8. Старая барыня

Не успели отшуметь именины, как в Каменке снова началась суета.

Приближались святки.

Повар Фомушка, получивший в подарок за именинный обед плису на шаровары и рубаху тонкого полотна, уже делал с Александром Львовичем обход кладовых, птичника и погребов.

Арина Власьевна перецеживала наливки, никому не доверяя этого опасного по соблазну дела. Снова пересчитывались посуда и серебро.

Вытирая узенькую лодочку-блюдо от великолепного сервиза, Клаша обронила ее, и синие черепки со звоном разлетелись в стороны. Экономка Арина Власьевна вихрем подлетела к девушке и больно дернула ее за косу.

- Мужичье сиволапое. Куроцапы вы, а не девки,- накинулась она на всех девушек, убиравших посуду.- На скотный двор вас, а не в господские палаты. Пойдем к барыне,- потянула она Клашу.

Утирая рукавом слезы, Клаша покорно пошла в комнаты старой барыни.

Екатерина Николаевна сидела за пасьянсом и о чем-то разговаривала с генералом Раевским, когда Арина Власьевна вошла к ней вместе с Клашей.

- Уж такая неприятность, матушка барыня, не знаю, сказывать ли. Вот эта мерзавка...

- Ежели можно не сказывать - не расстраивай зря,- остановила Екатерина Николаевна.- Знаешь ведь, не люблю расстраиваться.

Клаша упала на колени.

- Блюду я от синего состава разбила,- проговорила она сквозь всхлипывания.

Екатерина Николаевна приподняла унизанные кольцами руки.

- От синего сервиза?! Nicolas,- обратилась она к сыну,- ты помнишь, что это за сервиз?

- Еще бы! Подарок английского короля. Разве допустимо давать такие вещи в руки девкам...

Екатерина Николаевна вдруг спросила насмешливо:

- Уж не мне ли, или твоим дочкам из-за этого сервиза в судомойки превратиться? И вовсе не потому дорог он мне, что везли его в Россию под охраной, или потому, что подарил его король...

- А почему же, маменька?- удивился Раевский.

- Да потому, что подарок этот сделан мужчиной женщине,- с гордостью ответила старуха.- Ступайте прочь,- велела она Арине Власьевне и Клаше.

Когда они вышли, она вновь стала раскладывать прерванный пасьянс, не переставая разговаривать с сыном:

- Честолюбив ты не в меру, мой друг. Я бы ни за что не приняла предложения Волконского. На мои глаза он нисколько не люб Машеньке. Да и где ему завладеть ее сердцем? Ведь он ей в отцы годится.

Раевский недовольно откашлялся.

- Вы, maman, знаете, сколь дороги мне интересы моих дочерей. А Волконский - лучший жених в России.

- Ну и бог с ним. Нам лучших не надо. Нам хороших хватит,-отыскивая пару для трефового короля, возразила мать.- Машенька еще очень молода. Подождем ее выбора.

- А ежели ее выбор окажется неподходящим?- про-тягивая матери из пасьянса две шестерки, спросил Раевский.

- У меня в доме бывают молодые люди только отличного общества. Среди них сколько хочешь подходящих женихов,- возразила Екатерина Николаевна.

- Однако, maman, не стали бы вы прочить Машеньке в женихи, ну, хотя бы Пушкина...

Екатерина Николаевна пожала плечами.

- Чего скажешь, за сочинителя...- засмеялась она. Потом смешала карты:- Устала я, пошли-ка ко мне дочек. Я за суетой и не нагляделась на них вдоволь. Небось, заберешь их с собой в Киев. Там контракты, поди, скоро начинаются.

- Я своих дочек на ярмарки не вывожу,- холодно ответил Раевский.

Когда он вышел, старуха велела позвать к себе Арину Власьевну.

Та явилась с целым ворохом образцов кружев, только что забранных у кружевниц.

Некоторые узоры особенно понравились Екатерине Николаевне и, узнав имена вязальщиц, она велела выдать им "особливую порцию гостинцев".

- Как вашей милости угодно будет,- кланяясь, сказала Арина Власьевна,- а только осмелюсь доложить: похвальба холопкам - пагуба. Им ни о чем другом и думать не полагается, окромя как господам угодить. А уж как Ульяша плетет, так это точно диво! У барыни Аглаи Антоновны на парижских сорочках кружева против Улиных не лучше. Характерная девка, а мастерица первеющая.

Арина Власьевна тяжело опустилась на пол возле корзинки с кружевами и стала сообщать старой барыне новости девичьей и дворни.

Первой к бабушке вошла Маша.

- Ну и глаза у тебя,- взглянув на нее, улыбнулась Екатерина Николаевна,- диаманты черные, а не глаза.

Не удивительно, что они закаленного в боях генерала обожгли.

- Разве папенька уже сказывал вам?- с живостью спросила Маша.

Екатерина Николаевна пристально поглядела на нее:

- Дело не в папеньке, а в тебе самой.

- Папенька ничего не может сделать такого, чтобы не было прекрасно!- восторженно вырвалось у Маши.

Бабушка усмехнулась.

- Эк вы все влюблены в своего папеньку!- Заметив, что лицо внучки омрачилось, она шутливо взяла ее за ухо.- А с Пушкиным кто кокетничает? Ну-ка, погляди на меня своими угольками...

Маша серьезно поглядела бабушке в глаза и села у ее ног на придвинутый Ариной Власьевной пуф. Она не знала, что ответить Екатерине Николаевне, потому что ей самой трудно было разобраться во всем, что случилось в эти дни.

Вчера отец передал ей официальное предложение князя Волконского, сделанное через Орлова. Отец дал свое согласие на этот брак. Ему и в голову не могло прийти, чтобы его желание не было законом для дочери. Когда Маша сказала: "У меня к князю Волконскому пет нежного чувства", Раевский удивленно поглядел на нее.

- При заключении разумного брака, оно вовсе не обязательно, мой друг.- И, помолчав, добавил:- Особливо брака с таким достойнейшим из достойнейших, как князь Волконский. Впрочем, со свадьбой я не тороплю...

Вспомниная этот короткий разговор, Маша, прислонившись к бабушкиным коленям, рассеянно перебирала образцы кружев.

Легонько постучав в дверь, вошла Елена. Ее обычно бледное лицо казалось еще бледнее от синего платья с высоким воротником. Она подошла к бабушке и поцеловала ей руку. Маша чуть подвинулась на пуфе, чтобы дать место сестре.

Екатерина Николаевна опустила взгляд на склоненные к ней головы внучек.

-Ведь эдакие разные - чернушка и беляночка. Кто бы сказал, что сестры.

Елена закашлялась и никак не могла перевести дыхание.

- Нынче опять снаряжу вас в Крым,- с беспокойством глядя в ее налившееся кровью лицо, сказала Екатерина Николаевна.

- До весны далече, матушка барыня,- вмешалась Арина Власьевна.- Можно бы барышню и у нас от грудной болезни полечить. Кабы только милость ваша выслушать соизволили.

- Небылицы какие-нибудь,- небрежно проговорила Екатерина Николаевна.

Арина Власьевна поджала губы.

- Как угодно, матушка барыня.

- Нет, бабушка, пусть скажет,- попросила Маша.- Арина Власьевна, голубушка, ну же скажите.

Экономка не сразу заговорила:

- Мамзель Жоржет, как жила в столицах у графов Лавалей, знавала там крепостного знахаря,- при господах состоял он. И не только всю графскую фамилию из лечил он своими травами, а даже из иных барских домов к нему за его снадобьем присылали.

Елена, перестав, наконец, кашлять, вытерла лоб концом шейного шарфика и внимательно слушала экономку.

- Я сама не раз принимала его,- продолжала старуха,- оно и удары падучей утишает, и дрожание сил отъемлет, мигрену мигом прогоняет, биение нервов останавливает и даже барабаны в ушах мягчит.

Веселый Машин смех прервал экономку.

- Напрасно изволите смеяться, барышня.

- Нет, Элен, это восхитительно!- хохотала Маша.- "Барабаны в ушах"!

- А состав-то снадобья помнишь?- тоже улыбаясь, спросила Екатерина Николаевна.

- Отлично помню. Чистого сабура требуется полчашки, цицварного корня да венецианского териаку помалу, окромя сего, еще стираксы да сахарку для вкуса и настоять все на водке. Ужасть, до чего пользительно!

Елена перешла к книжному шкафчику и стала перебирать кожаные с золотом на корешках старинные томики.

- Вели нам сюда чаю подать,- приказала экономке Екатерина Николаевна.- А снадобье свое приготовь, я его сперва на ком-либо из дворовых испытаю. А ты, Машенька, спела бы мне. Давно я твоего голоса не слыхала.

Маша послушно подошла к клавесину.

На легкие прикосновения ее пальцев старый бабушкин клавесин ответил наивными, грустными звуками, будто зазвенели гусли.

- С таким аккомпанементом нехорошо выйдет,- сказала Маша.- Если желаете, я лучше вам в гостиной спою.

Екатерина Николаевна сама подошла к клавесину и села на стул с высокой резной спинкой. Сдвинув выше локтей кружевные манжеты платья, она взяла несколько аккордов, потом, уронив руки на колени, задумалась.

Обе внучки с радостным нетерпением ждали бабушкиной игры.

И когда ее маленькие, сморщенные пальцы задвигались по пожелтевшим клавишам, девушки, прижавшись друг к дружке, слушали мелодию отлетевшей бабушкиной молодости.

Им казалось, что клавесин то наивно смеется, то жеманно грустит, то нежно воркует. Но вот бабушка вспомнила что-то бравурное, страстное. Быстрей запрыгали желтые клавиши, и весь черный клавесин задрожал на тоненьких высоких ножках.

Обрывисто прозвучал последний аккорд, и Екатерина Николаена откинулась к высокой спинке.

- Что вы играли? - взволнованно спросила Маша.

- Не помню...- бабушка огляделась, будто отыскивала глазами только что вставшие в памяти образы прошлого.

Наступило долгое молчание.

- Не нравится мне твой наряд,- вдруг обратилась

Екатерина Николаевна к младшей внучке: - цвет темный, шея и руки прикрыты. Подайте-ка что-нибудь из журналов мод. Хотя бы вот тот сборник в красном переплете.

Я выберу фасон, а Жоржет его к современному подгонит.

Маша взяла с полки большую красную книгу.

- А, знаю, бабушка, это "Новости господина Флориана". Прочти-ка предисловие, Ленуся.

Елена, открыв книжку, пробежала глазами несколько строк и улыбнулась.

- "Государыни мои,- начала она вслух.- Вот новые новости господина Флориана в российском платье. Повергаю их к стопам вашим, зная, что вы всегда любили писателя, коего слог, подобно тихому, приятно по камешкам журчащему ручью, привлекает к себе все чувствительные сердца. Благосклонное принятие ваше, сверша желания мои, побудит меня и впредь упражняться в переводе книг, вам приятных. Впрочем, имею честь быть ваш всегда истинный обожатель".

- Как забавно!- перелистывая книгу, сказала Елена.

- А вы на фасоны поглядите,- пышность какая, красота... Вот этот, например. У меня точь-в-точь такой был сделан в Париже из тафты. На голове чепец, из белого гофре, убранный пунцовой лентой. В ушах большие круглые золотые серьги. На шее белый флеровый пышный, полуоткрытый платок, затем коротенькое пьеро с флеровыми рукавами, тоже обшитое пунцовою лентой. Юбка такая же, как пьеро, и пунцовые атласные башмачки.

- Прелесть вы в сем туалете были, наверное, несказанная! - воскликнула Маша.

Екатерина Николаевна снисходительно улыбнулась.

- Тогда пунцовый цвет очень носили,- продолжала она задумчиво,- хотя в то же время появилась уже мода обшивать платья черным и желтым цветом. Ее называли a la cоntre revolution^*. Но по причине близости ее к фонарному столбу, была она опасна и потому скоро исчезла.

^* (Контрреволюционная (франц.). )

Еще была у меня к этому костюму шляпа из тафты с блондами. Дядюшка Потемкин очень любил, когда я надевала ее немного набок, а здесь спускалась гирляндка из цветов и пышный бант. Я в ней на миниатюре изображена. Она у вашего отца должна храниться.

- Я ее видела, бабушка,- снова направляясь к книжному шкафчику, ответила Маша.- Я хочу взять у вас одну книгу.

Она достала коричневый томик. Открыла первую страницу: "Генриетта де Вальмар, или мать, ревнующая к своей дочери, истинная повесть, служащая последованием к "Новой Элоизе" господина Ж. Ж. Руссо".

- Это мне можно читать?- спросила Маша, показывая бабушке книгу.

Екатерина Николаевна улыбнулась:

- Уж коли вы Пушкина слушаете и читаете, так и это можно...