Глава вторая

1

Новая гридница в холмском тереме, как колокольчик, звенит; высокая, просторная, светлая. В большие окна льется солнечный свет.

Гости удивлялись: как это в углах под потолком такие фигуры поставлены и держат потолок на своих руках, а посредине потолка, в кругу, вытесанное из камня дитя руки протянуло и в руке светильник держит! Впервые пригласил гостей в эту гридницу Даниил и, гордый, ходит, слушает, как гости восхищаются.

Простенки золотом расписаны, и круг на потолке тоже золотом подведен.

Ходили гости, пальцами притрагивались к украшениям, восхищенно головами качали: любит Даниил здания красивые сооружать.

- Все это Авдей наш сделал, - говорил Даниил. - Золотые у него руки. Поэтому все и блестит так, глаз ласкает.

Даниил пригласил гостей к столу. Сегодня праздновали победу над Фильнием. Теперь враг изгнан из Галицко-Волынской земли. Даниил торжествует.

Рассаживались по старшинству: рядом с князем митрополит Кирилл, а слева и справа расположились бояре; по правую руку первое место занял князь Василько, за ним княжич Лев и младшие княжичи - Роман и Мстислав; по левую руку первым сидел дворский Андрей, пожалованный князем за доблесть, проявленную в ярославской битве.

Были тут бояре из Берестья, из Перемышля, из Угровска, из Владимира, из старого стольного города Галича, из Бобрки, из Коломыи, Дрогичина, Ярослава, Кременца и других галицких и волынских городов. Впервые князь Даниил собрал вместе всех бояр. Впервые после всех невзгод, горестей и волнений.

Всматривается Даниил в лица воевод, многих не находит здесь. Нет Дмитрия, Василия Гавриловича - честно сложили они головы в жестоких битвах. Их место заняли другие. Вот сын Дмитрия Любосвет, который сидит тысяцким в Берестье. Со своей дружиной он доблестно сражался под городом Ярославом. Еще и своего отца названого, воспитателя мудрого - Мирослава ждал Даниил, но не пришел он: старческие хворобы в постель его уложили.

Уселись гости, гомонили между собой. Рядом с Любосветом Никодим кременецкий.

- Знал я отца твоего, - говорил он Любосвету, - на Калке вместе таурменов рубили. А теперь сижу в Кременце. А время бежит и бежит. И тебе уже лет немало.

- Тридцать и шесть, - ответил Любосвет.

Даниил поднялся. Слуги наполнили кубки. Стольник

Яков кивнул князю - все, мол, в порядке. Гости замолкли. Даниил провозгласил:

- Дорогие мои гости! Русский человек и воевать может, и веселиться умеет. А нам теперь и мед можно пить свободно, поелику мы собрались вкупе. Пить можно, чтобы веселому быть, но только головы под стол не бросать... Выпьем же за семью нашу. Сорок лет крамола была галицкая, терзала нас. Это же не один день и не один год. Сколько крови пролито, а все же по-нашему стало. Нашим стал Галич, нет уже крамольников.

Он поднял кубок, и бояре по старшинству стали подходить к нему с кубками, чокались и поздравляли.

Когда осушили не один жбан, стольник Яков побежал на подворье, позвал музыкантов. Они сели у порога на скамьях и заиграли на трубах и на гуслях. Незаметно и вечер подошел. Даниил встал из-за стола. Это был знак для всех - обед кончился. Даниил поклонился и вышел, за ним стали выходить бояре.

Даниил пошел отдохнуть. Радостно встретила его Анна. "Ты доволен, ладо мой?" - целовала она его. Теперь будет Даниил дома, наступает спокойная жизнь. А потом они вместе поедут в Галич. И Лев звал посмотреть, как строится новый город.

Даниил прилег на скамье, положив голову жене на колени. Анна разглаживала пальцем морщины на его лбу. Вот уже и седые волосы вплелись в буйные Даниловы кудри. А давно ли, кажется, они поженились? Ох, давно, уже больше двадцати пяти лет! А вместе пришлось быть мало, ой как мало!

Даниил задремал, дышал ровно и тихо. Анна не шевелилась, оберегая его сон.

Приоткрылась дверь. Анна махнула рукой - тише! К комнату заглянул дворский Андрей. Его шаги небыли слышны на устланном звериными шкурами полу. Андрей подошел к Анне.

- Разбудить надобно князя! - прошептал он.

Анна погрозила - нельзя. Но Андрей настаивал:

- Дело вельми неотложное.

- Вставай, Даниил! - прошептала Анна. - Боярин Андрей пришел.

- Княже! Всадники татарские приехали, - сообщил Андрей неожиданную новость. - Гляди!

Даниил встал, подошел к окну и увидел на подворье татарскую сотню. Татары в островерхих шапках сидели на конях и смотрели по сторонам. Неподалеку от них стояли дружинники. Из теремов повыскакивали бояре.

- Гонец ханский приехал, что ему сказать?

Анна заломила руки. Даниил подошел к ней, обнял и ласково промолвил:

- Успокойся! - И вышел из светлицы.

В сенях он остановился.

- Ты говорил с ним, Андрей?

- Спрашивал. Он ничего не ведает. Только грамоту привез.

- Это не посол, а гонец. Негоже князю разговаривать со слугой. Позови к себе, а мне потом поведаешь.

Он отослал Андрея, а сам, охваченный тревогой, пошел в гридницу. Задумался и не заметил, как вошел Андрей.

- Грамоту привез, - подал Андрей свернутый в трубку пергамент.

Князь впился глазами в татарские письмена.

Всего два слова было написано в грамоте: "Отдай Галич", а значили эти слова: "Отдай землю Галицкую и Волынскую".

Так и делал Батый - отбирал землю у одного князя и отдавал другому. И князей между собой ссорил, и силы русские разъединял.

Прибежал обеспокоенный Василько, за ним Лев и митрополит Кирилл. Князь приказал позвать Семена Олуевича и тысяцкого Демьяна.

- Видели? Еще гости приехали. - Данило горько усмехнулся. - Не ждали непрошеных гостей на наш обед, а они тут как тут. Татары - это такие гости, что их не кличут, они сами лезут.

- А с чем приехали? - спросил Кирилл.

- Хан Батыга хочет, чтоб я Галич отдал, - в гневе сказал Даниил и ударил кулаком по столу так, что кубки полетели на пол. - Отцовскую землю. А это значит - и всю Волынь! Что скажете вы мне, что посоветуете?

Тут открылась дверь, и в гридницу вошел Мирослав. В такую минуту и болезнь не могла его удержать.

Первым заговорил Кирилл:

- Княже! Гнев твой справедлив. Сердце болит за землю нашу. Подумай ты, и мы помыслим, что будем делать.

- Как ушли отсюда татары, то и носа сюда не показывали, - еле слышно произнес Андрей.

- Боялись, встретили мы их тут не ласково... И о войске твоем татарский хан знает, - добавил Семен Олуевич.

Поднялся Лев, выбежал на середину гридницы.

- Не отдавай, отец, Галича! Пойдем на них походом! - Он дрожал. - Походом против них! А этих, что приехали, вели изрубить! - И Лев схватился за меч.

Даниил подошел к нему, взял за руку:

- Ты, сынок, зол на врага, как и отец твой. Но не дело говоришь ты. Изрубить - не такая уж хитрость, татар тут немного. Только храбрость на поле брани показывают.

К Даниилу подошел тысяцкий Демьян.

- Прогони их, княже, это и будет твой ответ.

- А потом что? Придут всей ордой и снова наш край разорят. Что ты мыслишь, Мирослав?

Мирослав сидел глубоко задумавшись. Он поднял голову:

- Что я мыслю, княже? Думок много, как птиц в лесу, летают во все стороны, за хвост их не схватишь. А одна вьется близко, к груди припадает, крыльями трепещет, к сердцу ближе всего она. Такая думка, как и у всех нас, - как бы землю свою спасти. А вот как, не могу выразить - гнев и рассудительность в одно слились. Я так скажу - ворог сильнее нас, и мечом сегодня не возьмешь, о другом думать надобно. Лев храбро сказал, но нынче не так нужно действовать.

Даниил сел, но снова поднялся, до порога дошел, остановился и вернулся к столу.

- И меч нужно держать наготове, и оттачивать его. Но здесь разум на помощь покликать надо. И слово нам мечом станет. Державу на одном мече не удержишь. Тут мыслить нужно, и с врагом по-всякому уметь бороться. И к пчеле не подойдешь, не подумав, и меду у нее не возьмешь без умения. Но пчела - это создание невинное, безропотное. А татары - злодеи лихие, тати ночные. Не токмо мечом, но и разумом с ними бороться должны мы. Изучить мы их должны, чтобы знать, как бороться, а тогда и меч пригодится. Болит сердце у меня, да разве только у меня. - Даниил умолк и глянул на всех.

- Так что же? - вопросил Мирослав.

- Не дам Галича! Поеду сам к Батыю! - твердо произнес Даниил.

Все молчали, потрясенные смелыми словами Даниила.

- Ответствуйте, верно ли я молвил?

Ответа не было. Только Андрей осмелился:

- Коль надобно ехать - поезжай, княже. Об одном только прошу - возьми меня с собою, помогать тебе буду.

2

Двадцать шестого октября 1245 года князь Даниил отправился в дорогу. Ехал он через Владимир, Луцк, Дорогобуж.. Во Владимире на день остановился у брата.

Василько показал Даниилу, как он стены заново переложил. Удивился Даниил: как много сумел Василько сделать за малое время.

Ехали старым киевским шляхом: еще не все разрушенные оселища ожили, оставались следы Батыева нашествия.

В одном оселище только стены обугленные торчат, в другом - и стен даже нет, все травой поросло. И нивы, когда-то обрабатываемые трудолюбивыми смердами, укрылись бурьянами. Люди ютились больше всего вокруг городищ и городов, побаивались вражеского нападения. А в некоторых оселищах люди в родные хаты возвратились, отстроили их, лес корчевали, нивы расширяли.

Как только останавливались на отдых в оселищах, Теодосий бродил по улицам, звал хозяев, беседовал с ними. Там, где в смердовских усадьбах было запустение, разыскивал плуги, рала в бурьянах, сетовал:

- Люди жили, детей своих к труду приучали, но, видишь, проклятый Батыга прилез, сколько горя принес!

Сжимал кулаки Теодосий, грозил ненавистному врагу.

...В Киев приехали поутру. Даниил велел свернуть в Выдубецкий монастырь - там жил его знакомый игумен. У ворот монастыря, где остановились всадники, Теодосий крикнул в окошко:

- Открывай, слуга божий, князь Данило к вам в гости едет.

Узнав, что прибыл князь, монах быстро открыл ворота и уставился подслеповатыми глазами на князя, о котором много слышал.

Татары не пощадили и Выдубецкий монастырь - разграбили его и кресты с церквей посрывали.

Даниил посмотрел на монастырские строения и обрадовался: так мало времени после Батыевого нашествия прошло, а уже и стены новые из камня и дубовых колод сделали, и службы монастырские воздвигнули. А большая церковь целая осталась, не могли разрушить ее татары- из крепкого кирпича и камня она была сложена, и огонь не взял.

Во дворе Даниил сошел с коня. К нему подбежал смуглый монах.

- Игумен ждет князя, - поклонился он.

Даниил направился за ним.

- Святой отец там, у своей кельи, - показал монах в сторону маленького домика, огороженного забором.

Оттуда навстречу гостю вышел среднего роста человек с бледным лицом, обрамленным седой волнистой бородой. Это был игумен.

- Мне уже сказали, княже, что ты прибыл, - начал он грубым, хриплым голосом. - Здравствуй! Много лет живи! Да бережет тебя господь. Будь гостем моим.

И он пригласил князя сесть на скамью, стоявшую возле домика, напротив церкви святого Михаила. Церковь прилепилась на высокой, обрывистой круче, и здесь же, возле нее, игумен дом себе поставил. Даниил собственными глазами увидел теперь красоту, которой славился Выдубецкий монастырь. Место это понравилось князю Всеволоду Ярославовичу, сыну Ярослава Мудрого. Отвесной стеной спадала круча от церкви к берегу Днепра; отсюда открывался чудесный вид на Заднепровье.

- Хорошо? - спросил игумен.

Даниил в ответ только приложил руку к сердцу.

- Надолго ли к нам, княже?

- Нет, еду дальше. А как вы тут?

- Вельми плохи дела у нас. И князя нет в Киеве, миновали золотые времена. Батый пожаловал Киев владимиро-суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу^*. Но сам Ярослав не приезжал сюда, а прислал своего воеводу. Горе великое в Киеве - города нет, оселище теперь на месте города.

^* (Ярослав Всеволодович - отец Александра Невского.

)- А я, владыка, к Батыю еду. Помолись за меня, отслужи молебен, ибо в страшную и тяжелую дорогу я собрался.

- Не смогу сегодня, княже, завтра отслужу. А может, и сегодня вечером.

Даниил подумал и ответил:

- Хорошо, пусть будет завтра утром. Только собери всех монахов, чтобы пели.

О многом рассказывал игумен, а потом, словно бы невзначай, сказал:

- Ох, воины вы храбрые! Когда же воспрянет наш Киев?

Эти слова болью отозвались в сердце Даниила. Он посмотрел на игумена. Озабоченный старик нравился ему своей подвижностью и откровенностью. Даниил придвинулся к нему ближе и сказал:

- Не только ты о Киеве мне молвил, отче. Повсюду люди сим опечалены. Одно скажу - не горюй. Поднимется наш Киев, - может, не сразу, но поднимется.

Игумен, обрадованный этими словами, схватил Даниила за руки.

- Поднимется Киев, помогут ему города русские, - продолжал Даниил после недолгого молчания, - и ты, отче, так и говори людям: "Будет жить наш Киев, пока солнце светит". Деды наши построили его не для того, чтобы отдать чужакам.

Успокоенный словами Даниила, игумен хлопотливо вскочил со скамьи.

- Отдохни в моих покоях, никто тебе не помешает. А может, голоден с дороги? Ох, стар я стал, забывчив, не пригласил тебя сразу к трапезе, уж ты прости меня, княже: ныне я обо всем забыл, твой приезд - радость для меня великая. А я уж думал, что так и умру тут, не увидев ни одного русского князя.

Подошел Андрей и поклонился игумену.

- Здрав буди, владыко! Да поможет тебе бог!

Игумен ответил ему с поклоном"

- Садись, боярин!

- Да нет, мы пойдем на Киев поглядим, - сказал Даниил.

- Кони стоят нерасседланные, тебя ждем, - обратился к нему Андрей.

- Я монаха вам дам, он вам покажет. Может, и к Дмитрию Ейковичу, боярину Ярослава, заедете?

- Хорошо придумал ты, владыко, посылай с нами монаха.

Монах Варлаам, тот, который привел князя к игумену, легко вскочил на коня.

- Дозволь ехать, княже!

Выехали из ворот, свернули в лесную чащу - дорога в город терялась между деревьями. Монах рассказывал, как скрывались от татар:

- Долго мы в лесу обретались, и игумен с нами - стар он уже, здоровьем плох, но все же выдержал. А не все наши монахи живы, сорок пять, самые молодые, сложили головы на киевских стенах, с мечами стояли против ворога.

Дорога то опускалась в овраги, то поднималась на пригорки.

- А то пошла дорога к Днепру, - кивнул Варлаам в сторону широкого оврага, - к тому берегу, где Владимир киевлян крестил... Яр крещатый называется.

Поднялись на гору, подъехали к Золотым воротам. Глянул на них Даниил и ничего не сказал; молчали и спутники. Разрушенные, исковерканные зияли ворота. Рядом с развалинами кое-где прилепились вновь отстроенные домики, а дальше опять пустырь. Улицы и сады заросли густой травой, заборов не видно.

- К боярину Дмитрию Ейковичу завернем? - спросил Варлаам.

- Нет, к Десятинной церкви, - ответил Даниил.

Киевляне с удивлением смотрели на необычных всадников. В конце улицы виднелись развалины Десятинной церкви. Даниил вспомнил о своем помощнике боярине Дмитрии, и на сердце стало тяжело. Здесь, на этой земле, ходил он, призывал киевлян защищать Киев.

Возле церкви сошли с коней.

Под ногами валялись камни, а между ними пробивалась трава. Сколько людей погибло под этими обломками!

Теодосий бродил среди руин церкви, разгребал кучи камня. Что-то увидев, он позвал дружинника, и они вдвоем сдвинули громадный камень - под ним был виден кусок железа. Теодосий начал рыть дальше, разбросал обломки кирпичей и вытащил меч. Железо покрылось ржавчиной, а на держаке блестело три драгоценных камешка.

Теодосий подбежал к Даниилу:

- Смотри, княже, чей-то меч нашли. Может, Дмитриев?

Даниил взял меч в руки, осмотрел его:

- Нет, не такой. Меч Дмитрия я знаю - сам ему дарил.

Теодосий задумался: "А может, это меч Иванки? Ведь Ростислав поехал в Киев с отцовским мечом, новгородским подарком?"

Долго сидел Даниил на камне и рассматривал печальные руины.

К боярину Дмитрию Ейковичу не пришлось ехать - он сам прибыл сюда. Найти Даниила было нетрудно - в городе только и разговоров было, что о приезжих.

Боярин сошел с коня, поклонился.

- Здрав буди, княже! Рад приветствовать тебя в Киеве!

- Здрав буди, боярин! В гости к вам в город заехали.

- Прошу ко мне. Вы гости дорогие, не татары. - Он оглянулся с опаской. - Но кто ты еси, княже? - спросил Дмитрий Ейкович. - Не знаю, не видел я тебя.

- Да ты и не мог меня видеть. С другого я конца земли Русской. Из Холма.

3

От Киева поехали правым берегом. Остановились напротив Переяславля. Нужно было переезжать Днепр. На том берегу сидели татары, грелись на солнце. Теодосий закричал:

- Эй вы, желтоносые! Ладьи сюда подавайте!

Татары повскакали и что-то ответили. Теодосий, сняв шапку, замахал ею: "Сюда! Сюда!"

От берега оттолкнули ладью. В нее вскочили шесть человек и поплыли. Теодосий кричал:

- Да что вы только одну ладью? Разве мы все в ней поместимся?

Андрей остановил его:

- Замолчи, Теодосий. Послали одну ладью - хотят узнать кто едет.

Ладья подошла к берегу. Седобородый старик крикнул:

- Татары спрашивают: кто едет?

Кроме старика, в ладье сидело пятеро татар.

Андрей ответил:

- Скажи, что князь Данило из Галича к хану Батыю едет.

- Коназ Данила! Коназ Данила! - закричали наперебой татары и погнали ладью обратно.

- Куда же вы? - возмутился Андрей, но старик ответил ему, что они поплыли к сотнику.

Вскоре татарский сотник сам переправился сюда, и с ним пришли все ладьи, стоявшие у берега. Сотнику было поручено довезти русского князя до табора Куремсы.

Даниил вошел в первую ладью, за ним вскочили Теодосий и еще два дружинника - они сели к веслам.

Ханский темник Куремса получил приказ Батыя сопровождать князя Даниила в Орду. В дороге он не разговаривал с князем, а после каждой остановки садился на коня и в сопровождении сотни нукеров ехал вперед. За ними трогался Даниил со своими дружинниками, а за русскими шла сотня татар.

Долго пришлось ехать русским путникам, морозы застали их в дороге. Даниил все время молчал. Андрей с Теодосием пробовали развеселить его, но князь неохотно улыбался и не отвечал на шутки.

Рядом с наезженной зимней дорогой шла другая, по которой верблюды тащили арбы, груженные бревнами. Два верблюда выскочили из обоза и опрокинули арбы.

- Смотрите, смотрите! - воскликнул Теодосий.

К опрокинутым арбам с бранью бежали татары-надзиратели, размахивая плетями. Возле арб возились невольники, пытавшиеся поднять и снова погрузить бревна, но, обессиленные, валились в снег. К ним подбежал надзиратель, стегал беззащитных людей плетью.

Русские остановились, пораженные увиденным.

Невольники закрывались от ударов, прятались под арбы. Но татары только больше свирепели. Теодосий показал Даниилу на обессилевшего человека, который, укрывшись под арбой, отполз дальше, а потом, вскочив, бросился бежать. На нем были изодранные постолы, из которых выглядывали пальцы; одет он был в истлевший кафтан и старые, ветхие штаны. Подпрыгивая на отмороженных ногах, беглец не заметил, что его догоняют. Надзиратель сбил его с ног конем и начал топтать...

Куремсе сообщили, что русские остановились, и он послал нукера с приказом, чтобы трогались.

Теодосий наклонился к дружиннику, ехавшему рядом:

- Видел, как над нашими издеваются?

Подъезжая к Сараю - столице Батыя, - русские с любопытством рассматривали неведомый город.

Впереди они увидели много юрт. А дальше, за юртами, возводились каменные дома. Батый уже начал строить город, подобный тем, которые он видел на Руси и в завоеванной его дедом Чингис-ханом Средней Азии.

Спустившись с пригорка и переехав по льду реку Итиль, путники приблизились к первым юртам. Войлочные юрты стояли не рядами, а вокруг юрт тысячников.

Татары с любопытством смотрели на русских.

- Русски коназ, русски коназ! - выкрикивали бежавшие сбоку татарские ребятишки.

- Смеются над нами, - буркнул Теодосий.

Чем дальше продвигались, тем шумнее становилось.

Все больше встречалось татар. Они стояли кучками. Около юрт невольники рубили дрова, возле одной из них татарин гонялся за изможденным невольником. Догнав, он бил его нагайкой, а невольник закрывал лицо руками и бегал вокруг юрты хозяина.

К Куремсе подъехал татарин, и все двинулись за ним.

- Жить будете здесь, - указал татарин на юрты.

- Лучше уж на кургане спать, чем тут, - недовольно процедил Теодосий, заглянув в одну из юрт.

Дружинники пошли к юртам, на которые указывал им татарский сотник.

- Располагайтесь, - велел Андрей, - занимайте юрты и хозяйничайте.

Расседлав коней, дружинники привязали их к юртам и нерешительно ходили вокруг. Князя Даниила и боярина Андрея татарский сотник повел к большой юрте. Приподняв войлок, он зашел вместе с ними. В центре юрты было выложено из камней основание для костра, вокруг разостланы звериные шкуры. Вверху находилось отверстие для дыма.

Дружинники стали устраиваться на новом месте. В каждой юрте разместилось по десять дружинников. Они собирали хворост, рубили бревна, разбросанные возле юрт, разводили костры. Но сырое дерево горело плохо, дым стлался по земле, ел глаза. Дружинники открывали входы, чтобы дым скорее вытягивало наружу, но это не помогало - в юрту врывался ветер и еще больше раздувал дым. Долго возились галичане, пока привыкли. Постепенно они научились класть понемногу дров и следить за тем, чтобы огонь не угасал. Дым теперь поднимался вверх и выходил в отверстие в потолке.

Измученные длинным переходом, все уснули.

4

Через три дня Куремса повел князя Даниила к Батыю. Тот разрешил князю взять только боярина Андрея и Теодосия. Когда миновали множество юрт и вышли на большую площадь, Даниил увидел в центре ее, на пригорке, огромную юрту. Над ней развевался на ветру ханский стяг. Подходить близко к юрте джихангира никому не разрешалось. Пятьсот нукеров-тургаудов охраняли площадь и всех, кто самовольно приближался сюда, встречали стрелами. В сагайдаках у нукеров было по пять стрел с отравленными наконечниками. Горе было неосторожному, осмелившемуся без разрешения перешагнуть неглубокий ров вокруг площади!

Куремса подошел к сотнику нукеров, показал золотую пайцзу и произнес слово "коназ". Сотник кивнул головой и, взмахнув саблей, воткнул ее в землю. Это означало, что дорога в священную юрту открыта. Нукеры взяли мечи у Даниила и сопровождавших его Андрея и Теодосия.

- Никто из чужих не может войти на площадь с оружием в руках. Такова воля хана, - пояснили гостям.

Впереди степенно шагал Куремса, за ним шел князь Даниил, держа руку на поясе. Навстречу им от ханской юрты двинулись двадцать тургаудов. Батый во всем следовал своему деду, грозному Чингис-хану. Правда, у деда в личной охране была тысяча тургаудов, а Батый держал пятьсот. Самой надежной была сотня отобранных лично Батыем храбрейших и отважнейших воинов - сыновей преданных Батыю ханов и темников.

Хотя первые стражники и пропустили русских, но вскоре их снова задержали - так здесь было заведено: всех, кто идет к хану, тщательно и многократно проверяют. Еще в начале похода на землю оросов завистливые родственники-чингисиды совершили покушение на Батыя - не один из них хотел стать великим джихангиром, покорителем вселенной. И с тех пор Батый ни шагу не ступал без верных тургаудов - они, словно тени, спешили за ним повсюду. Шел ли он по лагерю, мчался ли на коне - они ни на шаг не отставали. Они были рядом с ним даже тогда, когда он спал в своей юрте; невидимые для сторонних глаз, они скрывались в складках стен юрты в то время, когда он разговаривал с прибывшими к нему ханами и князьями.

Тургауды выхватили кривые сабли и, встав друг возле друга, преградили путь пришедшим. Сотник тургаудов поравнялся с Куремсой, тот снова показал пайцзу, и сотник взмахнул саблей - тургауды расступились и, разделившись на две группы, пошли по бокам, сопровождая князя Даниила и его спутников. У входа в юрту два тургауда скрестили копья, преградив дорогу. Сотник, согнувшись, пробежал под копьями и скрылся в юрте.

Даниил держался спокойно. Татары все делали молча, и это молчание угнетало. Теодосию было не по себе. Сдерживая кипевшую в нем злость, он осматривал тургаудов. Все они как один были одеты в сверкающие кольчуги. Кожаные мягкие сапоги с загнутыми носками, кожаные штаны мехом внутрь ("для тепла", - сказал Теодосию вчера один татарин), железные наколенники; туловище сковано кольчугой, под кольчугой меховая епанча с короткими полами. На голове сверкающий высокий узкий шлем. В руках у каждого - короткое копье, а у пояса кривая сабля. Теодосию давно хотелось спросить, долго ли придется так стоять, но грозный вид Куремсы вынуждал его прикусить язык. С каждой минутой все более обидным казалось это бесцельное ожидание. "Зачем Батый заставляет так долго ждать?" Теодосий незаметно переступил с ноги на ногу. Какой позор! "Никому не рассказывай, Теодосий, - велел он сам себе. - Никому не говори, как долго стояли мы у порога. Ничего! Подожди! Я припомню, отомщу Батыю за это. У русских душа не из теста, а из камня". Но вот из юрты бесшумно выскользнул сотник и поднял полог. Куремса, отойдя в сторону, пропустил Даниила. Вслед за князем двинулись Андрей и Теодосий. Куремса остался ждать их у входа.

В первую минуту Даниилу показалось, что они вошли в темную яму. Он протер глаза рукой и, увидев перед собой низкий, широкий трон, шагнул дальше. Андрея и Теодосия сотник схватил за рукава и кивком головы велел остаться у входа.

Батый, поджав ноги, сидел на троне со сложенными на животе руками. На зеленом чапане сверкала выкованная из серебра кольчуга. На голове золотом горел шлем, сделанный китайскими мастерами. Этот шлем не был похож на шлемы тургаудов - он был шире и украшен драгоценностями. На груди у Батыя висела золотая пайцза. Батый хотел предстать перед русским князем во всей пышности. Трон был сделан по образцу трона его деда. Только у Чингис-хана трон был из слоновой кости с позолотой, а у Батыя - серебряный, с золотыми ручками. Но для Бату-хана уже делали новый трон, из чистого золота, награбленного у оросов.

Возле трона неподвижно сидели на ковре, поджав под себя ноги и не отрывая глаз от повелителя, его воеводы.

- Ты пришел, князь Данило? - покровительственным тоном спросил Батый.

Даниил сделал вид, что не заметил этого тона, - ни один мускул не дрогнул у него на лице.

- Пришел, великий хан. Про Галич поговорить пришел, - неожиданно для Батыя ответил Даниил на татарском языке.

Батый удивленно прищурил глаза и погладил ручки трона.

- Могучей присылал к тебе гонца? Я ему приказывал.

Даниил молчал, ожидая, что Батый скажет дальше.

- Я приказывал ему послать гонца. Твоя земля от меня далее всех оросских земель, но мои кони протоптали по ней дорогу для моих гонцов. Там, где прошли монголы, земля принадлежит им.

Воеводы утвердительно кивали головами после каждого его слова. А Батый продолжал, поглядывая куда-то в сторону, словно бы здесь, в юрте, и не было гостей:

- Великий Чингис-хан своим орлиным взором окинул тот край, где заходит солнце. Дух Великого Воина посылал меня туда, через всю землю оросов. Все коназы оросские идут ко мне, и только ты не шел... И я решил взять у тебя Галич, чтобы отдать другому князю оросскому, который будет повиноваться мне.

Батый умолк, закрыв глаза. Даниил какое-то мгновение размышлял, подбирая такие слова, чтобы они и хана не обидели, и для него самого не были бы унизительными.

- Я не шел к тебе, внук великого Чингис-хана, без приглашения, ибо знаю обычаи твоего народа: ежели гость идет непрошеный, он есть не друг, а враг.

На устах Батыя мелькнула улыбка. "Остер на словах этот русский".

- Я и сейчас тебя не звал.

- А твоя грамота ко мне в Галич? Разве это не приглашение? У нашего народа русского давний обычай: коль обращаются к тебе с добрым словом, и ты отвечай добром, и в гости идут только друзья.

Батый сложил руки на животе.

- Пьешь ли ты, коназ, кобылье молоко, напиток наш - кумыс?

- Не пил никогда, нет у нас обычая такого, но ежели ты, хан, угостишь, то выпью.

- Выпей кумысу.

К Даниилу подбежал тургауд с большой чашей кумыса. Даниил взял чашу, посмотрел на хана и начал пить.

Батый, вцепившись в ручки трона руками, внимательно следил, как русский князь пьет татарский кумыс.

Даниил поставил чашу. Батый заметил:

- Ты уже наш, пьешь по-нашему.

Даниил в знак согласия кивнул головой. "Видно, велика сила у этого Чингисова внука, - думал Даниил, - коль он такую орду в своих руках держит и походы такие проделал. Велика! А нужно ее сломить!"

- Ты, коназ, приехал просить у меня тархан, ярлык? Не боялся, что я могу убить тебя?

"Вот куда повернул, - мелькнуло в голове Даниила. - Пугать надумал, что ли?"

- Позволь ответить тебе, великий хан. И у вас и у нас такой обычай: гостя не обижают, а привечают. Разве возрастет слава великого хана оттого, что он убьет безоружного человека?

Батый откинулся назад, вспыхнул. Через мгновение он овладел собой.

Даниил спокойно продолжал:

- Про ярлыки я не ведал, ибо па земле своего отца сижу. А ежели на эту землю ярлык твой надобен, я могу взять его.

Батый кивал головой. Этого русского князя на ссору не вызовешь, на обидные слова он умеет умно ответить. Пускай сидит, как сидел. На рубеже русских земель он будет охранять и безопасность татар. Не нужно только говорить ему об этом, а то еще подумает, что его просят.

Не услыхав от Батыя больше ни одного слова, Даниил сказал после небольшой паузы:

- Великий хам! Я не боялся ехать к тебе, ибо думал, что сердце твое расположено к друзьям и храбрым воинам. Ты даровал жизнь моему воеводе Дмитрию - про то вся Русская земля ведает.

Эти слова приятно подействовали на честолюбие Батыя. Он подумал, что князь говорит не хуже китайских мудрецов.

- Ты верно сказал, коназ Галицкий. Ты мне теперь друг, а па друзей меч не подымают.

Батый приветливо улыбнулся. Слова Даниила о милости Батыя к Дмитрию растопили его сердце. Воеводы, сидящие рядом, слыхали эти слова и завтра же разнесут хвалу Батыю, услышанную из уст галицкого князя.

Даниил вполголоса прибавил:

- Еще прошу тебя, великий хан, позволить поклониться твоей княгине Баракчине.

Батый был окончательно покорен Даниилом. К Баракчине идет! Сам захотел поклониться ей! Нет, обманывали его, Батыя, шептуны, выдумывая небылицы о галицком князе, будто он и слова приятного не умеет сказать...

Батый кивнул головой в знак того, что беседа окончена.

Хмурый возвращался Даниил в свою юрту. Теодосий не выдержал.

- Почто опечалился, княже? Оттого, что поклонился ему? Так это же в гостях, обычай требует этого. Ты же не падал ему в ноги и не просил у него ничего? Нет. Совесть у тебя чиста. А что горько на душе - верю. Русской душе тяжко выдерживать такое.

Даниил так сурово глянул, что Теодосий отпрянул.

- Ты!.. Ты!.. - глаза князя сверкнули злым огнем. - Не суй свой нос! То княжье дело. Знай свое место... Тебе надлежит быть со смердами, а с ханом я сам буду беседу вести, без тебя...

Теодосий побледнел. Вернувшись в свою юрту, он рассказал товарищам о своей обиде.

- "Сам"... - шептал он. - "Сам"! Да разве хан так говорил бы с ним, ежели бы не боялся русских! Показали ему наши и в Рязани и в Киеве... "С ханом я сам буду беседу вести..." Будешь, когда за спиной русский люд стоит, крепкой силой возвышается.

- Молчи, Теодосий! - погрозил ему молодой дружинник.

- Молчу. Я только вам сказал... А если и узнает Данило, пусть голову рубит. Мне уже все равно. Может, кто и шепнет ему на ухо...

Дружинники обиделись.

- Шепнет? - горячился молодой дружинник. - Что ты, Теодосий! Разве мы не люди?

Теодосию стало неловко.

- Это я так, вырвалось... Простите, други, в груди кипит... Разве ж нам тут сладко? Легко ль терпеть Батыгову неволю?

...Куремса прибежал к юрте Даниила.

- Отдыхай, княже. Велел хан Батый никуда не пускать тебя, чтоб отдохнул тут, ибо ехал долго. А потом и в дорогу. А ярлыки я тебе принесу.

В юрте тепло. Дружинники научились уже топить монгольские печи. Даниил прилег на шкурах поближе к очагу.

...Двадцать пять долгих дней прожил Даниил в Сарае - столице Золотой Орды. Русских далеко от юрт не пускали. Батый велел приставить к дружинникам нукеров и следить за ними. Только князю да Андрею дал пайцзы. Андрей ходил по Сараю, разыскивал русских невольников; ему удалось выкупить кое-кого из киевлян и владимирцев. Разузнавал он про тысяцкого Дмитрия, но известие было печальным - умер Дмитрий в неволе.

Словно на крыльях летели домой путешественники. Как только Батый дал согласие на отъезд, Даниил ни единого дня не задерживался в Сарае.

5

Василько встретил бояр у порога, пригласил к столу:

- Садитесь, садитесь!

- Почто так рано позвал?

- Может, князь Данило возвернулся?

- Нет еще. Думаете, так скоро? Далек путь туда, далек и оттуда, - вздохнул Василько.

Вошел дворский Михаил, поздоровался с боярами:

- Был я у епископа, просил его, приедет сейчас.

Епископ владимирский Иоанн не задержался.

- Мир дому сему и всем, кто в нем, - сказал он, входя.

Бояре встали и поклонились ему. Иоанн прошел к столу и сел на скамье у стены, на почетном месте. Невдалеке от стола стояла скамья, которую никто не занимал, - Василько велел поставить ее для папского посла.

- Начинай, княже, для чего звал, - молвил епископ.

Василько посмотрел в окно.

- Начинать можно, только гостя нет. Подождем, что он нам скажет. Слух про нашу землю по всему свету идет. Многие хотят узнать, как мы живем. Папа римский прислал посла к нам. Нет князя Даниила, так он ко мне приехал. Доминиканского ордена монах Плано Карпини. Он к Батыю едет.

В сенях послышался шорох. Михаил вышел навстречу и открыл дверь перед римским послом.

Плано Карпини медленно вошел в светлицу и кивком головы поздоровался с присутствующими. Бояре сидели, не тронувшись с мест. Василько рукой показал на скамью и предложил гостю сесть. Монах обратился к Васильке:

- Милостивый княже, позволь начинать. Я знаю славянский.

Василько кивнул головой.

- Все мы Христа единого дети, - начал доминиканец,- но веры у нас разные. Отец наш праведный, папа римский, наместник бога на земле, страждет душой - хочет всех христиан навести на путь истины. И меня, яко посла своего, к вам направил, чтобы сказал я вам слово божие. Объединиться нам надо, и для этого папа обращает к вам свой голос: склонитесь к единой матери-церкви!

Под боярами заскрипели скамьи. Бояре смотрели то друг на друга, то на князя и епископа. Монах сидел неподвижно.

- Папа наш, святой Иннокентий, в лоно католической церкви зовет вас. Я прочту вам грамоту папы.

Он вытащил из-под сутаны свиток пергамента, встал и, откашлявшись, начал читать папскую буллу. Бояре слушали, склонив головы. Они не знали латинского языка и не понимали, что читает монах. Но Василько и епископ Иоанн прислушивались к каждому слову.

Окончив чтение, монах отдал пергамент князю Васильке.

- Слушай, княже, - первым заговорил епископ, - вельми приятно пишет папа, до единого слова я все запомнил, и посол его очень складно говорит. Да нам и наша вера приятна. Мы не идем к папе просить его в нашу веру переходить, почто же он нас тянет в свою? Пусть он молится по-своему. Крест - еще не все. В душе надобно крест и веру иметь. Я с князем Даниилом в поход на Дрогичин ходил и видел там деяния темпличей-рыцарей: детям малым головы разбивали, женщин убивали, а на корзнах и щитах у сих рыцарей крест... - Епископ умолк.

- А папа посылает их обращать наш народ в веру католическую! - зашумели бояре.

- Нашу землю хотели подмять под себя! О кресте говорят, а крестом в неволю загоняют!

- Знаем и про тайных послов!

- Генрих зачем к нам лазил?!

- Чтоб и нашим детям головы разбить?

Василько поднял руку, и бояре затихли.

- Выслушали мы посла папского. Он свое молвит, а мы свое. Какой ответ дадим? Нет князя Даниила, и митрополита Кирилла нет. Пусть грамота папская лежит. Вернется князь - покажем ему, а тогда уж ответ через послов пришлем.

Доминиканец встал.

- По дороге в ханскую Орду завез я вам эту буллу. Папа ждет ответа.

Кивнув головой князю и епископу, папский посланец размеренным шагом вышел из комнаты.

Бояре снова зашумели:

- Он нас дурачить хочет!

- В свою веру обращает!

- Чтоб и мы такими разбойниками стали, как они! Василько утихомирил их.

6

Уже месяц прошел после возвращения Даниила из Орды, но он еще никуда не выезжал, сидел в тереме. Тревожило это бояр и воевод.

Андрею-дворскому больше других были ведомы тайные думы Даниила, больше других он знал, чем вызвана черная печаль. Когда они возвращались из Орды, Андрей часто сидел с ним в возке. Грустил князь, подобен был осенней неприветливой туче.

- Как ты, Андрей? Не тошно ли тебе оттого, что ездил к врагам нашим? - И умолкал, а потом хватал его за руку и обжигал горячими словами: - Переживем сей срам! Не ради татар, а ради себя ездили! - И сжимал кулаки.

Андрей успокаивал его:

- Уйми свое горе, княже. Не забыл я мудрой твоей речи. Ведь ты сам говорил: "И слово мечом нашим будет". А я слышал слова твои, Батыю сказанные, и уразумел умом своим малым, что значит мудрое слово. Мудрость твоя - второй наш меч.

- Слово! - задумался Даниил. - Слово! Надобно, чтобы все уразумели, почему пришлось нам с татарами разговаривать. Не забыл ты, как княжич Лев выхватил меч?

...Великое горе пало на голову Даниила: по возвращении домой не застал он в живых любимую жену Анну - без него и похоронили.

Мало видел Андрей Анну, проводя почти все время в походах с князем. Лишь теперь понял, кем она была для Даниила. В походах Даниил никогда не вспоминал о жене, скрывал от людей свою тоску. А теперь все увидели, как сильно горевал князь Даниил, подолгу сидел с дочерью Доброславой. Она утешала отца в глубоком горе. Как незаметно выросла Доброслава!

Даниил видел, что бояре избегают упоминать о поездке к татарам, молча сочувствуют ему. А это возмущало Даниила. Пусть немощному сочувствуют, а он еще твердо стоит на ногах. Не плакать, не вздыхать надобно, а мыслить, как врага уничтожить!

Угодничают, пресмыкаются бояре, все больше лестью Данилов слух услаждают. Только смерд Теодосий правду в глаза сказал. От этих слов Даниил до сих пор приходил в бешенство. Но втайне был согласен со смелым дружинником. По дороге из Орды Даниил ни разу не говорил с Теодосием, и Теодосий сторонился князя: видно, не мог забыть, как грубо оборвал его Даниил. По возвращении в Холм Даниил позвал его:

- Почто не идешь ко мне?

Теодосий посмотрел исподлобья.

- А зачем смерду соваться к князю? Способен ли смерд со своим малым умом разумное слово молвить?

Услышав это, Даниил подскочил к Теодосию, больно ухватил его за подбородок, смяв в цепких пальцах Теодосиеву бороду.

- Упрям! - зарычал он и порывисто отошел от Теодосия.

Тот молчал.

- Говори! - рассвирепел Даниил. - Говори, а то я... - Он весь дрожал.

- Что? - спокойно спросил Теодосий. - Голову снимешь? Снимай! Иванку казнил, и меня можешь казнить.

Лицо Даниила перекосилось. Он до крови закусил губу. Значит, смерды все еще не забыли смерти Иванки? И этот смерд тоже ненавидит его, князя, ненавидит и не скрывает этого. Не боится! Камень, а не человек! Это не то что льстивые бояре.

- "Казнить"! И велю казнить!.. Но ты мне нужен живой.

Теодосий шагнул к нему.

- Бери живьем!

Даниил сел на скамью, сжав ладонями виски. "Этот смерд - настоящий воин! Ежели бы такими все бояре были..." Он поднял голову и встретился с ясным, пронизывающим взглядом Теодосия.

- Что говорят люди о нашей гостьбе у Батыя?

Теодосий, подумав, развел руками.

- Захочешь ли слушать?

Даниил насупился, бросил сурово:

- Послушаю.

- Люди все вельми понимают. Тяжко всем, что князь земли нашей ездил на поклон к Батыю окаянному. То все едино, что люд весь поклонился... Люди молвят: "Злее зла такая честь татарская". Но время ли печалиться! Если голову склонишь, то скорее на шею сядут. От опечали и стыда еще злее станем против врага.

Теодосий умолк, молчал и Даниил.

"Что же он молчит?" - думал Теодосий. Ему хотелось поскорее уйти от этой гнетущей тишины.

- Иди! - глянул князь на Теодосия невидящими глазами.

Теодосий не шелохнулся, ноги не слушались. Ужель это Даниилов взгляд? Будто не живой человек, а святой, нарисованный на церковной стене, впился в него деревянными глазами.

- Чего стоишь? - повышает голос Даниил. - Иди прочь!

Теодосий, поклонившись, попятился к порогу. Вдогонку ему летели слова:

- Злее зла! Увидим еще, чья возьмет!

...Даниил собрал бояр. Вышел в гридницу, опоясанный мечом.

- Что? Заскучали без дела? Не к лицу нам лежать на печи!

И сразу велел Семену Олуевичу ехать в Перемышль, Андрею - в Теребовлю.

- А тебе, отче митрополит, пора в Никею^*, на рукоположение к патриарху. Почитают тебя на Руси - и в Новгороде, и в Киеве: от собора русских епископов к митрополичьей власти пришел. А надлежит так, чтоб и патриарх благословил. Тяжелые времена у нас миновали, да и у них там улеглось. А по дороге присмотрись, что там, за Карпатами, творится, как король Бела чувствует себя. Всюду смотреть надобно... А я во Львов поеду, посмотрю.

^* (Никея - город в Малой Азии, расположенный недалеко от Константинополя, резиденция патриарха.)

7

- Как ты камень укладываешь, куда лепишь? - гремел Авдей на каменщика. - Приедет князь Данило, что скажет?

Парень снял камень, начал обтесывать его молотком.

- Вот так, с этой стороны бугорок стеши и приложи к тому камню, а потом и обмазывай, - показывал Авдей.

Он поднимался очень рано, и его видели то у терема, то у стен, то у башни - всюду, где возводились постройки нового города.

Авдей и не заметил, что Даниил стоит с сыном за грудой камней и слушает его разговор с каменщиком.

- А что же князь скажет, Авдей? - спросил Даниил. Авдей испуганно оглянулся и застыл от неожиданности. Опомнившись, он сорвал с головы шапку и поклонился.

- Так вы только тогда хорошо камни укладываете, когда князь приезжает? А если бы он не приехал, так можно класть как попало? - пошутил Даниил.

Авдей не растерялся:

- Прости, княже, ты меня этим обижаешь. Разве я только при тебе хорошо работаю? Ты меня давно знаешь.

- Ну, Авдей, уж и пошутить нельзя! Здравствуй, градостроитель. - Даниил подошел ближе и обнял Авдея.- Вижу, что уже и город скоро будет, - Даниил указал на домики у подножия горы.

- А то, княже, Подгородье возводят. Люди разные тут, каждый себе хату лепит, и купцы уже появились, и ковачи.

Даниил был доволен.

- Зови, сын, побольше людей, пускай едут, - улыбнулся он Льву. - Город будет большой, всем будет к чему руки приложить, всех принимай... Ну, пойдем, Авдей, покажешь, что ты там уже построил. А то я только что с коня сошел, еще и не видел ничего.

Авдей повел его.

- Сюда, княже, взойдем, на этот пригорок. Это, видишь, уже стены стоят - тут будет терем для князя Льва... Были бы стены, а крыша будет! - сыпал словами старик, довольный похвалой Даниила.

Зашли внутрь будущего терема. Даниилу понравились ровные стены горниц.

- Терем будет в два наката. Внизу - для детей да слуг княжьих, а вверху - светлицы для князя и княгини да почетных гостей.

- Это хорошо, - хвалил князь. - А для иных гостей?

- Пойдем дальше - покажу.

У стен работало много людей - одни тесали камни, другие размешивали раствор, третьи укладывали камни в стены.

- Так и делай, Авдей, чтоб ходить по стенам можно было, чтоб два воина могли разойтись.

Даниил поднялся на только что возведенную стену, глянул вдаль. За два года много сделали тут. Люди уже селились возле нового города.

- Будет город, - вслух, будто ни к кому не обращаясь, произнес Даниил. - Будет город, как лев, могучий, и жить этому городу Львову долго...

- Да! Так и мыслим, - сказал Авдей.

- Отдохнуть бы. Где вы живете? - обернулся князь Даниил к Авдею.

Авдей посмотрел на Льва. Тот ответил:

- Есть у нас где отдохнуть. Для меня дом построен. Потом, когда в терем перееду, отдам его дворскому. Да и у Авдея есть своя хата тут же, в крепости.

Даниил спросил у Авдея:

- И жена твоя переехала?

- Переехала, только вельми не хотела сюда и ругала меня. Переехали сюда, а тут только голая гора. Вырыли яму в земле и стали жить. Там, где я, там и моя жена - одного не отпускает. Прошу ко мне.

Они миновали строящийся терем князя и пересекли пригорок. За двумя дубами стоял небольшой домик.

- Это и есть мой терем. - И Авдей пригласил князя зайти в дом.

Даниил разглядывал помещение.

- Молодец ты, Авдей! Уважаю тебя за то, что голова у тебя светлая. И где ты всему научился?

Даниилу хорошо было известно, откуда Авдей родом и у кого учился. Но, зная, что старик гордится своими предками-градостроителями, Даниил снова спросил его.

- Учил меня отец, а его учил мой дед - он в Киеве строил много. Мы градостроители еще от деда-прадеда. Сказывал дед мой, что прадед у Ярослава Мудрого Софию воздвигал, стоит и сейчас тот храм над Днепром. Во! В Киеве множество было градодельцев и ковачей разных. Русский люд ко всему способен.

Даниил рассматривал потолок. Маленькая светлица у Авдея, но как украшена! В каждом углу потолок подпирал столб с резьбой, такая же резьба шла и вдоль стен, под потолком. Авдей вырезал лепестки, листья и всякие узоры.

- Когда ты успел все это сделать?

- Была бы охота. Весь день я со строителями, но и свой дом не забываю. Тут я и утром посижу и вечером, при свечке. Стыдно будет, если гости зайдут, а у градодельца как в конюшне.

- И столы сам делал? - спросил Даниил,

- Сам.

- Береги, Лев, такого зодчего! Стройте Львов, чтобы не стыдно было перед гостями. Чего доброго, еще и король Бела захочет к нам приехать. Покажем ему Львов... А ты готовься, скоро в Венгрию поедем, в гости к Беле, - послы от него прибыли.

8

Ворота Изволенского замка отворились, и оттуда выехали шесть рыцарей на белых конях. Закованные в железные латы, они мчались навстречу Даниилу. Подъехав, поклонились и стали с двух сторон по трое, чтобы сопровождать гостя.

Даниил наклонился к Кириллу и сказал так, чтобы было слышно и Льву, ехавшему слева от отца:

- Теперь угры нас встречают, а помышляли, чтоб мы из Галича навстречу им выезжали.

Кирилл кивнул головой, лукаво улыбнулся.

- И еще хотели, чтоб мы послов к ним слали. Да не выдержал король, сам прислал. А мы что же... Если нас приглашают, мы не отказываемся.

Из ворот выехал король в сопровождении воевод. Он остановился и выждал, пока русские приблизятся, а затем, оставив своих воевод, поспешил навстречу к Даниилу.

- Чествую князя великого русского на земле своей, - и жестом пригласил в замок.

Повернув коня, поехал рядом с Даниилом. У ворот он первым пропустил гостя.

Дружинники осматривали королевский замок. Перед приездом гостей король согнал тысячи крестьян для уборки замка. Двор был вымощен камнями, а дальше, за второй стеной, стоял дворец, окруженный парком. Дружину оставили на первом дворе, а Даниила, митрополита Кирилла, Льва и Андрея-дворского король пригласил во дворец.

Вечером Даниил послал Андрея к дружинникам, узнать, как с ними обращаются. Андрей был доволен увиденным.

- Княже, они живут как дома. Для каждого в светлицах сделан отдельный помост, спать можно спокойно. У каждого есть чем укрыться, и кормят хорошо. Только Теодосий нарекает.

- Чего он хочет?

- Молвит, что за ним, яко за младенцем, ходят, никуда ни на шаг не отпускают, и что хлеб не такой, как у нас...

- Может, еще про мед поминал?.. Скажи, пусть прикусит язык. Он с послами в чужую страну приехал и пусть уважает здешние обычаи.

На следующий день король пригласил к себе Даниила и митрополита. Перед этим Кирилл зашел к князю.

- Что тебе король сегодня говорил?

- Боится нашего войска и татар боится. Думает, что я приехал от Батыя, сговорившись с ним забрать Венгрию.

- Так и сказал?! - воскликнул удивленный Кирилл.

Князь улыбнулся.

- Кто же прямо так скажет? Где это видано, чтобы послы иль короли говорили то, о чем думают! С ними разговаривай, а сам отгадывай, что у них на уме.

- Ты, Даниил, со всеми говорить умеешь, тебя можно посылать послом ко всем королям.

- Ты думаешь, Кирилл, что я только языком и умею с ними воевать?

- Про меч я не говорю. Пусть Бела у тебя поучится. А что ты о свадьбе ему ответил?

- Молвил, что не мне с его дочерью жить, а сыну моему. Пускай на нее Лев посмотрит, и ежели понравится, тогда и будем говорить.

- Так он же видел ее.

- То давно было. Пускай сын сам жену выбирает. Я по себе знаю. Если бы мать меня неволила, может, и не захотел бы я идти с выбранной ею нареченной... Думаю, будет Лев зятем Белы. И для земли нашей спокойнее.

- А как же другой зять - Ростислав, наш знакомец ярославский?

- Зять! Теперь через Белу, может, и с ним породнимся... - И сердито добавил: - Пусть и близко не подходит, продажная душа!

Дверь открылась, в светлицу вошел Лев.

Даниил оглянулся. Лев был обут в сафьяновые красные сапоги. Кольчуга, сделанная из тончайших железных и серебряных пластинок, облегала его стройный стан. Шелом для него сделали лучшие кузнецы Холма. Тонкий меч висел на серебряном поясе.

Женитьбой Льва на дочери короля Белы был скреплен венгерско-русский союз. Бела и Даниил торжественно поклялись не поднимать оружия друг на друга.