32. Силы морские и сухопутные

Роты Московского полка кончали ужинать. Солдаты аккуратно разложили вокруг опустевших мисок деревянные, блестящие от постного масла ложки и стали размещаться по нарам.

В темноте переговаривались вполголоса:

- Завтра, слышь, с утра сызнова на присягу погонят...

- Беспременно погонят. Старшой сказывал.

- Эх, цари, цари!.. И от живых от них беспокойства не оберешься, а помрут - и того хуже. Молись за него, чтоб в ад не упекли, а опосля на верность новому присягай...

- Да еще то одному, а то другому. Вроде как ныне.

- Ничего, новым веником париться будем.

- Это так. Да кто ж все-таки новый будет, окончательный?

- Миколай заместо Константина править будет.

- Аль не поладили братья?

- Вестимо. Константин между поляков обжился, полячку, слыхать, за себя и замуж взял. Когда под Кали-шем стояли, видал я его самолично. Обрядность на нем вся польская. Обличьем в батюшку Павла Петровича, такой же курносый, рыжий и росточком мал...

- И я видал - чистый Павел,- подтвердил кто-то.

- А Миколай тоже, говорят, штука.

- Одна сатана,- ответил тот же твердый голос.

- Вот кабы который из них срок солдатчины урезал, - вырвалась из глубины души чья-то заветная мечта.

- Да кабы насчет воли...

- Вишь чего захотели,- с горечью откликнулись с дальних нар.-Держи карман шире...

О-хо-хо, хо-хо,- сокрушенно вздохнул кто-то.

Настала тишина, долгая и напряженная. Потом послышался зевок. Другой. Третий.

Вдруг голос уверенный и твердый проговорил:

- А куда бы лучше было, братцы, кабы царей вовсе -нне было.

- Видно, без них невозможно,- послышалось насмешливое возражение.- Французы вот, к примеру, десять годов тому назад Бонапарта сбросили, а заместо него Людовика Дизвитова^* поставили.

^* (Dix huit (XVIII) (франц.). )

- Так выходит, братцы,- зазвенел совсем молодой голос,- что без царей никакая держава стоять не может?

- Походил бы с мое по белу свету, знал бы, что без царей люди куда почище нашего живут, а которые дурни...

- Слышь, Яригин, ты того, полегче, братец,- топотом остановил товарища солдат Колокольцев,- забыл, что поручик Бестужев наказывал, чтоб до утра побереглись. Завтра делов хватит... А коли нас заране сцапают...

- Ладно, дождем утра...

На полковом дворе в полумраке утренних сумерек строились роты.

Поправляли кивера, пристегивали сумки с патронами.

Бестужев, торопясь к казармам полка, столкнулся у калитки с Каховским.

- Ну, как? - спросил тот.

- Сейчас выйдем. Я уж на рассвете был здесь. Люди, брат, золотые. С полуслова поняли.

- Смотрите же, не погубите лейб-гренадеров.- Каковский погрозил пальцем.- Они тоже выходят.

- Рады стараться,- отдал честь Бестужев и вошел в калигку.

Вместе с Щепиным-Ростовским отдавал последние Распоряжения:

- Не забывать же присяги, ребята. Заверяем, что никакой облигации от Константина Павловича не было, и присяги ему до тех пор не изменять, покуда он сам лично не потребует.

- Чего там,- говорили меж собой солдаты,- как присягнули Константину, так ему и быть А го повадятся друг через дружку на трон скакать, а на наших спинах рубцы останутся.

- Это как пить дать...

- Знамя где?

Над полком взвилось боевое знамя.

- Сюда подай! - крикнули из пятой роты.

- Ишь вы, больно прытки,- ответил знаменный унтер. Рядовой Колокольцев подбежал к нему:

- Подай, тебе говорят.

Схватился за древко. Другие подбежали на подмогу. Завязалась борьба. Древко затрещало.

Щепин с обнаженной саблей протиснулся в гущу. Ткнул в плечо рядового. Тот отскочил:

- Да ведь я за вас, ваше благородие! За Константина!

- Не безобразь!-скомандовал Щепин.- Стройся колонной в атаку!

- Колонной в атаку! - командовал у ворот и Бестужев.- Шагом марш!

Двинулись к воротам, но навстречу генерал Фредерикс.

- Стой! Куда? - крикнул генерал, багровея от над сады.

А в ответ такое же грозное:

- Вы за кого, генерал?!

- Я присягнул государю Николаю Павловичу. Что за...- и не договорил: сверкнуло лезвие обнаженной сабли в руках Щепина, и Фредерикс упал.

- Шагом марш! - снова прозвучала команда.

Солдаты двинулись. Но опять раскаты начальнических окриков, громкий спор, какая-то возня. Снова раненые - генерал Шеншин и полковник Хвощинский. Кто-то захлопнул тяжелые ворота. Часть полка осталась во дворе, другие роты двинулись. И пошли... пошли. Вот уже Фон-танка. Знамена распущены, мерная дробь барабана как будто бодрит, ускоряет шаг.

Московцы шли по запорошенным снегом улицам туда, каменной площади, где Медный Всадник вздыбил уздой могучего коня.

И как снежный ком, двигаясь, обрастает снегом, так обрастал, разбухал и ширился Московский полк от все большего и большего числа примыкавших к нему людей...

Батальон Гвардейского экипажа, собранный возле казарм, приготовили к присяге. Принесли аналой. Пришел полковой, священник. Заняв было место возле аналоя, он вдруг отошел в сторону и растерянно переминался с ноги на ногу.

Генерал Шипов, бригадный командир, держа манифест обеими вытянутыми вперед руками, торопливо читал его, глотая слова.

Матросы хмурились: только что стало известно, что двух мичманов, которые отказались присягать новому царю увели на гауптвахту.

- Погляди-ка, как у бригадного командира руки дрожат,- шепнул один матрос другому.

- Краденое держит,- пожал тот плечами.

Издали послышалась ружейная пальба.

Матросы насторожились.

Шипов очень торопился дочитать манифест и все же не успел: с шумом распахнулись ворота, вбежал: Николай Бестужев:

- Ребята! Наших бьют! Не выдавать! За мной!

Матросы, как один, ринулись за ним.

"Орудия захватить бы из арсенала!" - на бегу вспом-нил Бестужев, но остановиться не мог.

Он уже перестал ощущать себя отдельным существом от бегущих рядом с ним. Он стал только частицей человеческого потока, несущегося с гулким топотом и громкими криками к Неве и дальше, на Петрову площадь, где едный Всадник вздыбил медного коня...

Прямо через Неву поручик Сутгоф и батальонный адъютант Панов вели по льду три роты лейб-гренадеров.

Вскарабкавшись по обледенелым ступеням, они вышли против Зимнего дворца и быстрым маршем направились в его внутренний двор.

Комендант Башуцкий, выбежав им навстречу, стал пожимать офицерам руки:

- Сколь радостно видеть усердие к защите престола молодых командиров и вас, молодцы гренадеры...

- Стой! - отшатнулся Сутгоф.

Среди саперов, стоявших у входов во дворец, раздался хохот.

- Вот ускочили, так ускочили! - пошутил взводный.

- Назад, ребята, это не наши,- скомандовал Сутгоф.- И бегом за ворота.

- Мерзавцы! - вырвалось у Башуцкого.

- Эх,- вздохнули саперы, а молодой подполковник из французов недоуменно пожал плечами.

- За мной, ребята! - командовал Сутгоф.

- Здорово, гренадеры! - вдруг окликнул голос Николая Павловича.

Не сразу узнали этот голос. Совсем не тот, что бывал на ученье. Вместо властной грубости - вибрирующая неуверенность.

Ответили сдержанно:

- Здравия желаем, ваше императорское высочество.

Проглотил "высочество", но оно холодным комом за стряло в груди.

"Значит, не за меня". И уже совсем смирно проговорил:

- За меня - направо. Нет - налево.

- Налево! - приказали Панов и Сутгоф.

- Налево!-откликнулись гренадеры и маршем зашагали к каменной площади, к Медному Всаднику.

Рано утром генерал Воропанов, собрав всех офицеров лейб-гвардии Финляндского полка, по'здравил их с новым императором и прочел, особенно внятно отчеканивая каждое слово, отречение Константина и манифест Николая,

Белокурый поручик, барон Розен, вдруг отделился от вытянувшейся шеренги офицеров и еще по-юношески звонким голосом спросил:

- Если все читанные вашим превосходительством бумаги тождественны подлинникам, в чем не имею причины сомневаться, то почему нам не дали сразу же после кончины государя императора Александра Павловича присягнуть Николаю Павловичу?

Генерал оторопел. Не сводя налившихся кровью глаз с белокурого поручика, он отступил на несколько шагов и, глубоко забирая воздух после каждого слова, проговорил:

- Поручик Розен, о том думали и рассуждали люди и постарше и поумнее нас с вами...

Услышав насмешливое покашливание, генерал вовсе побагровел.

- Господа офицеры! - по-начальнически крикнул он.-Вы неприлично ведете себя. Да... да... неприлично... Неблагопристойно... Ступайте по своим батальонам и приводите людей к присяге. И чтоб все было как подобает! Иначе...

- Иначе вот что,- проговорил Розен, когда, вернувшись домой, прочел оставленную ему Рылеевым записку: "Вас ждут в казармах Московского полка..."

- Распорядись, Анюта, чтобы не распрягали,- попросил он жену, которая с тревогой смотрела в его как будто внезапно постаревшее лицо.- Я должен сейчас же ехать...

- Андрюша, почему ты не глядишь на меня? - спросила Анна Васильевна, бледнея.- Должно быть, началось то, о чем ты мне рассказывал?

- Да, Анюта, то самое...

- А мне можно с тобой?

- Нет, мой дружок, нельзя тебе... Она глубоко вздохнула:

- Ну, поезжай, господь с тобой...

Перекрестила и поцеловала в лоб.

На Исаакиевском мосту кучер обернулся.

Ты что?

Не проехать, ваше благородие. Народ валом валит, Розен приподнялся в санях, Взглянул вперед и вздрогнул.

От самого моста, по которому он ехал, и дальше плоть до Исаакиевской площади, и по самой площади,- всюду двигались и перекатывались с места на место гу-стые толпы.

Пестрели шляпки, платочки, широкополые шляпы Рантов, пестрые блонды чепцов, купеческие кафтаны, ар-мяки и кацавейки, а в середине, у самого памятника Петру над стройным четырехугольником по-военному одетых людей развевалось боевое золотисто-зеленое знамя Московского полка.

- Поезжай домой,- выпрыгивая из саней, приказал Розен кучеру и, придерживая длинную шпагу, звякавшую по булыжнику мостовой, стал пробираться к московцам.

У самого каре кто-то взял за плечо.

- Пущин...

- Здравствуй, Розен. Видишь - маловато нас... Если можно, достань еще людей.

- А где же Трубецкой?

- Пропал... А может быть, спрятался... Так, если можно, достань помощи. А нет - и без тебя тут довольно жертв.

- Я сейчас.

Бросился назад, в свой Финляндский полк. Запыхавшимся голосом торопил солдат:

- Проворней, проворней! Вложить кремни. Взять патроны. Должно спешить, ребята. Нашей помощи ждут.

Батальон выстроился. Офицеры стали у своих рот. От корпусного командира Воинова прискакал адъютант с приказанием вести батальон к Зимнему дворцу.

Двинулись колоннами.

На набережной граф Комаровский передал тот же приказ уже от имени царя.

Посредине Исаакиевского моста раздалась команда:

- Ружья заряжай!

Солдаты стали креститься.

Розен оглянулся назад: за его стрелками стояло еще шесть взводов, а впереди только один - карабинерский,

И когда граф Комаровский скомандовал: "Вперед!", Розен, набрав полные легкие крепкого, холодного воздуха, выдохнул всей грудью:

- Стой!

Никто не шевельнулся.

Напрасно командиры взводов пускали в ход все испытанные средства: окрики, ругань, угрозы... Солдаты стояли без движения.

- Подлецы! Мерзавцы! - кричал на них Комаров-ский.- Не слушаетесь команды, прохвосты!

- Всех не наслушаешься! Уж больно вас много,- гудело по солдатским рядам.- Небось наш командир знает, что делает...

Д по обеим сторонам шумел народ и ободряюще поддерживал стрелков:

- Молодцы ребята! Ай да молодцы! Что в своих палить! Часок подержитесь, а там по-своему повернем!

Комаровский в бешенстве стегнул своего коня и поскакал ко дворцу. И как бросают камнями в злого пса, так вслед ему понеслись насмешки:

- Гляди, шею свернешь - век плакать заставишь!

- Миколаю почтеньице передай! Командиры взводов тоже разбежались.

Капитан Вяткин уговорил было карабинеров. Но лишь только они тронулись, снова раздалось грозное: "Стой!"

- Стой смирно и в порядке! - подняв шпагу, крикнул Розен.- Вы оттого не идете вперед, что присягали Константину. Так стой же! Я отвечаю за вас. И мою команду слушать!

- Рады стараться! - пронеслось по рядам.