Библиотека
Ссылки
О сайте






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава вторая

1

Сколько весен минуло, с водой сплыло, с тех пор как расстались Роксана и Иванко? Уже и счет им, невеселым, кажется, можно потерять. Вот уже и седьмая весна прошла! А придется ли увидеть его, милого, желанного?

Сколько путей-дорог пришлось исходить Роксане с княгиней Марией! И в польских землях бывали - от крамольников убегали туда к князю Лешку, - и в своих волостях, в лесных чащобах по оселищам прятались. Не один раз отпрашивалась Роксана: "Отпустите домой, хочу на Галич родной посмотреть". Но княгиня не дозволяла, уперлась на своем: "Не пущу! Дети к тебе привыкли". И правда, полюбили мальчонки Роксану, особенно меньший, Василько. Да и она привыкла к ним, будто родными стали. Глянет на Васильку, а у самой перед глазами стоит родной братик Лелюк. "Как он там поживает, Лелючок?" Порой такая печаль охватывала, становилось так грустно, что она готова была бежать через леса - на юг, туда, где Галич, к своему Иванке. Беспокоилась, горевала о своих родных: как там отец и мать? И тут же ловила себя на мысли, что больше всего думала об Иванке. От этого становилось стыдно. Роксана закрывала лицо платком, будто кто-нибудь видел, как она зарделась... Если бы об этом узнала мать, что бы она сказала ей? Ругала бы дочь за то, что о матери реже вспоминает, чем о своем любимом? "Иванко! Знаешь ли ты, как Роксана тоскует без тебя? Ведаешь ли, сколько невзгод от лихих людей перенесла твоя лада?"

Сегодня день такой спокойный и тихий. Ласковая осень пришла в волынский лес, последние теплые дни напоминают о недавнем лете. Роксана отпросилась у княгини и пошла к своему любимому озерку. Вышла на поляну, оглянулась вокруг - нет никого. Тихо стоят дубы и бересты, не колышут ветвями, чтобы не вспугнуть мечтаний Роксаны. Она подбежала к ветвистому дубу, обхватила его руками; шелестит под пальцами шершавая кора. Сколько раз под этим дубом высказывала она вслух свои сокровенные мысли. Поведала дубу, как любит она Иванку и как злые люди хотели разлучить их навсегда. И сейчас еще душа болит, как только вспомнит страшные минуты. Как тяжко было в польском краю! Заприметил ее старый воевода и стал просить княгиню, чтоб та отдала ему Роксану. А княгиня согласилась, - и как только ей не совестно было отдавать ее такому старому, гнилому! Да еще ругать принялась, почему не хочет Роксана старика утешить. Кричала княгиня: где, мол, тот Иванко, и придется ли еще его увидеть, а жить ведь нужно, зачем, мол, своей красой мужчин сводить с ума. Вспомнит об этом Роксана - и жутко ей становится и противно. А ведь отдала бы княгиня Роксану воеводе, если бы Роксана не упала к ногам княгини и не зарыдала в отчаянии. Когда никакие мольбы не помогли, Роксана крикнула: "Утоплюсь! Грех на твоих детях будет!" И так посмотрела на княгиню, что Мария ужаснулась. Отказала княгиня воеводе, спаслась Роксана... А недавно снова горевала Роксана. В оселище, невдалеке от Владимира, привязался к ней тиун, тенью ходил за ней. Он считал излишним обращаться с просьбой к княгине: зачем унижать себя из- за какой-то никчемной девки? Холопка сама должна понимать, что он ей честь оказывает, и не отталкивать его, а не то он может ей немало неприятностей причинить. Он даже и намекнуть княгине не хотел - думал, что укротит Роксану, а она сама пошла к княгине и смело рассказала об этом беззубом. На этот раз Роксана уже не угрожала самоубийством, а во имя Даниила и Васильки молила защитить ее. "Защити меня, княгиня, дети твои счастливы будут, и я им понадоблюсь - ведь я их вырастила. Неужели ты забыла об этом? Или хочешь, чтобы на них проклятье пало?" Позже Роксана и сама удивлялась, как это она осмелилась так сказать владычице своей жизни. А вот сказала! Может, в глубокой любви этой девушки Мария увидела свою любовь к Роману? Может, вспомнила, какой страстью пылала к нему? А может, материнское чувство приказало? Ведь как благодарна была Роксане за детей! Только никогда об этом не говорила: еще возгордится холопка! Ничего она не ответила Роксане. Только с тех пор Роксана никогда больше уже не видела в оселище постылого тиуна. Должно быть, Мария повелела прогнать его куда-нибудь. Молчала об этом Мария, не напоминала ей и Роксана. Мария почувствовала девичье упрямство и даже сама испугалась этой девушки: такая может на все решиться. Но верила ей и знала: после этого детям ее еще безопаснее с такой няней. Никто из челяди и словом не обмолвился, не напомнил Роксане о ее стычке с тиуном. Открыто не радовались ее победе, но и не посмеивались над ее ненавистью к мужчинам, а только слух пошел о том, что Роксана верна своему любимому, и о том, что она имеет сильную покровительницу.

А Роксана хорошела, словно полевой цветок. Одиночество и печаль не согнули ее, еще стройнее стал ее гибкий стан и острее взгляд. Скиталась она с княгиней, не до веселья было. И все же на лице ее всегда теплилась приветливая улыбка, а светло-серые глаза были ласковы. Светозара завидовала ее длинной русой косе. "В какой воде ты ее моешь, что она у тебя такая пышная? - шутливо спрашивала Светозара и, лукаво подмигивая, смущала Роксану горячими словами: - Я понимаю тех мужчин, что за тобою ходят. Я бы и сама мед пила с этих пухлых губ. Жаль, что я женщиной родилась... Счастлив будет твой Иванко..."

- Иванко! - шепчет Роксана и, опустившись на колени, низко склоняется над ровной гладью воды.

Ветер утих, не гоняет волн над озером. В воде отражается лицо Роксаны: она еще ниже наклоняется; коса упала с плеча прямо в воду. Роксана быстро отбрасывает косу за спину, но мелкие круги расходятся по воде, и уже ничего не видно.

Роксана возвращается к дубу, закрывает глаза и хочет мысленно представить, каков теперь Иванко.

- Скоро ли встретимся? Приди! - вслух молит она, будто Иванко где-то здесь поблизости и слышит ее страстный призыв.

Потом она пересекает поляну, выходит на тропинку и направляется к княжескому подворью.

Задумавшись, Роксана не заметила, что следом за ней осторожно ступает дружинник. Тропинка сворачивает влево, и он, чтобы преградить путь Роксане, бросается в чащу и выбегает ей навстречу. От неожиданности Роксана испугалась и не могла ничего сказать. Только после того как он схватил ее за руку и начал что-то бессвязно бормотать, она очнулась и, толкнув его, отбежала. Дружинник пошатнулся, чуть не упал, выпрямился и пошел к ней.

- Роксана!.. Я ничего... Только послушай меня.

- Не подходи! - выкрикнула она.

- Тише! Роксана! Мы вдвоем, от сердца буду молвить тебе... - И, приблизившись, снова хотел взять ее за руку.

Она оттолкнула его и ловким движением выхватила из-за пояса маленький нож. Дружинник отшатнулся.

- Отойди! - крикнула Роксана.

Он подчинился и сделал несколько шагов назад.

- Еще! Еще! - требовала Роксана.

Он покорно отходил.

- А теперь стой! Не боюсь твоего меча!

Дружинник торопливо оправдывался:

- Я не подниму на тебя меч.

- И не совестно тебе говорить это? Богатырь с мечом - и против девушки!

- Не мыслил даже... Я лишь поцеловать хотел...

- А хочу ли я твоего поцелуя?

Он растерянно молчал.

- Будешь за мной следить?

- Не буду... Буду... Не могу без тебя... Не буду... - сбивчиво бормотал дружинник.

- Будешь? - резко спросила Роксана. - Может, ты не один?

- Один! Один!

- Оставайся здесь, а я пойду, и не вздумай догонять.

Роксана повернулась к нему спиной и медленно пошла в оселище. Она была уверена, что он останется. Но дружинник стремглав кинулся вдогонку. Он забыл, что до оселища уже недалеко и их могут увидеть. Роксана слышала шум его шагов, но не побежала и не обернулась. Обогнав ее, он снова стал на тропинке. Роксана побледнела и вся дрожала от обиды, рука с зажатым в кулаке ножом вздрагивала. Расставив руки, дружинник надвигался на нее. Теперь она вынуждена была кричать, чтобы ее спасли. Забыв обо всем на свете, она завопила и подняла перед собой нож. Это остановило дружинника на какое-то мгновение, но потом, словно вспомнив о чем-то, он сделал шаг, другой. Роксана снова крикнула, хотя и не рассчитывала на помощь. Однако помощь пришла - по тропинке к ней бежал Людомир. От радости Роксана заплакала, хотела броситься к нему, но не могла сдвинуться с места. Дружинник не видел спасителя Роксаны и решил, что она подчиняется его силе. Он уже хотел обнять ее, как вдруг услышал громкий голос Людомира: "Куда?"

Это так ошеломило его, что он, оглянувшись, замер на месте и мгновенно сообразил, что надо удирать от этого сильного смерда. Прошмыгнув мимо Роксаны, он намеревался по тропинке убежать в лес. Но убежать от Людомира не удалось. Галичанин бегал быстро и сразу настиг его. Рядом с Людомиром дружинник казался маленьким подростком. Людомир так стиснул его руку, что тот взвизгнул от боли.

- Он обидел тебя? - спокойно спросил у Роксаны Людомир. - Как его наказать за это?

Дружинник бросал быстрые взгляды то на Роксану, то на незнакомца. А Людомир гладил свою бороду, расстегнув ворот рубашки.

Роксана молчала. Тогда Людомир быстро обезоружил дружинника, выдернув меч из его ножен.

Напуганный дружинник упал Роксане в ноги. Куда девалась его недавняя дерзость! Он ползал у ног Роксаны и трусливо озирался: ведь этот смерд играючи взмахнет мечом - и слетит голова с плеч.

Все произошло так быстро, что Роксана не сразу пришла в себя. Она кинулась к Людомиру.

- Дядя Людомир! - и только теперь разрыдалась.

Растроганный Людомир вспыхнул гневом.

- Обидел он тебя?

Он не спускал глаз с дружинника, следил, чтобы тог не удрал.

Роксана сказала сквозь слезы:

- Нет, не обидел... Он... гнался за мной, но и я...

Вытирая глаза, она показала нож. Удивленный Людомир замигал, ничего не понимая.

- Прошу тебя, отдай ему меч! - тихо промолвила Роксана.

- Встань! - крикнул Людомир дружиннику, протягивая ему меч.

Дружинник мигом вскочил на ноги.

- Отдай, отдай ему меч! А я... - начала Роксана.

Но договорить она не успела, дружинник перебил ее:

- Я больше никогда не буду, ты только ничего не говори княгине. - Ему хорошо было известно об исчезновении тиуна, и он боялся, что княгиня не пощадит и его.

- Смотри сама, - растерянно сказал Людомир.- Я его не знаю... Как хочешь...

- Не скажу княгине, - через силу произнесла Роксана.

Дружинник молчал. Тогда Людомир прикрикнул на него:

- А ты что?

Дружинник спохватился:

- Я ничего плохого не мыслил... Я ничего...

- Вижу, что ничего не успел натворить. А в другое время?

- Ничего плохого Роксане не сделаю, буду оберегать ее.

Только тут Людомир отдал ему меч.

- Если слово у тебя твердое, если молвишь честно...

- Честно! - Дружинник прислонил к губам лезвие меча и поцеловал его.

- Иди, - утомленно махнула рукой Роксана. - И я... никому ничего не скажу.

- Смотри же, - погрозил Людомир, - ты слово дал!

Обрадованный дружинник спрятал меч в ножны и, прижав руку к сердцу, скрылся за деревьями.

Людомир и Роксана пошли по тропинке.

- Смотри, какая беда случилась! Не думал я, не гадал, что попаду на поле брани. Я тебя разыскивал, одна бабушка меня сюда направила. "Иди, говорит, к озеру". Да что это ты, дочка, так затосковала?

Роксана покачала говолой.

- Нет, дядя, я не затосковала. Я очень устала. Видите, что случилось, даже об Иванке не спросила. Что с ним, говорите скорей!

Людомир широко улыбнулся.

- Что с ним? Жив-здоров. А я рад, что тебя встретил: будет о чем Иванке рассказать.

- А мама? А отец? - допрашивала успокоившаяся девушка.

- Родители твои живы, что с ними станется...

Только теперь догадалась Роксана спросить, как Людомир сюда, на Волынь, попал.

- Попал, дочка. Семь лет уже нет вас в Галиче. Может, скоро и увидимся. До каких же пор тут скитаться? Люди ждут... Знаешь, дочка, все князья да бояре плохи, но есть между ними и вовсе звери... Владислав княжит в Галиче.

- Владислав? Стал князем? - крикнула Роксана, остановившись от удивления.

- Недавно стал, волк лютый. С венгерскими баронами вместе. Диво дивное! Такой князь! Продался баронам. Топчут они нашу землю... Женщин, - он глянул на Роксану, - хватают, девушек тащат чужеземцы. А Владислав задумал построить себе новый терем. Старый, княжеский, не любит. "Свой построю!" - хвастался. Греческим и польским купцам украшения для терема заказал. Денег ему много нужно, потому он дань большую тянет - и от дыма, и от рала, и охотничье, и медовая дань, и поволовщина, и меха ему давай, и оконное. Такое творится! И баронам давай - их король пасть разинул на Галич. За горло нас душат...

- А как же вы, - робко перебила Роксана разговорчивого Людомира, - насовсем к нам? - И подумала об Иванке и родителях.

- Насовсем? Да нет! У меня там жена и дети. Это меня Теодосий притащил сюда. Был он в Галиче тайком, чтоб никто не видел, и говорит - Мирослав велел, чтобы и я с ним пришел сюда, а потом домой. Вот я и тут. Мирослава сейчас нет, и я побежал тебя искать. Завтра зайду к Мирославу и обратно - лесами, лесами, и домой. Повезу слово Мирослава к людям. Пора уже Владислава и угров поддеть копьем под ребро.

- А Иванко почему не приехал? - будто невзначай спросила Роксана, а у самой было тесно в груди, дышать было нечем, но она сдерживалась, чтобы ее волнение не так бросилось в глаза Людомиру.

Тот заметил ее смущение, но ответил совершенно спокойно:

- Иванко? Ехать-то ему незачем - никто ведь его не звал сюда. И я не поехал бы, да сказали, что Мирослав повелел.

Увидев слезы на глазах Роксаны, он промолвил ласковее:

- Знаю, затосковала ты по Иванке. Сам был молодым... Не печалься, дочка, вернетесь вы в Галич, не век же этим волкам сидеть у нас.

Роксана улыбнулась, радостно было у нее на душе, будто она с Иванкой повстречалась. Ведь Людомир недавно был в Галиче и с Иванкой разговаривал. "Счастливый Людомир!" - подумала она. Роксана мерила счастье на свой аршин, у нее все мысли сводились к Иванке. Много людей встречала, но никого не замечала - перед ее взором стоял только Иванко, горячий, неугомонный. Никого другого ей не нужно, ее глубокая любовь освящена материнским наставлением. "Полюбила одного, - поучала ее мать, - будь ему верной, доченька, до самой смерти; человек от этого становится высоким, выше Карпатских гор, а душа его делается чистой, как вода в горном роднике". А может, и не потому так полюбила она Иванку, что мать его похвалила и сердце ее к нему склонила? Может, сердце и без подсказки, само нашло самого лучшего человека.

...Проводив Людомира до княжеского терема, Роксана пошла в свою клеть. Там никого не было. Она осталась наедине со своими тяжкими думами. Упав на кровать, Роксана спрятала голову в подушку и, обессилевшая, горько зарыдала.

2

Галицкие горожане и смерды стремились поскорее изгнать войско венгерского короля вместе с Владиславом. А венгерский король Андрей, находясь в Буде, думал по-своему: как бы еще сильнее прикрутить Галич, как бы так прижать галичан, чтобы они и слова не смели сказать? А они, эти дерзкие галичане, не покорились и чинят столько неприятностей! Чтобы встретиться к князем Лешком Краковским, король Андрей четыре дня ехал из своей столицы, сюда, ближе к Карпатам, в этот неприветливый город Спиш. Галич стоит того, чтобы ради него трястись по этим отвратительным дорогам. Но в Спише еще не было ни одного приятного часа. Сюда летели гонцы и привозили неприятные известия: в Теребовле подожгли дом, где спали венгерские бояре, под Галичем схватили младшего воеводу. Король приходил в бешенство. Нужно прибрать их к рукам, нужно безжалостно убивать их!

...Воевода Бенедикт Бор уже не раз пытался начать говорить, но из этого ничего не выходило - его слова не долетали до королевских ушей. Андрей словно забыл, что Бенедикт здесь, - погрузившись в свои думы, он ходил мимо обескураженного воеводы, стуча коваными каблуками. Воевода отступал все дальше и дальше, пока не оказался в углу. Он уже подумал было, не улизнуть ли незаметно из светлицы.

Наконец король остановился и спросил:

- А что сказал Владислав нашему ключнику?

Бенедикт на цыпочках вышел из угла.

- Ничего не сказал. А наши воеводы узнали, что он тайно собирает бояр.

- Собирает? - вспыхнул король, и Бенедикт подбежал к нему.

- Собирает - и против твоей светлости... Боярин, то бишь князь Владислав, о тебе нелестно отзывается.

Король оцепенел. Бенедикт успел заметить, как у короля задрожала стиснутая в кулак правая рука.

- Князь? Какой это князь? Я его посадил, а он... Прогнать прочь! - И снова начал ходить.

Коварный Бенедикт еле сумел сдержать свое удовлетворение. Король поверил! Подожди, Владислав, это тебе за твои слова! Вздумал на него, королевского воеводу, напраслину возводить, что какую-то там боярскую жену привезли. Ну и привезли, так что же из этого? А ты молчи... Сегодня король поверил, а что, если ему вздумается лично допросить Владислава? У Бенедикта мороз по коже пошел... Ведь Владислав ничего не чинит против короля, все готов отдать за короля, лишь бы не прогнал его из Галича. Ни одного плохого слова о короле никто не слыхал от Владислава. Этот пес верно прыгает на задних лапах перед королем. Бенедикт думал о том, как бы подставить ножку Владиславу.

- Где князь Лешко? - будто забыв обо всем, спокойно спросил Андрей.

- Скоро сюда придет.

Подойдя к окну, Андрей увидел, как во дворе собирались на охоту польские и венгерские всадники. Не оборачиваясь к Бенедикту, Андрей спросил:

- А что говорят люди Лешка?

Бенедикт замялся, что сказать королю, - ведь узнать ничего не удалось.

- Воевода оглох? - насмешливо произнес Андрей. - Я вижу, воевода Бенедикт стар уже стал, ему тяжело выполнять королевские приказы.

Бенедикт насмерть перепугался. Стар? Разве он стар? Это кто-то уже оклеветал его. Кто же? Неужели Владислав? Неужели король хочет прогнать его? В хитрой голове моментально возникла спасительная мысль. Он приблизился к королю и прошептал:

- Нужно быть осторожным. Лешко послал гонцов к русским...

- К русским? - вытаращил на него глаза ошеломленный Андрей.

- К Мирославу и Даниилу.

- Даниил? - Король что-то обдумывал и, обрадовавшись, воскликнул: - Даниил? Этот зеленый мальчишка?

Бенедикт и здесь нашел, чем заинтересовать Андрея.

- Даниил глупенький еще, а вот Мирослав...

Король дернул Бенедикта за рукав.

- Что же они задумали?

Теперь уже Бенедикт успокоился - спасся, не прогонит его король. Нужно только изворачиваться. Чтобы король поверил, нужно кого-то из своих схватить и казнить. А королю сказать, что это был изменник, который водился с людьми Лешка.

- Что они задумали? - не унимался король.

- Думаю... против тебя сговариваются.

Разгневанный Андрей подбежал к столу.

- Против меня? - крикнул он. - Увидим! Я половцев позову.

- Тише! - прошептал Бенедикт. - Могут услышать.- Буря миновала. Бенедикт добился своего - отвлек от себя гнев Андрея. Неважно, что Лешко не посылал гонцов к русским. Можно выдумать что-нибудь другое - ездят же купцы в земли русские.

Постукивая пальцами по столу, Андрей тихо спросил у Бенедикта:

- А как ты думаешь, чего попросит у нас Лешко?

Вот оно что! Король советуется с ним. Видно, боится - ведь у него столько врагов среди своих. Пусть не забывает, хоть он и король, что с ним могут поступить так же, как и с его женой, - меч в грудь. В Буде много недовольных. Неужели он заподозрил, что и Бенедикт может перебежать к крамольникам?

Не напрасно беснуется Андрей, не от сладкой жизни тревожен его сон, сам охрану проверяет. Гудят венгерские бароны, и мелкота баронская непослушной становится. С кем же королю посоветоваться? С Бенедиктом. Кто знает Галич? Кто его правая рука в Галиче? Бенедикт. А строптивых баронов можно послать в войско в Галич-ома меньше хлопот будет.

- Думаю, с Лешком нужно поосторожнее. В Галиче тебя больше знают, про Лешка же мало кто ведает. А тебя боятся, - медленно выдавливает Бенедикт слова.

Андрей закрыл глаза, одни щелочки сверкают, щеки покрылись морщинами.

- Осторожно... Это я знаю. Но одним нам Галич не удержать. Шевелятся русские. Нехорошо, когда не будет мирных соседей, - не пристало нам ссориться с Лешком. Миром нужно с ним.

Лукавый Бенедикт торжествовал. Пусть подождет король, есть еще тайное оружие у воеводы!

- Я не говорю тебе, король, чтобы ты ссорился с Лешком. По-соседски с ним нужно. Сделаем так: и дадим ему мало, и в наших руках он будет.

Бенедикт чуть не обнял короля, наклонился к его уху и торопливо прошептал:

- У него есть дочь Саломея. Нужно взять ее за нашего королевича.

- Дочь? - удивился Андрей. - Так ей же всего три года. А моему Коломану пять.

- А мы... - начал Бенедикт, но не успел закончить, так как у двери послышались шаги, - в светлицу заглянул дворецкий.

- Король! К тебе идет князь Краковский.

- Проси!

Дворецкий бесшумно вышел, а Бенедикт приник к королевскому уху. Андрей засмеялся, одобрительно кивнув головой. Он встал из-за стола и стал посреди светлицы.

Лешко медленно перешагнул через порог, уверенно направился к хозяину. Высокий, стройный, с твердым взглядом, он понравился Андрею. "Сильный у меня союзник. Этот поможет. Будем бить галичан", - подумал Андрей. На устах Лешка появилась вежливая улыбка. Все его движения показывали, что это опытный воин. Кольчуга из тоненьких серебряных пластинок плотно облегала его фигуру, к кольчуге очень шли светлые штаны с медными наколенниками, заправленные в окованные серебром сапоги. На голове ярко сверкал легкий шлем. За Лешком осторожно ступал краковский кастелян Пакослав в длинной черной сутане.

После того как Андрей поздоровался с ним, Лешко оживленно начал разговор:

- Мы хорошо отдохнули и благодарим хозяина. - Пакослав в знак согласия кивнул головой. - Просим к нам в Краков.

Андрей поблагодарил за приглашение, сослался на свою занятость и пообещал обязательно приехать, как только ему удастся вырваться.

Разговор о Галиче завязался как бы сам собой. Будто невзначай, Лешко спросил, давно ли был Андрей в Галиче. Ответив, что он вообще еще не мог туда выбраться, Андрей начал хвалить Бенедикта за расторопность, за то, что держит Галич в покорности. Начав об этом, он не мог не вспомнить и о Владиславе.

- Говорят, он князем называется? - как бы между прочим спросил Лешко.

Андрей кивнул утвердительно.

- Князь? - Рот Лешка искривился в презрительной гримасе. - Разве он княжеского рода? Князь! Такого князя к ралу плетью гнать...

Андрей подхватил его мысль:

- Так вышло. Знаю, что не князь, а холоп мой. Но что оставалось делать? Эти русские такие упрямые, тяжело с ними было. А с помощью Владислава я прибрал их к рукам, да и княжит он всего один год. А теперь...

Андрей умолчал о том, что действует по совету папы римского. Папа намекнул, что Андрей сможет убрать Владислава при первом же удобном случае. Папе хочется утвердиться в Галиче, насадить там католическую веру.

- Гм... - не успокаивался Лешко. - У нас все смеются над этим князем. - И посмотрел на Пакослава.

Кастелян смущенно склонил голову.

- Я его прогоню, на цепь посажу, как медведя, - бросил Андрей.

Это понравилось Лешку. Он расхохотался.

Незаметно для присутствующих Бенедикт подал знак Пакославу, тот мигнул в ответ. Бенедикт перед этой встречей тайно виделся с Пакославом, и они обо всем условились. Оба они действовали по наущению папского легата, остававшегося в тени. Ни Лешко, ни Андрей не должны были знать об этих замыслах. Папе уже мерещилось, что до самого Днестра все русские станут католиками.

- Я думаю, что об этом... - Лешко подбирал слова, - об этом холопе не стоит и говорить.

- Я уберу его... А о русских нужно подумать, - земля у них богатая.

- Богатая, - согласился Лешко.

- Я войско туда большое пошлю - во все волости. Но думаю о вас...

Лешко насторожился. Куда клонит Андрей, на что намекает? Неужели Пакослав угадал, неужели Андрей отдаст ему Галич? Правда, Пакослав говорил, что это весьма возможно, но и успокоил Лешка: не следует горячиться, если венгерский король предложит что-нибудь другое. Предложит что-нибудь другое! А что, если самому захватить Галич! Но Лешко вспомнил, что Пакослав намекнул на папу. Папа будет недоволен, если так случится. Не мог же Пакослав раскрывать Лешку папскую тайну - папа побаивался, что Лешко не удержит Галич, у Андрея больше силы.

- Думаю о тебе, князь, - смотрит Андрей прямо в глаза Лешку, - и так считаю: не враждовать нам надо, а сообща русских в кулаке держать.

Это уже лучше, это понравилось Лешку. Но почему король не договаривает до конца? Неужто и в самом деле отдаст Галич? Андрей заходит издалека:

- Где-то в лесах прячутся Мирослав с княжичами Даниилом и Василием. Пускай себе сидят - повсюду воевать с русскими у нас не хватит силы, а забрать у них волынские волости мы можем. Пускай Мирослав сидит с мальчишками во Владимирской волости!

- А Берестье в придачу к Галичу? - вдруг выпалил Лешко.

Этого Андрей от него не ожидал. Назойлив этот Лешко! Андрей сладко улыбнулся.

- А нам, князь, между собой нечего ссориться, в мире жить будем. Думаю так - Берестье, и Угровск, и Верещин, и Столпье, и Комов пусть у тебя будут. Эта русская земля граничит с Сандомиром. Ты с той стороны, я с этой, а Мирослав... между нами... А потом его в шею, и землю отберем.

Лешко рад, что ему столько русской земли достанется. Но он жаден. Почему молчит Андрей о Перемышле? Пакослав шепнул вчера, что уступать не следует. Вот и сейчас Лешко ощутил легкое прикосновение к левой ноге - Пакослав под столом наступил ему на пальцы: значит, настало время начинать разговор о Перемышле. И он уже хотел было осторожно заговорить об этом, но Андрей опередил его:

- В мире и согласии должны мы жить, и я так думаю, что нам надлежит породниться.

У Лешка екнуло сердце: "До чего же предусмотрителен Пакослав! Говорил вчера: "Может, Андрей захочет детей поженить". И тут же посоветовал: "Только не следует нам начинать, унижаться, пускай Андрей предлагает". Так и вышло: венгерский король сам в ловушку лезет! - мысленно торжествует Лешко. - Надо отблагодарить Пакослава подарком".

- Породниться? - удивился Лешко. - Как же это? У меня же...

- Знаю, - прервал его Андрей, - знаю, что у тебя дочь есть. Маленькая она. И об этом знаю. А у меня сын Коломан. Тоже еще ребенок, ему пять лет. Но ведь они же вырастут? - улыбнулся Андрей.

- Да, да, вырастут, - поспешил Бенедикт одобрить мысль своего короля.

- А ты как думаешь? - повернулся Лешко к Пакославу.

Пакослав поднялся, высоко задрал голову и, подняв руку с крестом, пропел елейным голосом:

- Святой церкви нашей вельми приятно сие. Ангельские души детей ваших, - он по очереди поклонился Андрею и Лешку, - наша церковь берет под свою опеку. Пусть же счастье витает над ними, и пусть растут они во здравии!

Лешко выжидал, что будет дальше. Говорить ли ему самому о Перемышле? Но он сдерживал себя, вспомнив совет Пакослава не торопиться. Покамест все шло хорошо. И все же Андрей почему-то молчит. Нужно переходить в наступление, и Пакослав еле заметным кивком головы подбадривает его.

- Я согласен с этим. - Лешко пожал Андрею руку.- Подумал я и о приданом, должна же невеста принести что-нибудь твоему сыну.

- Приданое? - притворно улыбнулся Андрей. - Но ведь еще столько воды утечет!

- Обычай такой, - продолжал Лешко. - Без этого нельзя. Думаю, что надо Саломее отдать Перемышль. Вырастет она - будет там жить. И мне будет недалеко ездить к ней.

Растроганный Андрей бурно выражал свою радость. И с Перемышлем хорошо получалось! "Ну как это Бенедикт догадался, что Лешко попросит Перемышль? - удивлялся Андрей. - Все-таки Бенедикт еще может пригодиться. Пусть забирает Лешко Перемышль. Надоел этот город, упрямые там русские живут - скольких воевод убили! Пускай теперь Лешко возится с этим проклятым городом".

- Я согласен! - объявил Андрей. - Очень хорошо ты придумал, сват. Бери эту землю.

Волынские смерды, галицкие и берестецкие ремесленники спокойно трудились и не знали, не ведали, что чужеземцы- венгерский король Андрей и краковский князь Лешко - распоряжались Русской землей, торговали ею, как на базаре. Не знали этого галичане и волынцы, но скоро увидели, как чужеземцы-угнетатели на глазах у всех помыкают русским народом. Раньше любители чужого добра, врываясь со своими войсками на чужую землю, говорили, будто пришли на защиту обиженных бояр. Теперь они действовали в открытую.

По настоянию Бенедикта Андрей написал папе Иннокентию Третьему письмо, в котором просил, чтобы папа велел своему остригомскому архиепископу возложить корону Галицкого княжества на королевича Коломана. Андрей за это будет проводить политику окатоличивания русских. Расхваставшись, он приврал при этом, будто галичане жаждут стать католиками. "Надлежит знать вашему святейшеству, что бояре и народ Галича, подчиненные вашей власти, покорно нас просили, дабы мы поставили им королем сына нашего Коломана, ибо они желают на будущее время остаться в единении и послушании святой римской церкви, с тем, однако, условием, что им будет дозволено не оставлять своих собственных обрядов".

Так надменный чужеземец расписался за русских без их согласия и против их воли.

3

В воскресенье утром Твердохлеб шел с Ольгой в церковь. Десятилетний Лелюк еще вчера вечером отпросился у матери на речку. Ольга разрешила ему пойти на Днестр с соседскими ребятишками ловить рыбу. Она, правда, сказала сыну, что не знает, как посмотрит на это отец: ведь по праздникам все ходили в церковь. Хотя Ольга и знала, что Твердохлеб не так уж часто бывает в церкви, но все же воля отца в семье была превыше всего. Твердохлебы поучали своих детей уважать старших: послушной выросла Роксана, таким же рос и Лелюк. Разве он хоть слово сказал наперекор отцу или матери? Этого Ольга даже в мыслях не допускала. Взрослые не могли нахвалиться Лелюком: первый поклонится, первый поздоровается. Без разрешения отца шагу не ступит. Зато и родители не притесняли его. Утром, не успел Лелюк раскрыть рот, как отец сказал ему:

- Знаю, сынок, мать мне говорила. Иди, купайся, только смотри, не утони.

Обрадованный Лелюк схватил приготовленную матерью краюху хлеба, спрятал ее за пазуху и помчался к товарищам.

Ольга не раз начинала разговор о Роксане. И сегодня, идя по улицам Подгородья, она снова вспомнила о дочери.

- Сколько лет я уже ее не видела! Только Людомир и утешил меня. Да когда это было - три года назад! Хоть бы ты во Владимир выбрался как-нибудь!

Твердохлеб и сам тосковал по дочери, да только виду не подавал, скрывал от людей свою печаль. Как ему хотелось увидеть Роксану! Ведь ушла она от них, когда ей еще и семнадцати лет не исполнилось. А какая она теперь? Повидать бы родную доченьку! Ругал он бояр и венгерских баронов-обидчиков, которые растаскивали Русскую землю. Ругать-то ругал, да что он мог сделать!

- Выбрался! Как выбраться? Тайком? А потом спросят, где был. Видишь, все они злые, как собаки. Хочешь детей осиротить? Хочешь, чтобы мне голову отрубили? А что с Лелюком будет и с Роксаной без отца?

Ольга недовольно бросила:

- Людомир ведь был там.

- Что ты заладила - Людомир да Людомир! Сколько раз уже говорил тебе - случай помог ему. Хорошо, что к купеческому обозу пристал и они подтвердили Судиславу, что Людомир с ними ездил. А то сгнил бы Людомир в яме.

Ольга слышала это уже не раз, но материнское сердце не переставало болеть. Как-то чуть до ссоры не дошло. Ольга сама собралась на Волынь. Кто-то надоумил ее, и Твердохлебу долго пришлось уговаривать жену, чтобы беды не накликала...

Только вспомнила Людомира, как он неожиданно вышел из переулка - и сразу к Твердохлебу:

- Ты Иванку не видел?

Ольга встревожилась:

- А зачем он тебе? Почему ты мне не сказал? - напала она на мужа. - Почему не сказал, что ждешь Людомира?

Она знала, что Иванки уже две недели не было в Галиче, отец послал его в Теребовлю продавать кузнечные изделия - подковы и серпы. Убивалась, тревожилась она, почему так долго не возвращается Иванко, - он ведь стал для нее родным сыном.

- Да чего ты к Твердохлебу привязалась? - с упреком произнес Людомир. - Не сказал, не сказал!.. Он и не знал ничего. Я думал, что Иванко уже приехал, потому и спросил.

Ольга с недоверием покачала головой, но ничего не ответила, почувствовала - Твердохлеб и Людомир что-то от нее скрывают. Вспомнила, как в эту ночь Твердохлеб поздно пришел домой и для чего-то сказал, что много венгерского войска вышло перед вечером на Понизье. А может, случилось что-нибудь с Иванкой? Разве от них чего-нибудь добьешься?

У церковной ограды собралось много горожан. Ольга удивилась: что бы это могло означать? Почему они здесь? Ведь обедня давно началась. Вдруг из церкви навстречу толпе с криками выбежали мужчины, женщины, дети. Толпа увеличивалась. На паперти уже негде было яблоку упасть. Твердохлеб, разыскивая исчезнувшего Людомира, начал расталкивать толпу и пробиваться к церкви. Ольга вцепилась в него:

- Куда ты?

Но он так сурово глянул на нее, что она сразу умолкла.

Хотя толпа беспорядочно шумела, Ольга успела заметить, что мужчины собираются за оградой, в руках у них появились колья, луки со стрелами, а некоторые поднимали над головой копья.

Вдруг прозвучал голос седобородого старика, который стоял на паперти:

- Нашего попа угры прогнали, проклятая латина хочет службу править. Не будем слушать!

За спиной деда кто-то изнутри закрыл церковную дверь.

- В церкви наших никого нет, - шепнула Ольге какая-то женщина.

Ольга обернулась к ней и в тот же миг потеряла из виду Твердохлеба. Неожиданно она услыхала голос Теодосия.

- Люди! Не расходитесь! Будем бить извергов! - Он стоял возле старика и размахивал мечом.

Ольга забеспокоилась: ведь Теодосий пришел оттуда, где и ее Роксана находится, - из Владимира. Нужно скорее пробиться к нему, спросить о дочери. Но напрасными были старания Ольги - ее завертело в вихре толпы и потащило не к паперти, а к ограде.

Кто-то швырнул камень в церковную дверь.

- Попа прогнали!

- А где ихний поп?

- Сюда идет!

- На вербу его! - звучало в многоголосом гомоне.

Рядом с Теодосием появился худой рыжебородый

смерд в заплатанной рубашке. Потрясая дубинкой, он старался всех перекричать:

- Да что там попа прогнали! Церковь хлебом не накормит, детей от голода не спасет... А над нашими людьми эти бароны издеваются, последнюю рожь выгребли, словно тати. Чем детей кормить? Остается - камень на шею да в Днестр.

Его слова тотчас же подхватили другие:

- У меня корову забрали!

- Меня из хаты выгнали!

- Мою дочь побили!

- У деда Петра бороду оборвали. Он плачет, а они его ножами колют, издеваются.

Сколько ни размахивал Теодосий мечом, сколько ни кричал, чтобы угомонились люди, ничто не помогало. В яростных выкриках люди изливали все свое горе, всю горечь обид, причиненных пришельцами-грабителями и своими боярами-предателями.

- Это Бенедикт велит издеваться над нами!

- Сюда его!

- Ага, возьмешь его!

- Возьму да за бороду!

Улучив момент, когда немного утихло, Теодосий гаркнул охрипшим голосом:

- Чего стоите тут? Идите все к крепости!

Этот выкрик был как огонь, брошенный в сухую солому. Все двинулись из ограды и направились по улицам к крепости. Вспыхнула жажда мести, бежали ковачи и гончары, камнерезцы и древоделы, бежали горожане, которые своими руками ковали и приумножали богатство и славу города. Народному терпению пришел конец. Сюда, к речке Лукве, к крепости, бежали люди и от других церквей. От самой отдаленной церкви толпу людей вел за собой Иванко. Он спешил к Теодосию и Людомиру.

Женщины отставали от мужчин, собирались кучками, кричали, плакали, но тоже шли к крепости. И смерды сюда повалили, они пришли на торг, увидев, что творится в Галиче, побежали вслед за горожанами.

За женщинами семенил старенький поп с мохнатой бородой и подслеповатыми глазами. Его дребезжащий голос тонул в шуме толпы:

- Велел я звонарю звонить к заутрене. Пришел в церковь, стал ризу надевать. Вошел в алтарь, а там латинский монах стоит, толстый такой да чванный, и молвит мне, чтобы я ризу снимал. Будто король венгерский у папы римского благословение взял, чтобы по-католически службу в Галиче править. Свят-свят-свят! - перекрестился и немного передохнул поп. - Я больной человек, но тут обуяла меня страсть велия, и кинулся я на него, аки Давид на Голиафа, и толкнул его, может, и прогнал бы. Да тут еще один прибежал к нему на подмогу. Схватили меня, сорвали ризу праздничную и из церкви выгнали.

- А ты, отче, зря послушал их, - вмешался в разговор долговязый парень, - ты бы из алтаря не выходил и службу правил бы.

Старик рассердился:

- Тьфу! Тьфу! Изыди, сатана! Почто насмехаешься?

В этот момент появился Иванко - он был неподалеку - и, услышав обиженный голос старика, пристыдил насмешника. Парень, испугавшись, вобрал голову в плечи и скрылся в толпе.

...До моста уже было рукой подать. Подбадривая людей, быстро бежал Теодосий. Вот уже не более тысячи локтей осталось. Он думал, что стража не успеет поднять мост. Но одно обстоятельство расстроило его замыслы.

- Ой! Смотри, латинец бежит! - крикнул увязавшийся за старшими мальчик с взъерошенными волосами.

Вдоль улицы, по направлению к крепости, подняв полы сутаны, как ошалелый, мчался католический монах. Худой, бледный, он так быстро вскидывал свои тощие, как жерди, ноги, что казалось, они вот-вот оторвутся от туловища. За ним гнались два смерда с кольями в руках.

- Догоняй! Догоняй! - слышалось из толпы.

- Лови его! За крылья! За крылья!

- Быстрее хватай, а то он взлетит, как сорока на дерево.

Услыхав это, Теодосий и Людомир поняли, что погоня за монахом может все испортить. И верно, дозорные, смекнув, что толпа может ворваться в крепость, тотчас же подняли мост. Хотя они и знали, что монаха могут схватить разъяренные галичане, но ждать, пока монах перебежит через мост, было опасно. Монах подбежал к берегу как раз в тот момент, когда мост поднялся. Все ближе клокотала разъяренная толпа. Не раздумывая и не оглядываясь, монах, мелькнув полами сутаны, прыгнул в реку. Со стены ему немедленно бросили веревку, и он, ухватившись за конец, начал взбираться вверх. Ему помогали со стены, несколько человек тянули веревку к себе.

- Лучников давайте сюда! Лучников! - неистово кричали смерды. - Проколоть его стрелой, как жабу!

Услыхав эти выкрики, монах завизжал и, задрав голову, умолял, чтобы его тянули быстрее.

Но лучников поблизости не было, и монах благополучно взобрался на стену. Когда Теодосий добежал до берега, монах уже скрылся за заборолами.

- Эх, вышло не так, как мы хотели! - выругался Теодосий. - Не так! Нам бы в крепость прорваться...

- Прорвемся! - закричали сзади. - Угров там мало. Поймаем ихнего Коломана да в Днестре утопим!

Но все видели, что проникнуть в крепость невозможно.

- Стрелами их! - крикнул в отчаянии Теодосий и погрозил кулаком в сторону крепости.

Вскоре в воздухе засвистели стрелы. Стража спокойно сидела на своих местах за заборолами - в этих укрытиях стрелы были им неопасны.

Люди все прибывали и прибывали. Растекаясь во все стороны, они густо покрыли берег. Если бы они успели захватить ворота, туго бы пришлось чужеземцам. Людомир посмотрел на Теодосия, спрашивая, что делать. Тот в ответ кивнул налево - там Иванко размещал лучников.

- Их там мало, - показал он на крепость. - А пока к ним придет подмога из Перемышля, мы их припугнем.

Домой никто не уходил, наоборот, толпа восставших все росла. Шли женщины с маленькими детьми, ковыляли старики. Можно было подумать, что люди собрались на большой праздник. А это воскресенье и впрямь было светлым праздником. Галичане впервые за многие годы свободно вздохнули. Солнечный июньский день радовал всех.

Из крепости не отвечали. Там было мало войска. Бенедикт разослал из Галича за данью конных и пеших небольшими отрядами во все волости, а сам остался со своей охраной и стражей в крепости. Простился бы он с жизнью, если бы мост не успели поднять.

Теодосий, Людомир и Иванко еще накануне задумали проникнуть в воскресенье в крепость. Им помогла затея Бенедикта с католическими попами, которых он намеревался поставить во всех церквах. Народ возмутился, и в Галиче вспыхнуло восстание.

Когда Бенедикта разбудили, он не мог подняться на ноги - вместе с легатом Генрихом, присланным папой, они всю ночь пьянствовали и забавлялись с приветливыми молодицами. Наконец он понял, что случилось нечто ужасное, и, приказав надеть на себя кольчугу, поднялся на стену. Укрывшись за заборолом, он в узенькое окошко увидел нечто такое, от чего хмель сразу испарился и голова перестала болеть. Весь берег был запружен народом. Такого большого сборища людей Бенедикт никогда еще не видел в Галиче - в обычные дня люди прятались от пришельцев. Бенедикт перешел к другому окошку: и слева и справа люди, люди, люди. Кричат, грозят, дети бросают камни.

В бессильном бешенстве Бенедикт опустился на камень. За такие дела король не поблагодарит, строго спросит, почему допустил эту смуту. Да еще хвастливый мальчишка Коломан, "король галицкий". Кто-то из Бенедиктовых недоброжелателей настраивал королевича против Бенедикта. Маленький оболтус каждый день надоедал Бенедикту, спрашивая, когда же привезут Саломею. "Я буду играть с ней, она моя жена", - хныкал маленький бездельник и угрожал Бенедикту пожаловаться королю.

"Если бы только узнать, кто это мальчишку науськивает, - сжимал в бессильном гневе кулаки Бенедикт, - я бы показал ему!" Хорошо еще, что Коломан сегодня никуда из крепости не выезжал, а то бы быть беде.

"Король будет кричать, - размышлял Бенедикт,- скажет: "Погнал войско на волости, а кто в Галиче остался?" Можно было бы и не посылать, но кто же сам дань повезет? Нужно копье к горлу приставить - только тогда эти русские послушают".

Неспокойно на душе у Бенедикта. "Король будет ругать, но это еще полбеды, а вот что папа скажет? И принесла же нелегкая этого Генриха не ко времени! Он все папе расскажет. Папа еще подумает, что я не могу справиться с этими русскими! Плохо вышло". Тревожные мысли не давали Бенедикту покоя. Он уже заранее беспокоился, что не получит награды, обещанной папой. Казалось, уже совсем был близко мешочек, набитый папским золотом. Нужно Генриху еще дать галицких гривен, пусть он подавится ими, лишь бы только ничего плохого не сказал папе! Слово папы много значит: намекнет королю - и слетит воевода Бенедикт.

- Проклятые галичане! - со злостью выругался Бенедикт.- Я вам покажу! Будете меня помнить!

Бенедикт снова приник к окошку и узнал Людомира. Этого смерда он видел, ему не раз рассказывали о его строптивости. Так и есть! Людомир у них вроде воеводы - кричит, повелевает, куда какому лучнику становиться.

Устроить вылазку Бенедикт не помышлял - войска мало. Нужно послать гонца к воеводам в волости. А как пошлешь, когда крепость окружена? Может, ночью галичане разойдутся... И он приказал стрелять из луков.

А шум вокруг крепости не утихал. Теодосий пытался навести порядок; увидев, что многие горожане пришли с луками, он обрадовался, расставил их за деревьями, под стенами домов и сказал, чтобы метко стреляли, как только кто-нибудь появится на стенах. Он хорошо понимал, что попасть в кого-либо очень трудно - воины Бенедикта укрывались за заборолами. Теодосий послал Иванку к той стене, которая не омывалась рекой, велел собрать горожан и никого не выпускать из крепости.

Людомир дал волю своему гневу, вот теперь он отомстит и Судиславу и Бенедикту! За все отблагодарит их, особенно лукавого Судислава. Горожане и смерды слушались Людомира.

- Вот здесь становитесь! - кричал он, показывая двум молодым парням место под небольшим навесом.- Крышу сбросим, и вы из-за стены будете стрелять. - И сам, вооружившись луком, выискивал себе цель. Вот кто-то выглянул из-за укрытия и, что-то выкрикивая, во весь рост встал на стене. Людомир присмотрелся - это стоял воевода, который недавно налетел на их оселище и издевался над смердами. Прислонившись к дереву, Людомир прицелился и пустил стрелу. Воевода покачнулся и схватился за голову. Его стащили со стены.

Бенедикт заметил, кто ранил воеводу.

- Стреляйте в него! Стреляйте в него! - бесновался он, указывая на Людомира.

Две стрелы вылетели одновременно, но ни одна не попала в отважного смерда. Бенедикт еще больше рассвирепел.

- Бездельники! Безрукие! - хохотал Людомир.- Вам в нищие нужно податься, милостыню у церкви выпрашивать! А ну, Бенедикт, сукин сын, покажи свою морду. Почему же ты спрятался? Давай попробуем, кто в кого попадет!

К Людомиру подбежал Теодосий.

- Ты что, рехнулся? Стоишь, как пень... Вояка! Опасно! Остерегаться надо!

В это мгновение совсем рядом просвистела стрела. Если бы Теодосий не дернул Людомира за руку, стрела впилась бы в него.

- Не мешай, я их не боюсь. Чтобы я испугался этого лупоглазого Бенедикта! - огрызнулся Людомир, накладывая новую стрелу. - А где там Судислав? Лижет пятки Бенедикту? Вымой язык, подлец, а то загадил!

Бенедикт трясся от злости.

- В него, в него цельтесь! - кричал он неистово. - Больше стрел в него! Как только выглянет, так и стреляйте!

Из-за многих заборол прожужжали стрелы. Горожане начали прятаться. Людомир, перебегая от дерева к дереву, медленно прицеливался и метко пускал стрелы в заборола.

- Трусы! - выкрикивал Людомир. - Где ты там, Бенедикт? Выгляни! - Он прилаживал новую стрелу, выбирая цель.

Пригнувшись, чтобы в него не попали, Бенедикт побежал направо. Так, за широким заборолом, стояли самые лучшие его лучники. Он схватил их за плечи и начал трясти.

- В него, в него цельтесь! - исступленно кричал он, указывая пальцем на Людомира.

Лучники приготовились. Они увидели за деревом смерда в длинной рубашке. Он что-то выкрикивал, не выпуская из рук лука. Бенедикт тормошит лучников. Один из них обернулся и, пожав плечами, показал взглядом: они не смогут прицелиться, если воевода будет толкать их. Бенедикт убрал руки и присел. Стрелы полетели, и в то же мгновение покачнулся Людомир: однастрела попала ему в голову, другая - в грудь. Высокий лучник позвал Бенедикта к окошечку, и тот увидел, что Людомир лежит на земле, а к нему подбегают смерды. Его подняли и унесли под навес.

Известие о том, что Людомир ранен, вызвало замешательство среди горожан и смердов, они начали отходить на более отдаленные улицы. Теодосия в это время здесь не было, он отправился вдоль берега Луквы посмотреть, что делается на левой стороне.

Внезапно появился Иванко. Увидев окровавленного Людомира, он возмутился:

- Чего вы смотрите? Человек ранен, а вы рты разинули. Позвали лечца?

- Нет, где его найдешь! - послышались тревожные голоса.

- А вы ищите! Деда Дубовика найдите!

Два подростка выскочили из толпы и побежали.

Иванко давно уже потерял шапку; он стоял разгоряченный, пот ручейками стекал за ворот рубахи, подпоясанной кожаным поясом с мечом. В этот июньский день немилосердно палило солнце, на небе не было ни облачка.

- Воды! - властно крикнул Иванко и склонился над Людомиром.

Тот лежал неподвижно. Стрела попала в левый глаз. Людомир сам выдернул ее; вытащил он и вторую стрелу, впившуюся меж ребер, и потерял сознание.

Воду принесли в большом дубовом ведре. Иванко огляделся. Неподалеку стояли две женщины и нерешительно переглядывались.

- Сюда! - махнул им рукой Иванко.

Женщины подошли и застыли в ожидании.

- Полотна! Вот такой кусок полотна, - показал Иванко, разведя руки.

Одна женщина побежала в соседний двор и быстро возвратилась с полотном.

- Помогите мне! - попросил Иванко.

Младшая, та, что бегала за полотном, увидев кровь, закрыла лицо руками и отшатнулась от Людомира. Старшая смело подошла, взяла полотно, но не знала, что с ним делать. Иванко выхватил из ножен меч и острым лезвием отрезал кусок, намочил полотно в воде и стал смывать кровь с лица Людомира. На месте глаза запеклась рана. Иванко осторожными движениями, чтобы не причинять боли, вытирал кровь, а она все струилась. Обмыв лицо, Иванко перевязал голову Людомира полотном и принялся за вторую рану. Ребятишки подали Иванке острый нож, чтобы разрезать рубашку. Иванко быстро промыл рану и тоже перевязал полотном. Людомир молчал. Иванко испугался: а что, если Людомир умер? Став на колени, он приник ухом к его груди. Нет, сердце чуть слышно стучит.

А где же Теодосий? Иванко пришел к Теодосию и Людомиру за советом. Но Людомир уже ничего не скажет, а Теодосий исчез. А там, возле валов, люди волнуются, спрашивают, что делать дальше. Кое-кто уже хотел идти домой обедать. Только своей юношеской горячностью Иванко сумел остановить их, упросил остаться. Он пообещал найти ребят, которые сбегают в Подгородье и в оселища, скажут, чтобы родные принесли еду... Но, выходит, и тут не лучше. Оставив возле Людомира женщину, Иванко пошел дальше. Подбегал то к одной, то к другой группе людей и уговаривал их не расходиться.

- Да мы не уйдем, - отвечали ему. - Мы их, как мышей, передавим. Пусть только кто-нибудь скажет, что делать.

"Что делать?" Иванко сам прибежал сюда с этим вопросом, а они у него спрашивают! Ну что ж, теперь он скажет им. Бить Бенедикта! Да так бить, чтобы больше сюда не приходил! Без бояр надо воевать. Попрятались они. Ну и пусть! Самим надо быть воеводами!

- Стойте здесь, не уходите домой! Мы выгоним их из крепости! - горячо говорит Иванко. - Чтобы нам, русским людям, бояться этого никчемного Бенедикта!

- Мы не боимся! - загудели в ответ смерды.

- И не будем бояться! - размахивает мечом Иванко.- Прогоним их, не сегодня, так завтра, а не завтра, так через год - пусть не лезут на нашу землю.

В словах Иванки горела пламенная ненависть к пришельцам. Смерды почувствовали, что это говорит свой человек, ему можно верить.

Иванко волновался. Если б он только мог, он один бы пошел на приступ и расправился с Бенедиктом. Люди ждут, что скажет Иванко. А он, подумав немного, начал показывать им места, где надо стоять и откуда стрелять, а ребят-подростков послал за стрелами.

Со стен крепости изредка летели стрелы - враг напоминал о себе. Смерды тоже отвечали. Зря стрел они больше не пускали - их было мало. Все внимательно следили за стенами. Как только там кто-нибудь показывался во весь рост - стрела сразу же настигала его. Теперь уже Бенедикт видел, что это не мимолетная вспышка гнева: смерды не снимают осаду с крепости. Он думал, что стоит попасть в Людомира, как галичане перепугаются, но не тут-то было - они и не думают отступать.

Узнав, что Людомир ранен, прибежал Теодосий.

- Где Людомир? Жив он?

- Возле него дед Дубовик, - ответил Иванко.

Теодосий пошел под навес. Дед уже заново перевязал раны, приложил к ним травы и сидел, подперев голову руками. Когда появились Теодосий и Иванко, дед засуетился: ему было приятно, что именно к нему обратились в таком большом деле. Значит, и он помогает воевать против ненавистных баронов. Теодосия он давно знал и удивлялся теперь, что тот, словно воевода, всеми распоряжается.

- Теперь Теодосий за старшего, как воевода, - прошептал ему сухощавый старичок.

- Знаю! - отмахнулся Дубовик.

- Что? Как? - тихо спросил Теодосий.

- Успокоился. Уже со мной говорил... Тяжелые раны... Глаза не будет - вытек, я выскоблил все, что осталось. Заживет... А в боку ребро раздроблено, да это не беда - засохнет. Одного боюсь: зверюги эти, видно, отравленными стрелами ударили Людомира.

- Отравленными? - вспыхнул Иванко. - Погоди, поймаю тебя! - погрозил он в сторону крепости невидимому Бенедикту.

- Что, не выживет? - отвел Дубовика от толпы встревоженный Теодосий.

- Лекарства у меня хорошие, переборют недуг... Сегодня не скажу, подождать надо денек.

- Один день? - спросил Теодосий.

Дед не уловил тревоги в словах Теодосия. Разве он знал, что сейчас творится в душе Теодосия, разве он догадывался, какие думы гнетут вожака смердов? Теодосий размышлял, скоро ли войско Бенедикта возвратится в Галич, удастся ли восставшим ворваться в крепость хотя бы ночью. Надо устроить засады на лесных дорогах, перерезать пути войску. Долго ли удастся продержаться? Теодосий думал сейчас об этом и волновался за Людомира.

Дед Дубовик спокойно ответил:

- Только один день, до завтрашнего вечера. Тогда видно будет.

- Перенести отсюда Людомира!

- Нет, нет, нет! - испугался Дубовик - Переносить нельзя, пусть так и лежит, стрелы сюда не долетают. Пусть лежит спокойно. Как только пошевелим - умрет: стрелы-то отравленные...

И хотя разговаривали вполголоса, все, кто был под навесом, услыхали ответ Дубовика. Иванко наклонился к Людомиру и спросил:

- Ты слышишь нас, Людомир?

Людомир попытался поднять левую руку.

- Тебе больно?

Людомир с большим трудом пошевелил губами. В напряженной тишине, словно дыхание легкого ветерка, услышали они шепот Людомира:

- Не болит... Я встану... завтра... Я буду воевать.

Дед Дубовик склонился над раненым и полушепотом велел ему:

- Молчи! Молчи! Отрава в тебе, нельзя шевелиться.

Людомира оставили под навесом. Теодосий поставил пятерых парней, чтобы охраняли раненого и никого к нему не подпускали.

Утром, когда возле крепости собралось еще больше людей, чем вчера, Теодосий ходил с Иванкой от одной толпы к другой и подбадривал:

- Не бойтесь Бенедикта! Если будем все вместе, нам никто не страшен. Ударим по загривку так, чтобы голова слетела!

- Ударим! - весело кричали галичане.

В это время верхом прискакал взъерошенный мальчонка и крикнул:

- На подворье Судислава тиун собирает дружинников, чтобы в спину нам зайти!

Эта весть напугала повстанцев. Стали сбегаться люди, поднялся шум, кто-то произнес опасное слово: "Пропали!"

Теодосий вскипел:

- Кто там крикнул "пропали"? Мы пропали?! Да еще не родился тот, кто сумел бы нам голову свернуть!

Шум прекратился. Теодосий огляделся вокруг и уверенно бросил:

- Иванко! А ну-ка бери сотню людей. Есть тут закупы Судислава?

- Есть! Есть! - послышалось отовсюду.

- Беги с ними, поговорите с этим тиуном, - может, он оглох, так погромче.

Иванко вышел из круга.

- Кто хочет? Пошли со мной!

К нему двинулись люди.

- Да что вы с голыми руками! У кого копья и стрелы - сюда! - воскликнул Иванко. - Вот это хорошо! - радостно похвалил он бегущих к нему вооруженных закупов.

Отобрав человек полтораста, Иванко взмахнул мечом и побежал от крепости. За ним тронулся весь его отряд.

- Воевода! - одобрительно промолвил бородатый старик смерд. Ему трудно было ходить, и он стоял, опершись на палку.

- А ты что думаешь, - спросил Теодосий, - не годны мы быть воеводами?

- Ты что рассердился, добрый человек? - громко ответил старик. - Да я о том и говорю, что воевода хороший.

- А я думал, что насмехаешься, - тепло улыбнулся Теодосий.

- Чтоб ты счастлив был! - примирительно посмотрел на него старик. - Разве я супротив своих? Да эти судиславы и бенедикты вот где у меня сидят, - он показал на сгорбленную спину, - весь век на мне ездят. Бейте их, супостатов!

Миновав последние дома Подгородья, отряд Иванки остановился.

- Подождите, - сказал Иванко, - поразмыслить нужно, всем ли вместе идти или разделиться... Я пойду прямо на ворота, а ты, - обратился Иванко к парню с дубиной в руках, - бери половину людей, со стороны реки нагрянешь. Как добежите, прыгайте через ограду!

Парень лихо свистнул, поднял высоко дубину и, широко улыбаясь, крикнул:

- Кто со мной?

Иванко быстро отделил ему часть людей.

- Идите с ним.

За поворотом показалась усадьба Судислава. Ворота были закрыты, вокруг ни души. Иванко велел бежать и сам первым ринулся вперед. До ворот оставалось шагов двести, когда над головами повстанцев засвистели

стрелы.

- А, так ты еще и стрелять вздумал! - вспыхнул Иванко. - Быстрее за мной!

Наклоняя головы, все побежали за ним и приблизились к ограде. Попробовали нажать на ворота - закрыты.

- Бревна! Бревна! - послышались голоса.

Иванко увидел сложенные под оградой длинные дубовые бревна.

- Берите, бейте в ворота!

Самые молодые парни моментально схватили два бревна, стали в ряд человек по десять и, раскачав их, начали бить в ворота.

Со двора откликнулись. Чей-то грозный голос гаркнул:

- Уходите, а то кипятком ошпарю!

Иванко сообразил, что действовать надо по-иному. Пускай тут продолжают бить в ворота. Дружинники Судислава соберутся у ворот, а тем временем их нужно обойти с другой стороны. Он позвал к себе всех, кто был свободен, и побежал с ними влево. Нужно перелезть через ограду и прыгнуть во двор. Иванко первым стал взбираться на ограду. Его подсаживали. Вслед за ним лезли и другие.

Здорово выходит! Глянув во двор, Иванко увидел, что тиун Судислава побежал с дружинниками к воротам, а тут никого не было. Воины Иванки - их было не менее пятидесяти - посыпались во двор один за другим, как груши.

- Накладывай стрелы! - нарочито громко крикнул Иванко, чтобы его услышали у ворот.

Повстанцы одновременно метнули двадцать стрел, и многие из них попали в цель. Тиун, догадавшись, что его обманули, повернул всех на Иванку.

- Бей их! - истошно кричал он. Однако напуганные дружинники двигались неохотно. - Почему вы стоите? - вопил тиун. - Их мало!

Но в это время за спиной у него поднялся шум - это перелезали через ограду закупы, посланные Иванкой со стороны реки.

Тиун завертелся на месте, бежать было некуда.

- Ага! Ну что? Мало нас? - гремел, размахивая дубинкой, высокий парень. - Мало?

Он стукнул тиуна дубинкой по голове. Дружинники мигом подняли руки.

- Мы с вами! Мы с вами! - кричали они.

- Не трогайте их, - приказал подоспевший сюда Иванко. - Как тиун? - обратился он к парню.

- Не дышит, - развел тот руками, - видно, богу душу отдал. У меня меч легкий, - показал парень на дубинку,- да рука тяжелая, как притронусь, так и просится на небо мой недруг.

Все захохотали.

- Если бы этой дубиной Судислава попотчевать! - бросил кто-то под общий смех.

Возбуждение начинало утихать. Вдруг в дальнем углу усадьбы раздался крик.

- Идите сюда! Сюда! - звал маленький лысый человек.

Кое-кто уже рванулся было бежать, но Иванко властно остановил их:

- Стойте! Может, это ловушка.

- Да мы знаем деда Николая.

- Знаем, знаем! - недовольно пробормотал Иванко.- Иди сам сюда! - позвал он старика.

Старик приковылял и крикнул:

- Там человек в порубе!

- Бежим к нему! - нажимала на Иванку молодежь, и все двинулись туда.

- Куда вы все? - остановил их Иванко. - Хватит и десяти, а нам за подворьем следить надо.

В порубе-яме нашли избитого, обессиленного человека. Это был смерд из оселища Судислава. Он, не веря глазам своим, удивленно рассматривал освободителей и, узнав высокого парня, бросился к нему.

- Да это же наш Твердило! - вскричал парень, схватив его за руки. - Э, да у тебя украшения! - Он всем показал кандалы, в которые были закованы руки Твердила.

- Кто это тебя так? - сочувственно спросил Иванко.

- Кто же, как не дорогой да любезный наш Судислав,- гневно ответил Твердило. Заросшее лицо его стало суровым. - Посмотрите! - Он повернулся спиной. Она была исполосована черно-синими рубцами.- Били меня. Сам Судислав бил, и не помню, кто еще.

- За что же это он тебя так? - строгим голосом спросил высокий юноша.

- Тиуна я прогнал со двора. Пристает и пристает: "Иди на работу", - а я болен. "Дай, говорю, один день - я, может, выздоровею". А он лезет, как зверь, человеческого языка не понимает... Терпение мое лопнуло, ну, я и толкнул тиуна.

- Правильно сделал, Твердило! - прервал его парень.

- А он... побежал к Судиславу и наврал, что я Судислава убить собираюсь. Схватили меня ночью - и в яму. Руки крутили, ноги жгли огнем, чтобы я сознался. А в чем мне сознаваться? Говорю: "Не было ничего", - а они знай мучат... Закупа можно мучить, кто его защитит... Спасибо вам, братья! - Твердило вдруг стал на колени.

- Встань! - поднял его за плечи Иванко. - Ты что, перед боярином?

Смутившийся Твердило виновато улыбался.

- Спасибо! У меня дети сидят без хлеба, голодные...

Дальше Иванко уже не слушал Твердила. Оглядевшись вокруг, он громко крикнул:

- В этих вот клетях добро наше, руками нашими добытое! Забирай!

- Сжечь! - пронзительно закричал кто-то в толпе.

- Сжечь все!

- Давай огонь, - подхватили десятки голосов.

- Сжечь? - старался перекричать всех Иванко. - Кто это сказал? А зачем же жечь? Только добро пропадет. Рожь там в клетях. Берите себе, забирайте, - вот у Твердила дети, да и у всех они есть. Разбивай дверь! - И он первым побежал к клетям.

Двери были заперты, их быстро разбили и стали тащить из клетей мешки с зерном, копченое мясо, вяленую рыбу.

- Тащи-и-и! Это наше! - радостно кричали смерды и закупы.

Иванко поторапливал:

- Забирайте! Все забирайте!

Нашли возы в упряжке и начали укладывать на них мешки. Клети быстро опустели.

- А теперь жги! - зазвучал над подворьем пронзительный голос Иванки. - Давайте огонь!

Прорвалась людская ненависть к угнетателям. Люди яростно ломали двери, разбивали закрома, выбрасывали пустые бочки.

- Ломай!

- Бей!

В руках у парня, бросившего дубинку, появился горящий пук соломы, ветер раздувал пламя. Парень поднес огонь к соломенной крыше - сухая солома сразу вспыхнула, красные языки поднялись над клетью. Огня было достаточно - стоило лишь свернуть пучок соломы и прикоснуться к пылающей крыше. Вскоре загорелись все клети.

- В терем! - скомандовал Иванко. - Бревна тяните, берите огонь!

Волна разгневанных людей хлынула к терему. Ничто не могло остановить их - так много ненависти скопилось в душе, так сильно допекли унижения! Люди не задумывались, надолго ли свобода, - они рады были хоть мгновение подышать свежим воздухом без бояр.

Никто не мог спокойно глядеть на Судиславов терем: тут живет ненавистный кровопийца, тут не одного смерда били, бросали с высокого крыльца. А если уж здесь бьют, то путь отсюда только один - в поруб, и не видать больше человеку ясного солнца.

Гудит толпа, бурлит, клокочет. Тут же и закуп Твердило. Теперь он уже не боится войти в терем. Он содрогается от гнева. Здесь его тащили по ступенькам, били головой о дверь. Он ненавидит каждый уголок логова Судислава. Стремглав взбежав на второй этаж, Твердило метнулся по горницам. От него не отставали старые и молодые смерды. Они ворвались в продолговатую горницу с одним узким окном. Это она! Твердило всматривается: вон там, в углу, стоит кресло, на стенах висят плети, напротив кресла в стене торчит железное кольцо. К этому кольцу привязывали скрученные за спиной руки Твердила, чтобы он не мог отбежать в сторону от страшной плети. И еще для того, чтобы не кинулся на хозяина; побаивался Судислав: вдруг холоп не выдержит нечеловеческих мучений и в отчаянии бросится на него - разве убережешься!

Твердило замер на месте. Вот здесь сидел Судислав, бил его, Твердила, плетью, рвал тело острыми гвоздями, вплетенными в нагайку. Глянув на товарищей, столпившихся в тесной комнате, Твердило с трудом выдавил из себя:

- Вот тут нас истязали, тут кровь нашу пили. Разве можно нам забыть об этом! Надо разнести в прах это проклятое место!

- Разнести-и-и! - подхватили в комнате и в прилегающих к ней сенях.

Сорвав со стен плети, Твердило толкнул ногой кресло, оно перевернулось. Тогда мальчишки начали топтать его ногами. Кто-то принес уже огонь.

- Жги! - кричали смерды и закупы, разбрасывая солому по углам.

Двор Судислава превратился в сплошной огромный костер; горели клети, пылал терем, огонь охватил все строения.

Иванко оглянулся.

- Будешь знать! - погрозил он кулаком в ту сторону, где когда-то жил Судислав.

- Будет знать! - засмеялся Твердило. - Пусть не думает, что мы его боимся.

4

Уже третий день длится осада крепости. Бенедикт перепугался: а что, если не подойдет скорая подмога? Эти отчаянные смерды окружили его так, что и мышь не проскочит. И в первую и во вторую ночь Бенедикт тайно посылал гонцов, чтобы добрались они в волости и позвали воевод на помощь. Но галичане перехватывали гонцов и утром показывали их осажденным.

- Эй, Бенедикт! Лысый волк! Скулишь! Прищемили тебе хвост. Сиди и не дергайся. Не гоняй посланцев своих. Вот они.

И сразу же из-за укрытия выставили связанных гонцов. Их подталкивали сзади, но они не могли шагнуть дальше - им мешала веревка, которой они были крепко связаны.

Позеленевший от злости Бенедикт приказал лучникам стрелять в своих гонцов.

- Предатели! Испугались! К грязным смердам переметнулись! - кричал он, трусливо прячась за заборолом.

За два дня галичане сразили уже двадцать лучников. Они наловчились попадать даже в маленькие наблюдательные оконца заборолов. Опасно стало находиться на стенах. Бенедикт сидел теперь внизу.

Сверху ему сказали, что оба гонца стоят на видном месте, привязанные друг к другу веревкой.

- Цельтесь в них! Убивайте! - исступленно кричит Бенедикт.

Стрелы тучей полетели через реку. Но ни одна из них не попала в цель - то ли лучники разучились стрелять, то ли глаза их стали плохо видеть. Гонцы стоят, как заколдованные, боятся бежать в укрытие, чтобы шальная стрела не зацепила.

- Тащите их назад! - сказал Теодосий.

Он понимал, что венгерские лучники щадят своих товарищей. Приказ Бенедикта пускать стрелы они выполняют, но убивать не хотят.

- Верно делают! - заметил Теодосий, когда пленных привели к нему.

Пленные пугливо оглядывались, жались друг к другу. Они думали, что их нарочно подставляли под стрелы, а теперь, когда они вернулись невредимыми, их изрубят мечами. Об этом говорил им Бенедикт, когда посылал ночью: "Идите осторожно! Схватят - замучат: ноги и руки отрубят, нос отрежут, язык вырвут".

На верную смерть шли гонцы, прощались с товарищами. И уж так осторожно ползли, так прислушивались, так хотели до рассвета пробраться подальше, что, казалось, проскользнут незамеченными. Но оба они были схвачены галичанами невдалеке от крепости.

Теперь уже, видно, начнут резать носы. Так и будет. К черноглазому смерду со страшной бородой подбежал молодой галичанин и стал что-то громко кричать. Очевидно, он и будет резать, у него нож торчит за поясом. А может, мечом носы отрубят... Они не знали русского языка и не догадывались, что Иванко рассказывал Теодосию о том, как сегодня утром в лесу на Звенигородской дороге галичане побили вражеских конников, пробиравшихся к Галичу, не пустили их к Днестру, захватили пленных.

- Они на конях, а наши пешие! - хвалился Иванко.- Выследили, как они ехали, и окружили их со всех сторон. Куда они ни ткнутся - всюду наши их ловят.

Рассказывая об этом, Иванко хватался за меч, а перепуганным пленным казалось, что он сейчас начнет рубить их. Но о них как будто забыли, никто не обращает на них внимания, никто не кричит, не бьет.

- Что с ними делать? - спрашивает Теодосий у Иванки.- Разве они повинны в том, что Бенедикт творит? Разве они сами полезли на нашу землю? Их бояре венгерские сюда погнали... А они такие же люди, как и мы. А ну, покажите руки, - сказал он, обращаясь к ним по-венгерски.

Пленные обрадовались, услышав родную речь, и показали черные, потрескавшиеся ладони, мозоли на огрубевших пальцах.

- Ты кто такой? - спросил Теодосий пожилого.

Тот быстро-быстро затараторил, услужливо улыбаясь и сверкая белыми зубами.

- Говорит, что из оселища, закуп какого-то венгерского боярина... - кивнул Теодосий Иванке. - Такой же, как и мы. - И с напускной суровостью спросил пленника: - Дети есть?

Забыв о веревке, обрадованный венгр бросился к Теодосию, сбив с ног товарища, крепко к нему привязанного. Когда товарищ поднялся, он показал два раза над землей - ниже и выше.

- Двое, - то ли переспрашивая, то ли раздумывая, сказал Теодосий.

Ободренный тем, что можно объясниться на родном языке, венгр засыпал Теодосия вопросами:

- Не убьют нас? Скоро ли отпустят? Будут ли кормить?

Теодосий успокоительно махнул рукой.

- Идите, там вас накормят. - А когда они вышли, озабоченно сказал Иванке: - Что с ними делать? Отпусти - к своим убегут. А может, не убегут?..

Иванко ничего не мог ответить ему, он был неопытен в таких делах. Но разбирался ли в них и сам Теодосий? Они лишь сердцем чувствовали одно: эти пленники из войска Бенедикта такие же простые люди, как и они сами.

5

Рано или поздно Бенедикт все же должен был собрать свои силы, ведь вернутся же в Галич все его воеводы с отрядами.

И произошло это на седьмой день осады. Хотя галичане ни одного гонца из крепости не пропустили, все же слухи о событиях в Галиче разнеслись по волостям и дошли до воевод. Договорившись между собой, они начали медленно двигаться к Галичу, чтобы зажать восставших в кольцо.

С утра налетели они с двух сторон - с Коломыйской дороги и со Звенигородской. Думали ошеломить повстанцев внезапным ударом. Но Теодосий тоже не терял времени зря - он устроил на этих двух дорогах засады, которых не ожидали Бенедиктовы воеводы.

Самой ожесточенной была схватка на Звенигородской дороге. Иванко с нетерпением ждал встречи с ненавистными врагами. Ему не давала покоя неотступная мысль - помериться силами с самим воеводой.

Еще не развеялась утренняя прохлада, когда на дороге показалась воеводская конница. Укрывшиеся в лесной чащобе галичане увидели первых всадников. Это были не дружинники, которые обычно едут впереди, чтобы проверить, нет ли противника, - это был сам воевода. Он высокомерно пренебрегал всеми предосторожностями.

- Со смердами воевать! - хвастливо говорил он. - Я разгоню их, как собак.

Иванко задрожал от радости, увидев врага, - пришел час сразиться с воеводой! Почти все галичане были пешие: у них было мало коней, но зато какие это кони! Из конюшни Судислава! Ведь похозяйничали там смерды, как сами хотели. Иванко взял себе самого лучшего коня. И как он теперь пригодился!

Иванко быстро сообразил, что надо делать. Около десятка всадников вместе с ним внезапно выскакивают на дорогу и бросаются к воеводе. Все остальные находятся в укрытии и пускают в ход стрелы, чтобы не подоспела помощь. "А потом? Потом - увидим", - улыбнулся Иванко.

Кони шли медленно, лесная тишина убаюкивает, и воевода углубился в размышления. Бенедикт будет ругаться. Скажет: "Семь дней боялись, не могли прийти на выручку, смердов испугались". От этих мыслей злится воевода, ничего хорошего не сулит ему встреча с Бенедиктом... Воевода едет впереди, несколько поодаль - десять его телохранителей, а войско лентой растянулось позади.

Но что это? Как будто с неба свалились всадники, мчащиеся из Галича ему навстречу. Видно, посланы Бенедиктом. Воевода всматривается. Кажется, свои. И тут смерды перехитрили его, сбили с толку: всадники были одеты в венгерскую одежду, снятую с пленных. Уже оставалось несколько десятков шагов. Сердце Иванки колотится, вот-вот выскочит из груди. Хоть бы не узнал, воевода, хотя бы не удрал! У Иванки все замерло внутри, он уже не замечает, едут ли за ним его друзья, - перед ним только воевода. Ага, все хорошо, не узнал. Иванко взмахивает мечом и направляет коня влево от воеводы, чтобы сподручнее было его ударить.

- Русские! - завопил в испуге воевода.

Этот его истошный крик услышали телохранители и поспешили ему на помощь. Но пробиться сразу к воеводе они не могли-на них ливнем посыпались стрелы; кони становились на дыбы, сбрасывали всадников, топтали их, а из лесу летели все новые и новые стрелы.

- Холоп! Прочь с дороги! - голос воеводы срывался.

- Нет! Доставай меч. Или ты не желаешь с холопами сразиться? Не к лицу тебе, зверюга? - крикнул Иванко.

Воевода испугался. Смерть нависла над его головой. Он направил коня на Иванку и хотел одним ударом покончить с ним, но молодой мечник умело отразил удар, мечи скрестились.

- Холоп? - приговаривал Иванко.- А этот холоп такой же человек, как и ты!

Силы были равные. В голове Иванки промелькнула тревожная мысль: долго возиться с этим чванным воеводой нельзя - его маленькому отряду не справиться с войском врага. Иванко усилил натиск. Уже несколькими ударами угостил он воеводу, но меч каждый раз встречал хорошо выкованные латы или шлем. Скрежетало железо, звенели мечи. Иванко был в худшем положении - ни лат, ни кольчуги на нем не было. Но у него было более надежное оружие - жгучая ненависть. Воевода замахивается, хочет нанести удар в правое плечо: коварный у него замысел - отрубить руку, и тогда всему конец. Но Иванко разгадал это намерение, дернул за повод, и конь мгновенно отпрянул в сторону; меч воеводы разрезал воздух. А Иванко уже выскочил с другой стороны, и напрягая все силы, нанес сокрушительный удар, лезвие меча попало в щель между латами, и правая рука воеводы безжизненно повисла.

- Холоп? Это тебе за холопа! - загремел Иванко и наотмашь так ударил воеводу, что тот с рассеченной головой мешком свалился на землю.

Тем временем охрана воеводы опомнилась и начала окружать Иванку и его товарищей, да и те, что были задержаны стрелами, теперь тоже прорывались сюда. Противники смешались, и это сдерживало галицких лучников - они боялись нечаянно попасть в своих. Иванко ничего этого не заметил, и его с трудом удалось спасти от вражеских всадников, окруживших его со всех сторон.

Теперь можно было смело стрелять, тем более что венгры растерялись, увидев, что воевода убит. Снова выскочили из лесу на дорогу галицкие всадники, только уже не десять, а все - десятка четыре, - и ударили по ошеломленной сотне охраны. Но приближались новые венгерские воины, их было много, и не сломить их Иванковым смердам и горожанам. Незаметно для врага Иванко увел своих в лес, а там ищи ветра в поле!

На Коломыйской дороге с венгерскими воеводами сразился Теодосий и тоже не мог остановить их: венгров было больше, чем ратников в отряде Теодосия.

Бенедикт был спасен. Пугливо входили к нему воеводы, хвалиться было нечем: не они победили галичан, а галичане сами вступили в бой, причинили урон и сами же вышли из боя, сохраняя людей.

...Часть повстанцев так и не возвратилась домой; их уже приметили, и им пришлось податься на Волынь. А многие спокойно пришли к себе в оселища и в Подгородье. Кто мог предать их? Свои же смерды и ковачи не выдадут, а бояре и тиуны Бенедикта их не видели, они сами попрятались и были рады, что остались живы.

С болью в сердце, с грустью оставлял Теодосий Людомира в Галиче: хоть и выздоравливал он - победили - таки отраву лекарства Дубовика, - но далеко вести его еще было нельзя.

- Не беспокойся, мы его спрячем. Когда-нибудь снова меч в руки возьмет, - успокаивал Теодосия дед Дубовик.

Но не удалось укрыть Людомира от вражеских глаз...

Дед Дубовик ночью перевез его в глухое оселище. Туда никто никогда не заезжал, затерялось оно в балке, в густом лесу. Но Бенедиктовы псы повсюду рыскали вокруг Галича, пока не напали на след Людомира. Бенедикт пообещал двадцать гривен тому, кто найдет или выдаст вожака повстанцев. Друзья Людомира умышленно пускали слухи, что Теодосий увез его с собой, но Бенедикт не верил этому: он догадывался - не могли они забрать тяжелораненого; ведь Людомир был поражен отравленными стрелами.

- Ищите! - требовал Бенедикт от своих приспешников.

Ужом извивался Судислав, выспрашивал у всех, но ответ получал один и тот же: "Не видели, не знаем". Две недели прошло, а о Людомире не было никаких вестей. Только маленький мальчик проговорился как-то тиуну, что видел, как по лесу ехал воз, а на нем лежал большой дядя. Снова стали рыскать Бенедиктовы прислужники и нашли Людомира в землянке.

...Допрашивал Людомира сам Бенедикт.

Отважный смерд лежал в сыром подземелье под теремом, который построил Владислав. Лежал он на соломе, прикованный к тяжелой дубовой колоде.

- Приведите его! - сжимает кулаки Бенедикт и приказывает зажечь еще несколько больших свечей.

Людомира привели к воеводе.

Руки и ноги великана были скованы железными кандалами, но Бенедикт и сейчас боялся приблизиться к нему.

- Говори: кто поднял смуту? - закричал он издали.

Людомир молчит; он разминает онемевшие руки и ноги, и железо звенит на нем. Присматривается, кто вошел в темницу вместе с Бенедиктом. Стража с оружием, охрана воеводы. А кто это сидит в темном углу, за Бенедиктовым креслом? Сидит, нахохлившись и опустив голову, прячет лицо в тени. А! Да это же латынщик, поп, который велел бесчинствовать в русских церквах! Людомир думает: зачем этот поп пришел сюда? Ага! Видно, исповедовать его. Но почему же не позвали русского попа? Людомиру и невдомек, что не затем пришел сюда этот смиренный с виду человек, что это не простой поп, а посланец римского папы, этого злобного волка, стремящегося окатоличить Русь. Разве мог знать Людомир, какой приказ дал папа своему посланцу - легату Генриху? Откуда ему было знать о тонком коварстве папы? Откуда он мог узнать, что папа все разрешил своим подчиненным - уговаривать словом, благословлять крестом, убивать мечом, сжигать в огне?

- Говори! - протяжно повторяет воевода и оглядывается.

Монах, одетый в длинную сутану с капюшоном на голове, перебирает четки. Он наклоняется к Бенедикту и что-то шепчет ему, тот кивает головой и обращается к Людомиру с тем же вопросом.

А Людомир продолжает молчать, сверля своего мучителя потемневшим от гнева глазом. Почему этот поп, этот монах сидит молча? Спросил бы, кормят ли здесь? Людомир всматривается в каменное лицо католика. Заметив, что узник наблюдает за ним, католик закатывает глаза и складывает ладони. Людомир думает: "Поговорить бы хоть с этим попом, хоть бы он допрашивал, он, наверно, ласковый человек, не то что этот зверь, Бенедикт", Монах бы понял душу Людомира.

- Говори! - срывающимся голосом снова приказывает Бенедикт.

И снова никакого ответа. Монах опять что-то шепчет Бенедикту.

- Ты будешь говорить? - не выдерживает воевода немого сопротивления и пронзительно визжит: - Говори!

Но Людомир склонил голову к плечу, словно задумался. Монах поднялся и приблизился к узнику.

- Скажи, брат мой, - тихим, приятно-ласковым голосом произносит он, благословляя Людомира крестом.

- Скажу, - после раздумья говорит Людомир.

- Скажешь? - завертелся на месте обрадованный Бенедикт.

- Скажу. Все вместе начинали.

Не такого ответа ожидали Бенедикт и папский монах. Но все же кричать, видно, не следует - на ласковое слово пленник сразу откликнулся.

- Скажи, - снова льстиво обращается к нему монах и мимоходом бросает в сторону Бенедикта: - Расковать ему ноги!

Слуги поглядывают на Бенедикта, тот кивком головы разрешает, и они бросаются снимать кандалы.

- Тебе ничего не будет. Скажи, кто первый начал подстрекать смердов?

Людомир словно и не замечает, что с ног его сняли кандалы, и с прежним спокойствием отвечает:

- Все... все начинали.

- Заковать! - резко звучит в подземелье металлический голос монаха.

Кандалы снова впиваются в тело острыми гвоздями, раздирают кожу.

- Теперь скажешь? - неистовствует разъяренный монах.

- Скажу! - выпрямляется Людомир, будто стоит он не в кандалах, а свободно разговаривает дома с соседями. - Все... все шли... И жаль, что не поймали тебя и того, рыжего.

- Кто, кто подстрекал? - в бешенстве подскакивает Бенедикт.

Людомир молчит. Бенедикт и монах переглянулись.

- В огонь! Поджарить ноги! - бросает монах.

Людомира хватают и тянут к костру. Его кладут на бревна и подсовывают к огню. Полыхает пламя, трещат сухие дрова, разлетаются во все стороны красные искры. Ноги жжет, невыразимая боль охватывает колени.

- Поджаривайте, поджаривайте! - прыгает вокруг Людомира монах. - Тащите сюда галичан! - шипит он, судорожно подергиваясь от бешенства. - Схватить на улице! Пусть посмотрят... Пусть знают, что мы с ними не будем церемониться. Надо устрашать, чтобы боялись нас...

Бенедикт приказывает слугам выйти на улицу и схватить первых попавшихся прохожих.

Перепуганных людей притащили в подземелье.

- Мало! Только четверо! - злобствует Генрих. - Смотрите, вы! Так будет со всеми, кто поднимет руку против папы. - Он поднимает крест и размахивает им в воздухе.- Всем расскажите, всему Галичу! - Потом бросается к своей жертве, протягивает скрюченные пальцы.- С-с-с-скажешь? - сквозь зубы шипит он.

Никакого ответа.

- Вытащить из огня! - кричит обезумевший папский посланник.

Слуги тут же поднимают Людомира и ставят на ноги. Он стоит, не шелохнется, держится на обожженных ногах; лишь нижняя губа дрожит от боли да трясется взлохмаченная светло-русая борода.

Он крепко сжал губы: пусть враг не думает, что Людомиру больно...

И вдруг раздается еще более дикий приказ, содрогнулись даже палачи, которые жгли Людомира в огне. Со звериным наслаждением Генрих цедит страшные слова:

- Выколоть ему второй глаз!

Палачи бросаются к Людомиру. Мрак вокруг, только лоб горит, болит висок, будто молотом бьют по голове.

Разъяренный католик напрасно надеется услышать из уст Людомира хоть слово покорности.

- Кто поднял смердов против святейшего папы? Скажи- и я дарую тебе жизнь! - рычит папский посланец, охмелевший от зрелища придуманных им пыток.

Неожиданно для него Людомир заговорил спокойным, как и в начале допроса, голосом:

- Гадюка! Мразь! Ты даришь мне жизнь? Ее мне родители дали. - И уже не сдерживается, бросает в звериную морду острые, как стрелы, гневные слова. Его голос гремит в подземелье: - Не убьешь русского человека, не убьешь! Ты жег меня в огне, а мне не больно... Ты глаз у меня отнял, а я все вижу, вижу, как тебя прогонят! Волки не живут, их убивают люди за то, что они грызут всех... Ты бешеный волк!

- Заткнуть ему рот! - истошно хрипит Бенедикт, видя недовольство своего гостя, папского посланника, и сам подбегает к Людомиру, бьет его.

Людомир стоит недвижимо. Бенедикт дергает его за руки, с силой толкает в спину, но повалить не может.

- Валите его! - подбегает Генрих и впивается острыми ногтями в ногу Людомира.

В этот миг Людомир, подняв над головой закованные в кандалы руки, изо всей силы ударил папского посланца в плечо. Хотя Людомир бил наугад, потому что ничего не видел, он не промахнулся - монах упал.

Все это произошло так молниеносно, что никто не успел защитить папского посланца.

- Хватайте его! Мечами! Мечами! - вопил перепуганный Бенедикт. - Бейте! Заколоть его!

Стража бросилась на Людомира с обнаженными мечами, будто перед ней был не безоружный человек, а сотня воинов.

Труп искалеченного Людомира Бенедикт по требованию папского посланца велел повесить на площади у днестровской пристани. И мертвого Людомира боялись напуганные твердостью смердов чужеземцы.

Известить короля Андрея о галицких событиях Бенедикт поехал сам: он не доверял никому из приближенных - они могли наговорить о нем королю всякой всячины. Да и папский посланец советовал так сделать. Ведь Бенедикт и о нем королю скажет похвальное слово. Скажет, как он храбро сражался со страшным бунтовщиком - смердом, как защищал имя святейшего папы.

Король Андрей и не думал сердиться на Бенедикта: он спас ему сына Коломана, а то, что галичане непокорность свою проявили, так это еще больше заставит папу уважать его, Андрея. Ведь и он кое-что делает для папского престола. Пусть папа знает, как нелегко иметь дело с непокорными русскими. После случая с Генрихом Андрей боялся пускать папского легата в Галич: долго ли до беды, простые монахи пусть ездят туда, их не жаль; погибнет один - много других останется.

Неприятно было сообщать папе о неудачах, но, стиснув зубы, Андрей написал, промямлив что-то невнятное о богохульниках-галичанах, которые никак не хотят слушаться своего, богом данного им короля: "Известно, что галицкий народ не только выступил против своего короля, нарушил присягу, но и, собрав войско, окружил галицкий замок, где пребывал наш сын с малым войском; из-за этого должны были мы немедля пойти в те земли, и это вынудило нас на некоторое время отложить намерение чествовать ваше святейшество..."

Трудовой галицкий люд не желал повиноваться чужеземцам, он бил их и вместе с ними бил и русских бояр- предателей. Незваных гостей, возомнивших себя хозяевами Русской земли, не встречали здесь хлебом-солью, а встречали, как волков-хищников, острой ненавистью, жгучим гневом.

6

Тихо в лесу после дождя. Напуганные грозой птицы еще не начали свою неугомонную песню; чуть слышно шелестят ветвями зеленолистые дубы, окружив плотной стеной заросшую травой лесную дорогу, и эта мирная тишина располагает путников к молчанию. Как приятно спокойное величие могучего леса! Тут, с глазу на глаз с природой, человек чувствует себя свободнее - он как бы защищен крепким зеленым заслоном, ему легче дышать напоенным лесными ароматами воздухом. Придорожные цветы, подняв умытые щедрой дождевой водой разноцветные головки, тянулись выше травы к солнцу. Дорога свернула влево, и всадники ехали, освещенные ослепительными солнечными лучами. Тут словно веселее стало, будто и трава и цветы другие, даже дорога, кажется, стала шире. Маленький мостик, переброшенный через ручеек, глухо гудит под копытами коней: светлая, прозрачная вода неслышно течет вдоль покрытых зеленью берегов. Становится душно, снова припекает июльское солнце, и усталость незаметно охватывает, клонит ко сну, глаза невольно слипаются. Такая жара предвещает новый дождь.

Иванко вздрагивает, порывисто поднимает голову. Неужели задремал? Он поворачивается: разомлевшие хлопцы качаются в седлах, кое-кто дремлет, кивая головой. Войско! Иванко улыбается. Два десятка молодых парней ведет он за собой. Шутник Теодосий назвал галицких беглецов войском. А что, разве не так? Это и впрямь войско. Они, эти парни, держали в осаде Бенедикта, они бросались в бой с венгерскими воеводами и нагнали страху на ненавистных бояр. Если войско, так и воевать можно, - видно, не раз еще с врагом придется встретиться.

Позавчера Теодосий, взяв свежих коней, помчался во Владимир. Туда же и Иванко с друзьями спешит.

- Тебе уже не бывать в Галиче, - сказал Теодосий Иванке.

Иванко и сам хорошо знает об этом: разве забудет Бенедикт те ужасные дни, когда он дрожал от страха, окруженный в крепости? Только вздумай возвратиться - сразу схватят. И Судислав запомнил, что смерды разнесли и сожгли его подворье. Иванку все видели там, слышали, как он приказывал разбивать дверь у клети с оружием, как раздавал боярскую рожь женщинам и детям измученных закупов. Никогда не забудет этого злопамятный Судислав. А ведь хорошо сделали - и венгерских баронов напугали, и галицких бояр прикрутили. Пусть знают: не всегда ходят смерды и закупы с согнутой спиной, не по доброй воле они обливаются потом на боярском поле. Смерды и закупы могут выпрямить плечи и поднять руку на боярина: не соси кровь из несчастных людей! Радостным праздником промелькнули те семь дней, легко дышалось тогда, знали, не появится утром постылый тиун, чтоб гнать на работу, не будет издеваться боярин. Иванко думает о родителях Роксаны. Не загрызут ли их Бенедиктовы псы? Может, и не тронут: Твердохлеб ничего не делал. Еще тогда, в воскресенье утром, хлебнул он сгоряча ледяного кваса и сразу же слег - простудился, сильно кашляет, трясет его лихорадка. Он ни разу из клети не выходил. А отец Иванки Смеливец и дома не был все эти дни - он еще перед воскресеньем поехал с купцами в Корец на торжище, купить железа для своей кузницы...

"Не тронут, - думает Иванко. - А впрочем, кто его знает, может разъярятся Бенедикт и Судислав?"

Тяжкие мысли охватывают Иванку. Людомир не выходит из головы. Какой отважный был человек! А сколько добра сделал для Иванки - дважды во Владимир тайно наведывался и оттуда весточку от Роксаны приносил. Сам Иванко не видел больше Людомира - опасно было появляться в Галиче, - но мальчишки рассказывали - они ежедневно прибегали в лес и приносили все новости,- как мертвого Людомира привезли к пристани, чтобы поглумиться над ним, чтобы его смертью запугать смердов и городских ковачей. "Запугать? - думает Иванко. - Нет, видно, не запугаешь, Судислав! И эти парни, которые едут с нами, не вернутся к тебе, никого не обманешь, королевский прихлебатель!"

Вспомнилось ему, как однажды Судислав истязал на площади худого, изможденного гончара. По приказу Бенедикта гончара били палками, а Судислав, проходя неподалеку, свернул к месту, где кричал от невыносимой боли гончар, и, ударив несчастного боярским посохом, рявкнул: "Ты что, против короля руку поднял?" Против короля! Гончар только в том и повинен был, что сказал людям на торжище об издевательствах Бенедиктовых псов над галичанами. Это услыхали Судиславовы шептуны - и немедленно к воеводе. Гончара замучили насмерть.

С тех пор Иванко еще сильнее возненавидел Судислава.

"Проклятый Иуда! - говорил он своим товарищам. - В церкви поп читал о таком. И этот тоже Иуда - продает своих людей чужеземцам..." А за Людомира Иванко отомстит - не одного врага заставит вспомнить, как мучили его смелого побратима Людомира. "Людомир! Думал ли ты, что эти душегубы убьют тебя?" Вот уже пять ночей не может уснуть Иванко. Закроет глаза - и вдруг появляется улыбающийся Людомир, разглаживает пышную русую бороду, берет Иванку за руку и начинает шутить. Откроет глаза Иванко и до утра не спит. Только на рассвете немного забудется, а потом снова Людомир приходит.

Правду сказать, в лесу и сон тревожен - в любой момент могут появиться враги. Но чем дальше отъезжали от Галича, тем спокойнее становилось на сердце. Прошлой ночью Иванко хорошо поспал, и товарищи пожалели его, - уже и солнце поднялось высоко, а они его не будили.

Иванко думает о том, что будет делать во Владимире. Никогда еще он не уезжал из дому так далеко, привык всегда находиться возле матери и отца. Жутко становится: как будет у чужих людей? Но все мысли заслоняет одна - о Роксане. Где она теперь, что делает? На мгновение представляет ее: стоит, улыбается, протягивает к нему руки - и сразу трепетно становится на сердце. Неужели Роксана так близко? Никто из Иванковых спутников не бывал здесь, и потому не знают они, далеко ли еще до Владимира. И никого не встретишь на этой пустынной дороге. Позавчера заезжали в одно оселище, так смерды говорили, что до Владимира можно добраться на третью ночь.

Что это? Конь храпит, прядает ушами, рвется в сторону. Забеспокоились Иванковы спутники. За тем развесистым дубом дорога поворачивает вправо. Неужели кто- то притаился? Откуда же здесь быть врагам? До Галича далеко, да и могли ли опередить их Беиедиктовы палачи?

Все вопросительно смотрят на Иванку.

- Вперед! - спокойно говорит он и поднимает плеть.

Конь трогается, но ступает осторожно.

Вот и поворот. Навстречу выходит седовласый лесник с длинным посохом в руке, прикладывает ладонь ко лбу, присматривается и уверенно направляется к путникам.

- Ты Иванко будешь? - спрашивает он и нерешительно останавливается.

Удивленный Иванко сдерживает коня. Откуда этот старик его знает? И впрямь не Бенедиктова ли засада?

Он медленно вынимает меч, подает знак своим спутникам, чтобы зорко следили.

- Меч ты спрячь! - спокойно говорит старик. - Ты- Иванко. Вижу. И меч и шелом венгерский. Мне Теодосий говорил о тебе.

Отлегло от сердца. За спиной Иванки облегченно вздохнули его спутники.

- Что же ты молчишь? - уже уверенно спрашивает старик. - Слезайте с коней, передохните. Хотите есть? Меду дам.

- Теодосий? Теодосий сказал? - вскрикивает Иванко.

- Да.

- А где же он?

- Позавчера проехал и о вас мне поведал, просил присмотреть за вами - вот я с утра и жду у дороги.

Иванке не терпится. Если тут есть люди, то уже и до Владимира недалеко. Может, не останавливаться?

- Дедушка! А до Владимира еще далеко?

- И далеко и недалеко, - тянет старик, и в его глазах вспыхивают лукавые искорки. - Поприщ этак двадцать и пять будет. Тебе недалеко, а им, - кивает он на парней, - им далеко. Да ты что, Иванко, коней не жалеешь? Им передохнуть нужно, и напоить их пора, а у меня водица холодная, - певучим голосом продолжает лесник. - Слезайте, пойдемте со мной. Да и мед у меня свежий, липовый, божьи пчелки нанесли, вчера лишь собрал.

Двадцать пять поприщ! Так близко! Иванко колеблется. Быстрее ехать, там ждет Роксана! Но лесник сказал верно, кони сильно устали, и ребята просят передышки, надоело уже трястись верхом. Нехотя соскакивает Иванко с коня, а ребятам этого только и нужно - они с шумом спрыгивают на землю.

Иванко низко, до самой земли, кланяется старику, то же самое делают и его спутники.

- Доброго здоровья вам, дедушка! - почтительно произносит Иванко. - Живите еще много лет!

Обрадованный старик заливается смехом. Когда он смеется, во рту у него сверкают белые-белые, крепкие зубы.

- Мне жить? - будто удивленно спрашивает он. - Это вам жить, а мне умирать скоро.

- Сколько же вам лет, дедушка? - спрашивает кто- то из парней.

- Лет? Лет, может, и немного... А может, и много. Вот от весны считаю, выходит будто восемь десятков и девять.

Иванко хотел сказать, что в таком возрасте столь быстро не ходят, но постеснялся. Старик пробежал вперед, осмотрел всех лошадей - не подопрело ли под седлом, не захромал ли чей конь.

- Ко мне сюда! - показал он на тропинку, которая начиналась за ветвистым дубом на повороте.

Он бодро пошел впереди, за ним Иванко, ведя в поводу коня.

- А ты удивился? - сыпал словами разговорчивый лесник. - А мне обо всем рассказал Теодосий - он у меня ночевал,- и о тебе все сказал, и про ладу твою. И я молодым был, вот так, как ты летел к своей. Давно все это было, а я помню! - Словно удивляясь, старик задержался на последнем слове и добавил: - Помню.

От неожиданности Иванко покраснел. Хорошо, что старик не обернулся и не увидел, как загорелись у него щеки. А лесник, обрадовавшись людям, говорил без умолку - ему надоело сидеть бобылем в лесу.

- Я ладу твою знаю, видел ее на княжеском подворье. Такая, как солнце! Не наглядишься... И родится же такая краса! Я бывал там, да не знал, что для тебя блюдет она себя. А что Роксаной называется - это я знал. Водицы давала мне. Это...- Дед начал вспоминать. - Да, да, это было в прошлом году... О чем бишь я говорил? - Старик сбился. - Ага, о водице. Сильная жара стояла, был я тогда на княжеском подворье, мед отвозил. Внутри жжет, пить хочется, а она идет из терема. "Дай, говорю, дочка, водицы старику". Улыбнулась, сбегала за ведерком, достала из колодца и вот такой ковш набрала. "Пейте, говорит, на здоровье". Я выпил, да и говорю ей: "А пью я за твое здоровье, чтобы тебе храброго да хорошего мужа найти". О тебе я и не ведал, что ты у нее в мыслях. Когда выпил, глянул на нее, а она чуть не плачет. Думаю, обидел кто-то ее. Говорю: "Может, тебя твой ладо бросил? Так кто же он, что такой цветок смял?" А она только и сказала: "Нет, не бросил меня никто". И убежала. И не знал я ничего, а Теодосий мне обо всем рассказал.

Иванко не пропускал ни единого слова. Теперь он уже не жалел, что остался со стариком. Какой хороший этот дедушка, словно родной! Вот этими руками брал он ковш из рук Роксаны, разговаривал с ней...

- Вот мы и дома, - услыхал Иванко и как бы очнулся ото сна.

Хотелось, чтобы старик еще и еще рассказывал о Роксане. Они вышли на зеленую полянку. Слева под деревьями прилепилась маленькая клеть-землянка, возле нее два стога сена.

- Снимайте седла, пускайте коней пастись, поить потом будете, пусть остынут. А сами умывайтесь, вот моя вода. - Дед показал на ручеек, протекавший у пригорка, невдалеке от клети.

Путники расположились прямо на траве и лакомились душистым медом, а старик все подливал его в широкие глиняные миски.

- Вот только хлебца у меня мало, - он вынес из клети два каравая. - Да ничего, ешьте, я несколько дней и так обойдусь. Такие дорогие гости.

У путников было немного своего хлеба, который им дали в оселище.

После такого сладкого полдника все разлеглись на траве.

- Отдохните, отдохните малость, я вас подниму. - Старик чувствовал, что Иванко рвется во Владимир. - А мы с тобой посидим.

Иванко с радостью согласился, потому что лесник рассказал еще о Роксане, как ее хвалит Светозара. А потом и о своей жизни поведал.

- Давно я тут, в лесу, один - до того еще, как Роман в Галиче князем стал. В оселище за Владимиром я жил. Лютый такой боярин у нас был, все ему не так - и ржи ему мало, и меду мало, и с вевериц шкур недостаточно.

И все ко мне пристает: может, и я виновен, что когда-то его тиуна со двора прогнал. Донимал он меня, хоть в могилу ложись. Детей кормить нечем, и голые они, а он все - давай, давай! Невзлюбил меня тиун. Я Христом-богом молю его: "Дай дышать!" А он мне: "Вонючий смерд, еще и языком будешь молоть!" Цеплялся он ко мне - не было уже сил терпеть. Приехал раз в мой двор, я к нему, а он перепугался и убежал. У меня и в руках ничего не было, только злость такая взяла - обо всем забыл и погнался за ним, может, и ударил бы, а может, и нет. А он конюха своего, который на возку его возил, схватил за руку и кричит: "Ты видел, как он меня бил?" Тот говорит: "Видел". Плохой был человек, этот конюх, свой же, такой, как и я, а пакостливый. Бывает, уродится такой, что всех ненавидит. И потянули меня к боярину. А боярин - зверь лютый. Тиун плачет: "Он, говорит, убить меня хотел". Я упал в ноги боярину и рассказываю все, как было, да кто же мне поверит! "Бить его палками!" - кричит боярин. Бросили меня на землю, палки тащат. Прибежала моя жена - тогда она еще жива была, - зарыдала, целует боярину сапоги, просит: "Не бейте!" - знает, что до смерти могут забить. А я молчу - что я могу поделать? Разгневался боярин, как завопит на мою жeнy: "Вон! А то и тебя под палки!" Замолчала она от страха. А мне сели на голову и на ноги, руки связали. Как ударили первый раз, даже в глазах потемнело, а второй раз стукнули - думал, что погибну. И вдруг перестали бить. Что такое? Мне же ничего не видно - меня лицом в землю ткнули, в рот песку набилось. Не пойму, что случилось. Слышу разговор - боярин с кем-то переговаривается. Хватают, поднимают меня, глянул - Роман. Спрашивает у боярина, за что бьют меня. Тот ему слова тиуна повторяет. Ну, думаю, теперь погиб, ведь я знаю - нрав у Романа крутой, человек он сердитый. "А где тиун?" - спрашивает Роман. Тот подходит. "Так было?" А тиун изворачивается, говорит, что я, мол, всегда такой непокорный. А Роман как крикнет: "Ты говори, так было! Бил он тебя, поднял руку на боярского слугу?" А я осмелел да в ноги Роману, землю целую. "Святую землю, говорю, поцеловал, не бил". Роман посмотрел на меня строго. "Правду молвишь?" - "Святую правду", - говорю. А тиун как бросится ко мне: "Что ж ты хулу на меня князю возводишь? Да у меня свидетель есть". Роман к нему: "Свидетель есть?" - "Есть". - "Сюда его!" А конюх поблизости был. Идет, дрожит, он все слышал, о чем здесь говорилось. Глянул на меня и побледнел. "Говори, говори!" - науськивает его тиун. Роман рассердился да как гаркнет на него, я чуть было не упал от страха. "Иди ближе, - зовет он конюха. - А ты правду скажешь?" Тот и перепугался. А что, если тиун признается? Тогда его, такого свидетеля, за злой язык повесят. Упал он, подполз к Роману, плачет. "Все видел, говорит, не бил тиуна Климята". Это обо мне он - Климятой я прозываюсь. "Тиун, говорит, настращал меня, я и сказал боярину, что бил Климята тиуна". Ох, что сделалось с Романом! Почернел весь; он и так смуглый был, усы и борода черные, а тут и вовсе страшным стал. "Иди сюда!" - крикнул тиуну. А когда тот подошел, Роман так ударил его палкой, что он упал. "Для меня правда дороже всего! - кричит Роман. - А ты что же, подлая образина, на людей хулу возводишь?!" А сам бьет тиуна ногами. "Вон отсюда!" - кричит. Тиун как вскочит - и мигом со двора. Боярин ни слова не промолвил. А Роман меня костит: "Ты не думай, кричит, что на княжеских и боярских слуг можно руку поднимать. Если сделаешь это - убью!" И так сверкает глазами, что меня в дрожь бросило, ноги еле держат. "А за то, что смел, говорит, что не побоялся правду сказать, милую". А я и сам знаю, что в соседнем оселище по приказу Романа двух закупов убили за ослушание. И на бояр жаловаться нельзя Роману - сам же виноват останешься, а боярин всегда прав. Вижу, что беда миновала, бросился я в ноги Роману: "Хочу просить тебя, княже, возьми меня от этого тиуна, а то съест, а у меня дети. Пусти в свое оселище, княже, или в лес к пчелам пошли, буду мед для тебя собирать". Роман посмотрел на боярина, а тот - знает, что нужно угодить князю - поклонился ему. "Я, говорит, очень рад, пусть идет Климята к тебе". Вот так я и попал сюда, на княжескую землю. Знаешь, Иванко, - дед оглянулся, не слышит ли кто-нибудь, и шепнул на ухо Иванке: - Все равно у кого быть - у князя или у боярина: и тот и другой шкуру дерет, как с медведя. Только каждый из нас хочет, чтобы меньше драли, потому я и перешел к князю. Здесь вот и живу уже лет тридцать, жена давно умерла, а дети мои в старом оселище боярском. Правда, оно уже княжеским стало, это оселище, потому боярина того нечистая сила взяла. И внуки у меня есть. - Он посмотрел на солнце. - Ой! Да вам пора ехать. Эй, отроки, вставайте! - начал он будить спавших под дубами парней.

Те неохотно вставали - им так сладко спалось...

Пока седлали коней, дед не отходил от Иванки.

- А что же ты, сынок, делать будешь? Где жить думаешь?

- Я, дедушка, ковач, железо ковать умею. Вот только кузницы нет у меня, - засмеялся Иванко.

- А я и тут тебе совет дам. Умер мой старший сын - он в том оселище ковачом был, - и кузница у него осталась. А что с ней делать его старой жене? Иди туда, бери кузницу, а я скажу невестке, что ты хороший человек. Там мои внуки живут, им чем-нибудь поможешь. - Он, прищурив глаза, посмотрел на Иванку.

- Дедушка! Дедушка! Как вас и благодарить? - низко поклонился Иванко.

- Благодарить? Потом. Это я тебя должен благодарить. Опять кузница при деле будет.

...Снова путники едут лесом. Только теперь они веселее стали, то тут, то там вспыхивает смех. И кони бегут бодрее. Иванке не терпится - хотя бы до вечера успеть доехать! Он стегает коня, и тот скачет, отбрасывая копытами землю. Иванко не оглядывается, сейчас уже нечего бояться - враги остались далеко позади, а товарищи пусть поспевают за ним.

Еще одно оселище проскочили, и уже у крайней хаты остановил Иванко коня и спросил у женщины, которая перешла дорогу с полными ведрами:

- Далеко ли до Владимира?

Она удивленно осмотрела незнакомых всадников и ничего не ответила.

- Ты что, глухая? - пошутил Иванко.

- А ты слепой? - в тон ему задорно засмеялась она.

- Слепой!

- Вижу. Ничего перед собой не замечаешь, чуть меня конем не растоптал. На пожар летишь? Или, может, к ладе своей?

Иванко был удивлен. Молодица угадала причину его спешки.

- К ладе.

- Теперь верю... Уже недалеко - свернете налево за той липой, а оттуда останется два поприща.

Иванко дернул коня за поводья, пришпорил его, и конь с ходу пустился в галоп.

- Счастье с тобой! Да будет тебе удача! - сочувственно крикнула ему вслед молодица, но Иванко уже не слыхал ее напутственных слов. До поворота доскакали в одно мгновение, оттуда простиралась прямая и ровная дорога, показались первые строения Владимира. А солнце уже садится; только что висело над деревьями, и вдруг его красноватый шар закатился за горизонт. Хотя бы успеть, пока не наступят сумерки. А это что? Навстречу им мчатся два всадника. Один снимает шапку и машет ею, приветствует. Да это же Теодосий! А второй кто? Иванко внимательно всматривается, и неожиданно руки его бессильно опускаются. Конь, не чувствуя твердой руки хозяина, перешел на рысь. Неужели это Роксана? Она! Уже совсем близко. Это ее раскрасневшееся лицо, ее большие голубые глаза. Как радостно сияют они! И волосы старательно причесаны, и пробор на голове, а светло-русую длинную косу ветер забросил на грудь. Вот она, желанная! Роксана останавливает коня и склоняется к Иванке.

- Роксана! - срывается шепот с Иванковых губ.

Она слышит это ласковое слово и левой рукой обнимает его.

Иванко крепко прижимает ее к себе, целует, сажает в свое седло - она кажется такой легонькой, как пушинка. Роксана приникла к нему; от стыда, что видят другие, прячет свою голову у него на груди.

- Иванко! - кричит Теодосий. - Иванко! Да ты разве не видишь, что это я?

Вопрос Теодосия доносится до Иванки будто откуда-то издалека. Что он может ответить, если нет слов, если в этих сумерках его озарил ярчайший свет и он, ослепленный, ничего не видит...

- Иванко! - хохочет Теодосий. - Иванко! Хлопцы! Что это вы с ним сделали?

Но те молчат. Они окружили Иванку, Теодосия и Роксану и удивленно переглядываются.

Опомнившись, Иванко радостно протягивает Теодосию левую руку - правой он крепко держит Роксану.

- Спасибо! Спасибо, Теодосий! - взволнованно говорит Иванко и неловко улыбается, оглядываясь на своих товарищей.

- Поехали, Иванко, - тихо отвечает Теодосий; его глубоко взволновала эта трогательная встреча влюбленных.

Он едет первым, за ним ступает конь Иванки. Теодосий умышленно торопится, едет не оглядываясь, чтобы никто не увидел, как по его лицу скатилась непрошеная слеза. Он незаметно поднимает руку с плетью и, будто поправляя шапку, быстро вытирает щеку.

"Что с тобой, Теодосий? Давно же это было", - говорит он сам себе.

Роксана подняла голову и посмотрела на Иванку. Еще никогда ее глаза не обжигали его таким огнем.

Конь Иванки мчался за конем Теодосия, а Иванке казалось - вокруг никого нет, а он летит с Роксаной на чудесном ковре-самолете, о котором мать рассказывала в сказках.

7

Только день пробыл Иванко на княжеском дворе. Теодосий водил его к княжичам Даниилу и Васильке.

- Живут они одни, - рассказывал ему Теодосий.- Матери нет. С Мирославом они. Да оно и лучше - лучше для княжичей. Мать все время молится, молчит как рыба, с монахинями шепчется. Такая буря вокруг, супостаты зубами щелкают, укусить норовят, а она с монахинями... Разумно сделала Даниилова мать, - хохочет Теодосий, - в монастырь пошла. Пусть идет, - шепчет он Иванке на ухо, - тут мечами надо, а не молитвами. Хотела и Светозару потащить, а та и так и этак: я, мол, наведываться к вам буду. Ха-ха-ха! - раскатисто звучит смех Теодосия. - Девка что твой огонь, возле нее муж, молодой сотский, а ее в келью тащат молиться! - Теодосий сложил руки на груди, закрыл глаза и сделал гримасу. - Не в монастырь пошла Светозара, а с мужем услаждаться. Роксана теперь у нее. Вот хорошо, что ты появился, а то Роксане одной скучно.

Даниил понравился Иванке. В тот день, когда он последний раз видел его в Галиче, на подворье бегал шустрый шестилетний мальчик, а теперь к нему подошел высокий, стройный, чернявый юноша.

- Это ты воеводу мечом зарубил? - Даниил взял Иванку за плечо.

- Я.

Даниил посмотрел на Теодосия. А тот сгорает от нетерпения, хочется ему похвалить своего товарища.

- Храбрым дружинником будет. Правда, Теодосий? - спросил Даниил.

- Правда, а как же! - воскликнул Теодосий.

- Тогда бери его с собой, Теодосий.

Но Иванко был недоволен. Даниил говорит так, будто и нет здесь Иванки. От обиды закипело внутри, но с княжичем нельзя спорить, как с Теодосием. Вспомнилось оселище, расхваленное Климятой. Хотелось там осесть с Роксаной, а Даниил говорит совсем о другом.

Иванко поклонился, спокойно попросил:

- Ковач я, а в селении кузница сына Климяты без ковача... Не бери меня в дружину, княжич. Буду я в кузнице, а в поход позовешь - прибегу, я к мечу привычный.

Удивленный Даниил посмотрел на Теодосия. Тот утвердительно кивнул головой, взял сторону Иванки:

- Поверь ему, княжич, вельми искусный он ковач. Мечей тебе накует. И в походе славным дружинником будет! Коня он привел с собой... Но он не все сказал тебе,- разгладил бороду Теодосий, - он жениться хочет, есть тут у него нареченная, Роксана.

- Роксана?! - воскликнул пораженный Даниил.- А она ничего не говорила... Роксана!

- Она! Тебе не говорила, а мать твоя знает. Десять лет ждала Роксана Иванку.

- Десять лет? - растягивая слова, будто разговаривая сам с собой, произнес Даниил.

- Десять, как один день! Десять! - сказал Теодосий многозначительно. - Ждала! Вот это нареченная! Твердое у нее слово. Кремень!

- Кремень! - повторяет Даниил, и на его лице вспыхивает улыбка. Трудно ему еще держаться по-взрослому. Так и прорывается юношеская непоседливость.

- Иди в оселище и свадьбу играй... - Даниил снова похлопал Иванку по плечу.

- Меня слушай! - трясет Теодосий Иванку. - Слыхал, что Даниил сказал, - иди в оселище! Ха-ха-ха! Доволен?

- Доволен! - обнимает его Иванко.

Даниил не возражал против того, чтобы Иванко стал ковачом, - значит, половина дела сделана! Теперь только свадьбу сыграть; короткий летний пост кончается, можно и в церковь через несколько дней. Но когда пошли к Светозаре, она рассердилась, не хотела отпустить расторопную, трудолюбивую девушку. Княгиня подарила ей Роксану, и она так прислуживала ей, что Светозара не могла представить, как она будет без нее. Напрасно Теодосий обнадежил Иванку. Оказалось, что не такая это легкая крепость - упрямство боярыни.

Друзья сидели в самом отдаленном углу дружинницкой клети и горевали. Тут жили дружинники - не боярские, не купеческие сыны, а такие, как Теодосий, люди без пристанища и без родных.

- Я сам пойду к ней, - решительно сказал Теодосий, вставая с деревянного помоста. - Правда, с женщинами я не умею разговаривать. Мне бы с Бенедиктом или Судиславом, а с женщинами - голоса нет... Жди меня здесь.

Иванко с тревогой провожал друга.

Остановившись у порога светлицы Светозары, Теодосий осторожно начал издалека, - как встретился в Галиче с Иванкой перед восстанием, как метко пускал Иванко стрелы в супостатов, как отважно рубился с воеводой, и дошел до того, как прибыл Иванко во Владимир.

- Чего тебе надобно? - беспокойно спросила Светозара, вздрагивая от неприятного для нее присутствия этого мохнатого бородача. - Дмитрия нет, он приедет через пять дней.

- А Дмитрий тут и не нужен, - настойчиво добивался своего Теодосий, медленно приближаясь к столу, за которым сидела Светозара. - Это целиком твое, а не его дело.

- Без него я не могу ничего сказать, - ерзала на скамье Светозара, отодвигаясь в угол. - Выйди отсюда! - неожиданно выпалила она.

- Неужели я такой страшный? - возмутился Теодосий и засмеялся, выставив напоказ свои белые, словно нанизанные на нитку фасолины, зубы. Он пальцами причесывал всклокоченную копну волос, приглаживал бороду. - Глянь! Я ведь не леший. Пусть меня Судислав боится.

- Я ничего не скажу, - упиралась Светозара. - Придешь, когда будет Дмитрий.

- Лишнее молвишь, боярыня. Твоего слова ждет Роксана.

- Не скажу.

- А может, скажешь? Ну да леший с ними, с Иванкой и Роксаной. Со мной будешь договариваться.

- Я пожалуюсь Мирославу! - выкрикнула Светозара.

- А это уж вовсе ни к чему. Меня слушай. Может, я тебе с Дмитрием когда-нибудь понадоблюсь. Верно, забыла уже, что Теодосий спас тебя и Дмитрий поклялся не причинять мне ничего плохого... Ты и не поблагодарила тогда. Я не сердился: ты так была напугана, что и не вспомнила обо мне. А теперь прошу тебя - отблагодари! - Теодосий бухнулся на колени перед Светозарой.

Она вскочила со скамьи. Перед ней на коленях стоял этот страшный великан, и такой смирный, как маленький мальчик.

- Теодосий просит тебя, боярыня. К другой я и не пошел бы, а у тебя, знаю, сердце отзывчивое. Ну что Дмитрий тебе посоветует? Разве ему Роксана нужна, разве это дружинник? Она же не воин. А может, она и ему нужна? - лукаво улыбнулся Теодосий и поднялся на ноги. - Подождем Дмитрия.

- Нет, нет! - заторопилась Светозара. - Я передумала. Делаю для тебя, это моя благодарность за спасение, я не забыла.

- Ну и хорошие же люди на свете! - затанцевал на месте Теодосий. - Говорил я Иванке: "Не горюй, боярыня добрая", - а он не верил.

- Пусть они будут счастливы. Пусть она идет к Иванке.

- Нет! - развел руками Теодосий. - Так негоже. Что люди скажут? Как это "пусть идет"? Такая золотая девушка - и чтоб так пошла! Да мы ей свадьбу сыграем, - похвастался Теодосий.

- Кто это "мы"? И его и ее родители в Галиче.

Тут бы и растеряться Теодосию, а он мгновенно вышел из положения:

- Мы? Да, мы - и я и ты, боярыня... - И, не удержавшись, раскатисто захохотал.

- Ну как на тебя сердиться! - улыбнулась успокоившаяся Светозара.

- Никак не пристало сердиться, - мотнул головой Теодосий и как будто уже хотел идти, да остановился. - А как же свадьба? Откуда пойдет Роксана? У нее же и дома нет. Боярыня! Я тебе что-то скажу, а ты не ругай меня.

- А почему ты заранее боишься?

- Не боюсь, знаю, что не обидишь. Свадьба нужна, а матери нет и отца нет. Будь ей посаженой матерью.

- Так я же еще молодая, такая, как и она, - покраснела Светозара, а в душе защекотало что-то: хорошо придумал Теодосий, почему бы и не стать ей посаженой матерью? Это ей было приятно.

- Это не помеха, что ты молодая, видел я и таких матерей. И молодые годятся, если нет под рукой родных.

- Под рукой? Ха-ха-ха!

- Ну... на свадьбе, - оправдывался Теодосий.

- Согласна. А посаженым отцом кто будет?

- Отцом?

Теодосий почесал бороду. В самом деле, а кто же отцом? Он об этом совсем и не думал, не об этом сначала шла речь.

- Отцом? А это уж ты сама выбирай!

- А Роксана как?

- Послушается. Она тебя во всем слушает.

Честолюбивая Светозара не на шутку задумалась.

Свадьба, и она посаженая мать! Этому все молодые боярыни завидовать будут... А во что одеться? Сразу мысль ее поскакала в сторону, и она рукой прикоснулась ко лбу. Во что одеться, чтобы они, эти боярыни, лопнули от досады? Теодосий молчал, боясь помешать Светозаре в выборе отца; он и не знал, что боярыня поглощена другими мыслями... "На голову надеть сверкающий красными самоцветами кокошник. Нет, красное не к лицу. Взять с этими камешками, голубыми, как небо, и надеть голубое платье, которое так любит Дмитрий..."

Теодосий переминался с ноги на ногу, затаив дыхание, тихо глотал воздух; боярыня о чем-то думает, хоть бы не вспугнуть ее...

Дмитрий! Светозара ухватилась за эту мысль. Только Дмитрий... Как же это она сразу не додумалась до этого!

- Дмитрий! Он будет посаженым отцом!

- Может не согласиться, - выразил сомнение Теодосий.

- Для меня он все сделает! - быстро отрезала Светозара.

В этом восклицании проявилась привередливая, но почитаемая своим мужем жена.

- Попрошу - и согласится.

Что оставалось делать Теодосию, как не лететь стрелой к Иванке с радостным известием!

Иванко не мог спокойно сидеть и начал ходить по клети. Долго нет Теодосия. Неужели не дала согласия Светозара и куда-нибудь отправит Роксану? Или так долго уговаривает ее Теодосий? А может, прогнала. Вспомнил он, сколько преград стояло у них на пути. Не идет к бедняку счастье, обходит десятой дорогой. Иванко сжал кулаки: сколько горя пережил, сколько несчастий причинили эти бояре! Где Роксана сейчас? О чем она думает? Захотелось увидеть ее, утешить.

Теодосий не вошел, а влетел в дверь, помчался к Иванке, отталкивая ногами скамейки, стоявшие на пути.

- Иванко! - загремел он. - Ставь бочку меду для своего свата! - И ухватил его своими цепкими руками, стиснув так, что Иванко еле вырвался.

- Пусти, медведь, задушишь!

- Задушу! - разошелся Теодосий. - Задушу! - И, схватив снова Иванку, поднял его и закружил вокруг себя.

- Пусти! - упрашивал Иванко.

- Вот послушай! - посадил его на скамейку Теодосий. - Не так, как у людей бывает, не такое сватовство у тебя. Но ничего не поделаешь. Беги не против ветра, а с попутным ветром - будет легче. Вельми печально, что родителей нет рядом. А что делать! Пошел бы я сейчас к Твердохлебу и Твердохлебихе, а пришлось к боярыне идти. Уговорил ее, послушала меня. Ну, Иванко, свадьба у нас будет настоящая, и отец будет, и мать. Сказала Светозара, что будет посаженой матерью, а Дмитрий - отцом.

- Нет же Дмитрия. Может, он и не захочет.

- Не сомневайся, отроче, твое не уйдет, как говорил игумен наш. Такие слова молвила Светозара, что я поверил. А Дмитрий так любит свою жену, что не посмеет ей отказать. Вот если бы тебя попросила Роксана сделать хорошее, разве б ты не захотел? Эх, Иванко! Ну и свадьба же будет! - Теодосий радовался так, будто женился не Иванко, а он сам. - Вот гулять будем! - Он выкрикнул это с искренней радостью, ему всегда приятно было сделать что-нибудь доброе для своих близких друзей, для этого он не жалел ничего.

Наступали сумерки. Теодосий и Иванко сидели в полутемной клети.

- Теодосий, я побегу к Роксане!

- Беги, беги, Иванко.

- А ты что, здесь останешься?

- Я спать лягу, устал за день, да и ночью мало спал. Иди, иди, Иванко, к своей голубке!

Простившись с другом, Иванко выскочил из клети.

Если бы он мог заглянуть к Теодосию в душу, он ужаснулся бы от той печали, которая охватила Теодосия.

Теодосий никуда не хотел идти. Радость Иванки разбередила в его сердце давнишние раны. Он не завидовал другу. Только эта радость напомнила ему о его тяжелой жизни, о скитаниях.

Не раздеваясь, Теодосий упал на постель и закрыл глаза. Поплыли воспоминания... И он любил свою Федору, вот так же летел к ней, как Иванко к Роксане. Свадьба у них была бедной-пребедной, но зато они были богаты горячей любовью друг к другу. Сколько вечеров провели они вдвоем в своей убогой клети! Лежали и разговаривали. Мечтали о том, как вырастет сынок Руслан. Куцее смердовское счастье, такое маленькое, придавленное тяжелой холопской жизнью. И никуда от этой жизни не убежишь. Лови это счастье, держи его! Чудится Теодосию, что он и сейчас слышит горячий шепот Федоры: "Растет наш Русланчик!.."

В Переяславском княжестве над Днепром родился и вырос Теодосий. И отец и дед его были смердами, и он бы до сих пор сидел там на горемычном дедовском клочке земли, но во время междоусобных княжеских войн было дотла сожжено половцами поселение, в котором жил Теодосий. Князья грызлись между собой, а что для них смерды? Радовался тот князь, которому удавалось причинить неприятность своему недругу - разрушить принадлежащее ему поселение, сжечь его. И не думали они о смердах, ибо смерд был для них всего лишь бессловесным холопом. Тогда и погибла Федора с сыном - она сгорела ночью в пылающей хате. Все смерды бросились спасать свое добро, храбро бились с половцами, приведенными князем, да только не устояли: те, что уцелели, отошли к Днепру, а когда возвратились, никого из родных не нашли. А куда податься? Тут же, на пепелище, и поселились снова. Пошел Теодосий к боярину, попросил у него рало да борону и стал закупом. Горько плакал Теодосий, тосковал по Федоре и сыну, не хотелось ничего делать. А боярин начал наседать, ругал, что Теодосий плохо работает. Бросил он все и ушел в Киев, стал изгоем - неприкаянным человеком без роду, без племени; в монастыре монахом был - там измывались над ним не меньше, чем бояре. Монах монаху рознь. Работным человеком был Теодосий, холопом. Он ничего не принес в монастырь, кроме своих рук. Зажиточные монахи из бояр и купцов, те, что серебро да злато пожертвовали в обитель, по кельям души свои спасали. Но в монастыре не только одни эти бездельни- ки-тунеядцы сидели. Было много и работящих монахов. Они землю пахали, лес рубили, за скотом ухаживали. А те, что в монастырских школах грамоту одолели, за другое полезное дело брались - книги переписывали; были и такие умельцы, которые иконы писали, монастырские строения своими руками возводили. Подружился Теодосий с этими простыми, трудолюбивыми людьми, но его гордая душа не могла мириться с неправдой, царившей вокруг. Здесь спина у него болела еще сильнее, чем у боярина. Очень злой был игумен, так и рыскал всюду, и тиуны монастырские помогали ему, утесняли работных монахов. Лес рубят - не так, мало. Привезут дерево во двор - опять не так, прицепится игумен: кору плохо очищают, хворост нехорошо сложили, много съели, а мало сделали... Вроде и отдохнуть можно на тихом монастырском подворье - упасть и полежать после тяжких трудов, но игумен где угодно найдет, привяжется, нудным своим голосом душу выворачивает, словно шашель дерево точит, заставляет бить поклоны за выдуманные им грехи.

- Как же это так, - жаловался Теодосий своим собратьям монахам, - святой человек, а злой, как пес...

Не выдержал Теодосий монастырской неволи и задумал убежать. Как раз подвернулись купцы, ехавшие в Галич с товарами; им нужен был погонщик и хороший воин, который мог бы при нужде и за оружие взяться. Им понравился проворный Теодосий, и они присоветовали, чтобы он тайком убежал из монастыря. Он охотно согласился и поехал с ними. Добрался до Теребовли, да там и остался - привлекла его красивая вдова. Пожил с ней полгода Теодосий, немного набрался сил, поправился, а она неожиданно умерла от простуды. Бросил Теодосий хозяйство вдовы и пошел в Галич. Там-то Владислав и схватил его в свои цепкие лапы. Нашел чем подчинить себе несчастного человека, устрашил, что пожалуется князю, будто Теодосий убил теребовльскую вдову, да еще намекнул, что за побег накажет Теодосия, - у купцов Владислав вынюхал, что Теодосий бежал из монастыря. А за это могли жестоко покарать - либо глаза выколоть, либо отрезать нос и уши. Этими угрозами Владислав прибрал к рукам бездомного изгоя и помыкал им, как хотел. Мог ли противиться Теодосий всесильному Владиславу? Тогда же Теодосий по приказу Владислава и похитил Светозару. Может, и до сих пор не вырвался бы он из Владиславовых когтей, да

Твердохлеб с Людомиром выследили Теодосия, привели Дмитрия в лес. Тогда и повернулась жизнь Теодосия по-иному...

Светозара так загорелась лестной для нее ролью посаженой матери, что все дни только и хлопотала об этом. Она поехала в оселище, чтобы посмотреть, где будут жить Роксана с Иванкой у родственников Климяты. Посадила в челядницкой комнате девушек шить свадебный наряд для Роксаны; хотя и бедненький был этот наряд, из простого полотна, не такой, как у боярынь, но Светозара преподносила его как подарок. Она позаботилась о том, чтобы наварили кушаний на свадьбу, - она должна была, как мать, провожать невесту к жениху.

К свадьбе почистили, убрали просторную челядницкую комнату, поставили там столы, скамейки, в углу под иконами красовалась "ветка" - свежесрубленная молоденькая елка, украшенная цветами и монистами.

Роксана вся дрожала, когда пришла сюда в воскресенье утром со своими подружками. Тут ее должны были убрать к венцу. Вот на столе лежит белый убор - длинная белая-белая сорочка, перехваченная тоненьким пояском, и сапожки зеленые стоят, подаренные Светозарой.

- Одевайся! - торопят ее девушки-подружки и суетятся вокруг нее.

Как хороша сегодня их подруга!

- Ты красивее боярыни! - шепчет Роксане самая молодая подружка. - Какая же ты хорошая!

Будто все уже готово. Нет только посаженой матери - пусть она посмотрит.

Светозара задержалась дома - она сама наряжала Дмитрия, мыла ему голову, причесывала кудри.

- ...Ну как? - бросается она к Роксане и останавливается, пораженная.

Как это она до сих пор не замечала Роксаниной красоты? Бегала и бегала босоногая девчушка возле княгини, прислуживала ей и ничем не выделялась. А какая она сегодня! "Может, это она при Иванке так пышно расцвела? - промелькнуло у Светозары в голове. - Как уверенно стоит она! Княгиня", - подумала Светозара и сразу же успокоилась: дочь смерда не страшна ей, она не соперница боярыне.

- Торопитесь, девушки, торопитесь! Скоро и в церковь идти, - подгоняет Светозара. И хотя все уже, кажется, готово, подружки все еще прихорашивают невесту.

Возле хаты послышался шум, зазвенели колокольчики: подъехал жених со своими дружками.

- Ой, не пускайте! - закричали девушки и закрыли дверь на щеколду.

В дверь забарабанили. Старшая подружка подошла и строго спросила:

- Кто там?

За дверью ответили:

- Ехали мы лесом и гнались за куницей. Куница убежала, а мы след нашли. Она тут спряталась...

Подружка строго прикрикнула:

- Вы на охоте были, быстро ехали, дайте коням отдохнуть! А мы куницу поищем.

У Роксаны быстро-быстро билось сердце, от радости дрожали руки и ноги. Тут недалеко, за дверью, Иванко, приехал за ней, возьмет с собой навсегда. В доме суетились девушки, вели ее к столу, а она ступала будто не своими ногами, не слышала, о чем говорят.

- Сюда, сюда! - подружка дергает ее за рукав.

Роксана остановилась. Ага! Нужно присесть. Ее усаживают на скамью, укрытую вывернутой наизнанку шубой, - это чтобы молодые жили богато.

- Вставай! - приказывает подружка и дает ей в руки ножницы, приговаривая: - Бери в руки, чтоб не было муки, всякое горе будешь отрезать и врагов прогонять.

Роксана слушает все это, а мысли ее далеко отсюда - в Галиче, возле матери; не замечает, как в ее свадебный наряд подружки втыкают иголки - это заговор от сглазу.

Кажется, все. Светозара велит открывать дверь, и сразу же к ним врываются Иванковы дружки, накрест перевязанные вышитыми рушниками, с цветами на груди.

- А где ваша куница? - спрашивает старший дружка. - Будем в нее целиться, чтобы не убежала. - И он накладывает стрелу на лук.

Настал черед Светозары. Она вышла вперед со словами:

- У нас куница. А где ваш охотник, который, первым ее увидел? Только ему и отдадим.

- Есть у нас охотник-молодец, - говорит дружка и выталкивает Иванку вперед.

Оробевший Иванко направляется к Роксане, но Рок- санины подружки преграждают ему путь. Взявшись за руки, они заводят хороводную песню:

А куницы здесь нету, нету,
Убежала она, убежала.
Али это молодец, молодец?
Не поймал куницы девицы он.
Аль у него руки коротки?
Аль у него очи слепые?
Нам не нужно молодцов неудачливых.

- Насмехаетесь? - возмущается старший дружка.- Мы покажем вам нашего молодца! А вы куницу не скрывайте да сюда ее давайте. А мы вам от сердца нашего дары принесли.

Он выхватывает из кармана разноцветные ленты и начинает раздавать девушкам.

Хоровод расстроился, девушки кинулись за подарками.

Светозара стояла возле Роксаны, ждала, когда дружка обратится к "матери". Раздав ленты девушкам, он поспешил к ней, поклонился низко, коснувшись правой рукой земли. В левой руке он держал лук со стрелой.

- А теперь к тебе, матушка княгиня! Покажи нам, где тут куница-девица. Ездим-ездим - нигде не найдем. Следы сюда ведут, сюда и ноги наши идут. А у нас молодец-охотник. Вот он, - и снова поставил перед собой Иванку. - Вручаю тебе, матушка, стрелу. Этой стрелой мы подстрелили куницу-девицу, но она убежала, выдернула стрелу и прочь бросилась.

- Приходят ли молодцы-охотники с пустыми руками?- сурово спросила Светозара.

- Не приходят. Мы для тебя, матушка княгиня, отняли у зайца-прыгуна дорогой подарок. Дарим тебе, чтоб видела, что не зря мы по лесам бегаем.

Он подал Светозаре зеленый платок и вместе с ним стрелу. Светозара взяла платок, набросила себе на плечи, а стрелу отдала Роксане. Роксана прижала ее к груди и поклонилась гостям.

- Вот куница-девица. Стрела ваша ее ранила. Берите ее, - торжественно промолвила Светозара.

Дружка подошел к Роксане, взял ее за руку и подвел к Иванке.

Свадебное шествие направилось к церкви.

предыдущая главасодержаниеследующая глава





Пользовательский поиск




© Ist-Obr.ru 2001-2018
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://ist-obr.ru/ "Исторические образы в художественной литературе"


Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь