14. Устрицы и медальон

Александр Львович Давыдов собственноручно выбирал из круглой корзины черноморские устрицы, привезенные Шервудом.

- Ах, молодец, ах, золото мое! - хвалил он Шер-вуда.- И как это ты так быстро обернулся! Ну и устрицы!

Он откладывал на отдельное блюдо самые маленькие и старательно обирал с них морскую траву, которой они были прикрыты.

- Фомушка, ты эти, помельче, ко мне в кабинет снеси и лимончиков парочку положи.

Повар Фома не разделял восторга своего барина.

"Нешто это кушанье? Расколупнешь, а в середке ровно студень, а то и еще похуже",- думал он.

Шервуд еще не успел переодеться с дороги и, весь забрызганный грязью, докладывал Александру Львовичу о необходимости произвести срочный ремонт на новой мельнице и о расходах на эти исправления.

Александр Львович на полуслове поднялся и ушел вслед за Фомой, который немного брезгливо держал в руках серебряное блюдо с устрицами. Шервуд с едва заметной усмешкой смотрел вслед, но обычной злобы за пренебрежение, с которым обращались с ним русские баре, на этот раз не чувствовал. Уж слишком удачной была его поездка. И не то радовало Шервуда, что в его карманах осталась порядочная сумма из выданной Александром Львовичем на расходы. Трепетало от счастья сердце Шервуда потому, что, случайно познакомившись в Нежине с молодым офицером драгунского полка Федором Вадковским, он узнал от этого офицера то, о чем в своыхмечтаниях лазутчика и помышлять не смел. Шагая по своей полутемной комнате, Шервуд еще и еще раз возвращался мыслью к своей нежинской удаче.

Две-три фразы, сказанные там Вадковским по поводу Давыдовых, когда он услышал, что Шервуд едет в Каменку, сразу подали сыщику мысль, что Вадковский один из "тех".

Что "те" волнуются, хлопочут, собираются, действуют- это Шервуд знал.

Аракчеев уже давно крикнул всей шпионской псарне: "Ищи!" И Шервуд стал ретиво искать, ибо знал, что охота идет на редкую и ценную добычу.

В имении Давыдовых с первых же дней он учуял, как чует охотничья собака, что здесь, непременно здесь, надо остановиться. И сделал "стойку".

В разговоре с Вадковским Шервуд явственно услышал шорох подстерегаемой добычи.

Венгерское вино, выпитое за обедом, развязало язык этого драгуна.

- Вы англичанин,- чокаясь с Шервудом, говорил он,- и, конечно, гордитесь своим островом. Но и самоед любит свою страну, любит прогорклый жир северных оленей, любит вечный снег, слепящий ему глаза. Уверяю вас, мистер Джон: в России были и есть люди, пламенно любящие свое отечество, почитающие за счастье отдать ему свою жизнь! Вы слышали когда-нибудь о Новикове, о Радищеве, о Чаадаеве?! Вы знаете о том, что лучшие сыны России и теперь стремятся к тому, чтобы отечество наше вступило, наконец, на путь истинного просвещения и свободы...

- Ах, если бы это было так! - с умело выраженным сочувствием ответил Шервуд.

- Даю вам слово! - пылко крикнул Вадковский.

Еще бутылка. Еще одна. Затем последовало приглашение Вадковского заехать к нему на квартиру "откушать кофею" и послушать игру на скрипке.

Вдохновенная игра офицера вызвала искусственные восторги Шервуда.

Душа Вадковского распахнулась широко - по-русски. Он обнял гостя и с улыбкой протянул ему футляр от скрипки.

- Вот ящичек. Знаете, что в нем?

Возбужденный не столько вином, сколько игрой на скрипке и приятной беседой, Вадковский смотрел в бледное лицо Шервуда доверчивым блестящим взглядом.

Шерзуд тронул красную суконную обивку футляра крепкими, покрытыми веснушками пальцами.

- В ящичке, вероятно-, канифоль? Вадковский засмеялся.

- Не угадали, мистер Шервуд.

Подали кофе. Вадковский наполнил прозрачные чашечки.

- Сейчас велю подать коньяку.

Он хлопнул в ладоши, но слуга не появился.

Вадковский сам пошел за коньяком.

Момент - и футляр в руках Шервуда. Крышечка от бокового ящика поднята... Под ней желтая канифоль... А это?

Крепкие веснушчатые пальцы схватили белый листок. Имена, имена: Волконский, Пестель, Басаргин, Давыдов, Барятинский, Поджио, Охотников, Лихарев и еще... еще...

Глаза впились в имена, но мозгу не запечатлеть всех... Послышались шаги.

Футляр в сторону, а клочок бумаги под рубашку, в медальон с портретом девушки...

Заперев дверь на ключ и плотно завесив окна, Шервуд открыл медальон.

- Теперь уж скоро-скоро я буду не только унтером Украинского полка. За этот листок меня наградят так, как умеют награждать русские "цари за оказанные им услуги. Если грубый конюх Бирон мог сделаться здесь правителем государства, то я, Шервуд, куда умней его. Я далеко пойду! И уж тогда посмотрим, что скажет твой отец, надменный русский самодур,- злобно проговорил вслух Шервуд, еще раз поглядев на хорошенькое личико в овальной рамке, и захлопнул медальон.