель", 1964.

"Героический год. 1905 г. в художественной литературе". М., Детгиз, 1955.

П. А. Бляхин. Москва в огне. М., "Советский писатель", 1956.

А. Xинт. Берег ветров. Роман. Кн. 1. М., Гослитиздат, 1956.

Л. М. Киачели. Тариэл Голуа. Роман. Тбилиси, "Заря Востока", 1957.

Я. Райнис. Избранные произведения. Л., "Советский писатель", 1953.

А. М. Упит. Северный ветер. Роман. М., Гослитиздат, 1954.

Эрни Крустен. Сердца молодых. Роман, перев. с эстонского. М., "Советский писатель", 1960.

Д. А. Фурманов. Талка. Как убили отца. В кн. "Повести, рассказы, очерки". М., Воениздат, 1957,

П. И. Березов. На дальних подступах. М., "Московский рабочий", 1960.

З. П. Катаев. Белеет парус одинокий. М., "Художественная литература", 1967.

А. Н. Степанов. Семья Звонаревых, кн. 1-2. М., "Советская Россия", 1962-1963.

С. В. Сартаков. Хребты Саянские. Роман в 3-х книгах. М., "Советский писатель", 1961.

А. С. Серафимович. На Пресне. Похоронный марш. Собрание сочинений, т. 2. М., Гослитиздат, 1959.

Н. В. Бирюков-Раменский. На тропе жизни. Роман. М., Детгиз, 1959.

С. Д. Мстиславский. Грач - птица весенняя. М., Детгиз, 1960.

Л. И. Островер. Последний рейс. В кн. "Буревестник". М., "Советский писатель", 1961.

Е. Н. Андриканис. Хозяин "Чертова гнезда". М., "Московский рабочий", 1960.

М. М. Коцюбинский. Фата Моргана. Собр. соч. в 4-х томах, т. 2. М., изд. "Художественная литература", 1965.